User - o bdf4013bc3250c39
246
угодить на зону. Что именно такой финал ему предстоит, не предприми он
никаких мер, было несомненным.
Но думать было трудно, ох как трудно, совершенно невозможно! Этому еще
мешала как всегда некстати накатывающая менжа. Он понимал, что ночь ему
предстоит чудовищная, с бессонницей, холодным потом и жутким отчаянием.
«Вот почему отбирают все перед тем, как сюда запихнуть, - мелькнуло у него.
– Чтобы несчастный не нашел ни одной вещи, с помощью которой можно
лишить себя жизни!.. Это, конечно, самая основная причина того шмона, что
устроил мне этот амбал дежурный!.. Ну и, конечно, то, чтобы помучился
человек без курения, без общения, чтобы помощи ниоткуда не ждал…» - и
Добряков даже воспрянул от таких умозаключений: значит, осталась еще
способность размышлять, значит, не все так безнадежно!
Впрочем, он тут же горько усмехнулся: «Размышляй, не размышляй – что
толку? Мне вот, например, сейчас адвокат нужен как никто другой. А где я
его возьму, когда у меня телефон и тот отняли?»
Однако сама мысль об адвокате показалась ему спасительной. Неважно, что
найти его трудно, практические невозможно. Одно то, что адвокаты имеются
и на них можно рассчитывать в несчастье, уже чуточку приободрило его.
«Так, это уже хорошо, - думал он. – Где его найти, это я еще обмозгую. А
теперь покурить бы неплохо. Как ведь тяжко без курения и без глотка пива!»
Он тяжело встал, подошел к тяжелой двери и тяжело, с большим трудом
стукнул в нее непослушным кулаком. Ощущение было такое, что ударил по
толстенному стволу дерева и ни один листик на нем не колыхнулся. Как же
быть? Он боялся гнева дежурного, но в то же время страсть как хотел курить.
Он снова постучал, уже настойчивее, уже и носком ботинка помог.
Прислушался, подождал еще немного. Хотел было постучать еще раз, но
дверь открылась, покатилась в сторону на своих рельсах и явила взору
Добрякова уже совсем другого милиционера. Этот был щупленьким и
смотрел на узника уже совсем дружелюбно.
«Во как, - удивился Добряков. – Неужто у них такие бывают?»
247
Милиционер молчал и смотрел на него выжидающе.
- Я тут… - растерялся Добряков, но быстро спохватился, понимая, что
медлить не в его интересах, и заговорил увереннее и по делу: - Мне бы
покурить, если можно. Ваш… ну, предшествующий дежурный забрал у меня
сигареты… А мне так покурить хочется… И еще в туалет, если можно…
- Можно, чего же, - кивнул новый дежурный. – Выходите, туалет сразу тут, -
он провел рукой в сторону от двери.
Добряков перешагнул порог и увидел дверь с прибитой к ней табличкой
«Туалет».
- Заходите, - даже не скомандовал а мягким голосом пригласил милиционер. –
Только дверь не закрывайте, я должен вас видеть. Таковы правила.
- Хорошо, спасибо, - согласился Добряков и шагнул к унитазу. Все время, пока он справлял нужду, милиционер стоял сзади и смотрел за ним. Когда
Добряков нажал кнопку на унитазе и вышел, дежурный так же дружелюбно
сказал:
- Входите обратно, сигареты я сейчас принесу.
Принес он не только сигареты, но и (вот чудеса!) пустую жестяную
коробочку из-под консервов.
- Это в качестве пепельницы, - пояснил он. – Только, знаете, курите поближе
к окошку, чтобы дым лучше вытягивался, ладно?
Добряков опешил: здесь, оказывается, еще и его согласия спрашивали! Но
возражать, конечно, не стал, а поблагодарил и закурил, приблизившись к
окошку. Дверь закрылась.
«Интересно, а позвонить мне он разрешит? – воодушевился Добряков. – Я
ведь имею право на один звонок. Имею, точно. Только вот кому звонить-то?
Матери в Сибирь? Расстраивать только, отец и так плох. Кому еще и надо ли
вообще?» - он снова приуныл, понимая, что вряд ли кто-нибудь сможет
помочь ему в сейчас. Он присел на нары, докурил сигарету и раздавил окурок
в импровизированной пепельнице.
«А, была не была, позвоню! - решил он. – А там как ей совесть подскажет…»
248
Он снова подошел к двери и снова негромко, но настойчиво постучал в нее
несколько раз. Дверь открыл тот же милиционер и все так же беззлобно
воззрился на него.
- Мне бы… позвонить, - мягко попросил Добряков. - Я ведь имею право на
один звонок…
- Имеете, - кивнул дежурный, - сейчас. Ваш телефон какой?
- Коричневый, «Сони Эриксон», «раскладушка», - торопливо затараторил
Добряков, опасаясь, как бы вдруг милиционер не смахнул личину
добродушия и не превратился в привычного, классического сотрудника
правоохранительных органов.
- Но опять же в моем присутствии, - уточнил дежурный.
- Не возражаю, - выпалил Добряков, но тут же спохватился: ему в его
состоянии еще и возражать! Но быстро поправился: - Я совсем кратко, только
скажу, где я нахожусь, а то люди будут волноваться…
Дежурный принес «раскладушку», протянул Добрякову, и тот быстро нашел
нужный контакт.
Потянулись длинные гудки - пять, шесть, семь.
«Хорошо, что не отключен», - мелькнула мысль. Но никто не отвечал.
- Что же это, - бормотал Добряков, - не слышат, что ли?..
- Вы не переживайте, попозже можно, я ведь вижу, что вы еще не говорили.
- Да? Попозже можно? – спросил Добряков и уже хотел отключить телефон,
как послышался щелчок, а потом невеселый голос Зины:
- Вообще-то, честно говоря, не хотела с тобой разговаривать. Мразь ты все-
таки большая! – по ее голосу он понял, что она не трезва, но тем не менее
способна воспринимать сказанное. – Чего надо-то?
- Понимаешь, тут такое… у меня всего один звонок… дали вот телефон, -
сбиваясь, зачастил Добряков. – В общем, я в милиции, задержали меня…
- В какой милиции? – ее голос сразу посуровел.
- Ну, в нашем отделении, на Кочновской улице, - пояснил он. – Только что
арестовали и привезли…
249
- Вас не арестовали, а задержали, - поправил его дежурный. – решение об
аресте примет следователь, а санкционирует прокурор.
- Да, да, - закивал Добряков. – Да нет, не тебе, тут поясняют мне, что меня
пока что задержали…
- За что? – добивалась она вразумительного ответа.
- Да этого, соседа моего, Рюмина, помнишь, приголубил. Видать, серьезно.
Он телегу накатал… И вот, забрали…
- Та-а-к, - протянула она. – Чувствовала я, что с твоим соседом добром не
кончится. И зачем ты только вообще трогал его?
- Ну, это длинный разговор, а у меня время ограничено (дежурный сделал
жест, означавший, видимо: «Ничего, говорите, сколько нужно!»). Да и не
хочется по телефону-то… Одним словом, немного даже из-за тебя…
- Еще не легче!.. Погоди, я выпью, - Добряков услышал звон посуды, а потом
в трубку донеслись ее шумный выдох и сделавшийся металлическим голос: -
Тебя кто-то допрашивал?
- Да нет, ночь ведь уже. Завтра только следователь будет…
- Спроси, когда следователь приходит.
- Простите, а во сколько придет… ну, следователь, который будет со мной
разбираться? – спросил Добряков дежурного, отстранив телефон от уха.
- Работа начинается в восемь часов утра, - ответил милиционер.
- Говорят, что в восемь придет, - сказал Добряков, снова поднеся телефон к
уху.
- Тогда сейчас я все равно тебе ничем не помогу, - в голосе Зины Добряков
снова почувствовал едва уловимую силу и уверенность, которые так
приглянулись ему в этой женщине. – Спи до утра. А к восьми я подойду.
Понял?
- Понял, Зина. Спасибо тебе. Я буду ждать… И еще… прости меня, если
можешь…
- Это другая тема, об этом потом, - отрезала она. – А пока что с твоим
арестом надо разобраться. С задержанием, то есть.
250
- Конечно, разумеется, - поддакивал Добряков. – Я буду ждать, - и отключил
связь.
- Спасибо, - он протянул телефон дежурному, вернулся в камеру и лег на
нары. Когда дверь затворилась, снова закурил.
Конечно, неплохо было бы и выпить чего-нибудь, желательно вместе с Зиной, но даже один ее голос сделал чудо – Добряков совсем перестал бояться.
Такая уж уверенность исходила от этой женщины, и какой же он был дурак, что нынче утром… что… ну да ему, видно, так и надо. И поделом! Но если у
нее все получится, он по гроб жизни в неоплатном долгу перед ней!
Так или примерно так, но уж точно в таких чувствах Добряков докурил
сигарету и устроился на нарах поудобнее. Теперь можно попытаться уснуть, теперь он не один.
Он поворочался немного, подкладывая под голову поочередно то одну руку, то другую, потом плюнул на эти бесплодные попытки и нашел самое удобное
положение в этой ситуации – лег на спину, сцепил руки на затылке, положил
на них голову и, с грехом пополам угнездившись, успокоился и закрыл глаза.
«Теперь остается только молиться на Зину, - думал он. – Больше не на кого…
А у нее получится, должно получиться!»
Он вскочил, сел на жестких нарах, свесив ноги. Уснуть не получалось: