Девочка из черного мрамора - Ася Александровна Плошкина
Теперь, когда с этим неприятным делом было покончено и сверток с мышиным трупом лежал в контейнере среди мусора, Тамара могла притвориться, что все в порядке. Хотя бы попробовать. Она нашла в ящике стола степлер, снова раскрыла стремянку, поднялась на верхнюю ступеньку. Кое-как стянула и закрепила края разрезанного потолка. Будто бы несколько хлипких скобок могли ее защитить. Вынесла стремянку в коридор и тихонько приставила к стене там же, где и позаимствовала в прошлый раз. Будто бы никто не обратит на это внимания. Расчесала непослушные волосы с совсем уже полинявшей синей прядью, надела джинсовую юбку и свободный джемпер, собрала тетради. Посмотрела на время: до завтрака оставалось двадцать минут. Есть, правда, совсем не хотелось, но оставаться в комнате одной хотелось еще меньше. Уже на выходе из спальни Тамару остановил телефонный звонок.
– Привет, мам! Да, все нормально… – Она старалась, чтобы голос звучал естественно, непринужденно. – Уроки? Ну как обычно. Да, вроде хвалят. Нет, больше ничего нового не говорили…
Тамара поморщилась. Где-то в глубине души она надеялась, что мама поймет что-то по ее голосу, включит ту хваленую материнскую интуицию, которой так любила хвастаться: «Мать всегда чувствует своего ребенка. Так что врать мне бесполезно!» Просто смешно. Тамара врала с завидной регулярностью, раз за разом оттачивая это мастерство, но разоблачали ее только по каким-то незначительным поводам. А в те моменты, когда родительское чутье пригодилось бы – когда ее называли долбанутой и травили, когда она прогуливала уроки, когда представляла себе, как горит ее проклятая школа, – родителей почему-то интересовало совсем другое. Вот и сейчас мама спрашивала, хвалят ли Тамару и что еще нового ей говорили. И совсем не улавливала, что там, за тысячи километров, с ее ребенком происходит что-то не то.
– А вы как? Как отдыхается?
Тамара выслушала рассказ о чистейшем пляже, хорошем питании, приветливом персонале. А также о бескультурных русских туристах, которые хамят официантам, с вечера занимают шезлонги и ходят на обед в одних плавках. И это в отеле такого уровня!
– Понятно. Обидно…
Она уже хотела закончить разговор, но мама спросила, все ли нормально с новым телефоном.
– Да, все ок, спасибо еще раз. Нет, старый так и не нашла, сама не понимаю, где я его… Ну мам! Мне тоже жалко. Да не растеряша я! Это первый телефон, который у меня пропал! Может, и найдется, конечно, но вряд ли…
После парочки маминых вздохов, наставлений и пожеланий Тамара попрощалась и нажала «отбой». Нет, увы, родители не умеют читать ее мысли и не приедут забирать ее отсюда, не требуя никаких объяснений. А рассказывать, что и эта школа ей не подходит, потому что она слышит шорохи у себя над головой и нашла на подоконнике мертвую мышь, Тамара не собиралась.
Когда она уже прикрыла за собой дверь и сделала шаг в сторону лестницы, ее слуха коснулся уже знакомый звук: шелест, царапанье, вздох. Не то из комнаты, не то с потолка, не то прямо изнутри стены. Тамара зажмурилась, тряхнула головой и поспешила на завтрак: может, если сделать вид, что ничего не слышишь и не замечаешь, все закончится?
Глава 29. Самозванка
График квадратичной функции на алгебре Тамара построила быстрее всех и сама даже не поняла, как ей это удалось. Нет, она не то чтобы совсем не понимала математику, но и гением себя назвать не могла. А тут…
– Впечатляюще, Тамара! – похвалила учительница. – Думаю, нужно давать тебе задачи со звездочкой. Не думала, что ты так хорошо разбираешься в предмете, судя по оценкам из предыдущей школы…
Тамара перехватила недоверчивый взгляд Леры и уткнулась носом в тетрадь. В другой раз такой триумф ее, может, и порадовал бы, но не сейчас. Оказывается, получать похвалу и хорошие оценки приятно только тогда, когда ты это заслужила – долго готовилась, много старалась или хотя бы просто оказалась шустрой и сообразительной. А когда ты не ударила пальцем о палец для хорошего результата… Тамара почувствовала себя обманщицей. Самозванкой. Подсадной уткой, как сказала в прошлый раз Лера.
До конца урока оставалось пятнадцать минут. Пока остальные трудились над самостоятельной работой, Тамара стала рассеянно водить ручкой по тетрадному листу и уже через несколько мгновений провалилась в вязкую, мутную мглу, сквозь которую проступала изредка собственная рука, линии рисунка и еще что-то темное, влажное, окутанное сырым, гнилостным металлическим ароматом.
Когда Тамара вынырнула, перед ней лежал рисунок, сделанный обычной синей шариковой ручкой. И тем не менее по-прежнему очень похожий на акварели и наброски, найденные на чердаке. На работы Ангелики Нойманн.
Огонь. Снова огонь. Тамаре показалось, что он преследовал ее. Лицей, затем опаливший ей руку костер на берегу, затем эти рисунки, снова и снова. На этот раз пламя обнимало птицу – черного лебедя, выгнувшего шею и бьющего огромными крыльями. Во все стороны летели его перья – и тоже превращались в искры и огненные языки. А где-то в переплетении линий и штрихов можно было угадать силуэт дома, полностью утонувшего в огне.
Глядя на эти летучие всполохи, Тамара вдруг почувствовала глубоко внутри искорку странного злорадства. Даже торжества. В книгах пишут, что настоящее, большое пламя, а не какой-нибудь жалкий прирученный костерок, на котором жарят зефирки, – не потрескивает, а ревет. Гудит. Беснуется. Крушит все на своем пути. Тамаре захотелось увидеть это своими глазами. Услышать своими ушами. Как вздымается в небо желто-черный столб огня и дыма, как с грохотом ломаются и падают перекрытия, как пляшут на ее лице отсветы пламени…
Мелодичный звонок избавил Тамару от этих мыслей. Она захлопнула тетрадь, собрала вещи и вышла из класса. Ее нагнала Полина.
– Ты и правда молодец.
– Да брось. – Тамара поморщилась.
– Почему? С алгеброй у тебя все здорово… И рисунок отличный. – Она подмигнула. – Извини, пожалуйста, я не подглядывала, просто случайно увидела.
– А, это… Спасибо. – Тамара отчаянно хотела закончить этот разговор, но так, чтобы не обидеть Полю.
– Посмотрела на твой рисунок и почему-то вспомнила мифы Древней Греции. Там были такие птицы, которые ели людей и разбрасывались острыми металлическими перьями. Кажется, они назывались симфолийскими или стимфалийскими. Меня в детстве очень пугал этот момент.
– Да уж…
Птицы, птицы. Стальные крылатые чудовища. Огромные мстительные фурии. Перья, которые убивают, острые металлические клювы и когти.
– Ты после уроков
