Меган Уолен Тернер - Царица Аттолии (ЛП)
— Младший брат наследника.
— Да. Следовательно, они будут заняты в течении нескольких ближайших лет, не так ли?
— Я на это надеюсь, — сказала Аттолия.
— Вы знаете… — Эддис поколебалась, не зная, насколько искренна она может быть с царицей.
— Продолжайте. — Аттолия склонила голову.
— Я хочу сказать, вы становитесь похожей на горностая, когда улыбаетесь вот так.
— Вам нравится? — Аттолия продолжала улыбаться. — Вы тоже не кажетесь простушкой.
— Надеюсь.
Обе дамы несколько секунд помолчали в счастливом согласии.
Эддис оглянулась, как будто только сейчас вспомнив о вопросе, терзавшем ее много часов.
— А где Евгенидис? — спросила она.
Мгновение Аттолия оставалась неподвижна, ее улыбка исчезла, как ни бывало. Лошадь под ней вскинула голову, словно удила потревожили ее нежный рот.
— Заперт у себя в комнате, — решительно ответила Аттолия. — В Эфрате.
Теперь улыбка ушла с лица Эддис.
— Я приказала отпустить прочих заключенных, — объяснила Аттолия. — Забыла, что его заперли отдельно. Сомневаюсь, что мой дворецкий выпустит его без специального указания.
— Вы забыли? — переспросила Эддис.
— Я забыла, — твердо сказала Аттолия, и Эддис не осмелилась противоречить ей.
— Вы выйдете за него замуж? — решилась спросить Эддис.
— Как и обещала, — отрезала Аттолия и повернула лошадь прочь.
Эддис последовала за ней. Когда они присоединились к своим офицерам, Аттолия принялась энергично раздавать приказы, а потом поехала дальше, направляясь к Эфрате и не дожидаясь Эддис.
Курьер Аттолии пояснил, что основная часть ее сил вернется в свой лагерь по мосту через Сеперхи. Аттолия с немногочисленной охраной поедет к Эфрате вдоль побережья. Тропа была узкой, но этот путь намного короче.
— Тогда мы сделаем то же самое, — заявила Эддис и отдала приказ собственным офицерам. Отец Евгенидиса и ее личная гвардия остались с ней для поездки в Эфрату.
— Что вы думаете? — спросил военный министр свою царицу.
— Я не знаю, что и думать, — ответила она. — Предполагаю, я должна делать то же, что и раньше.
— Хм? — поинтересовался министр.
— Верить Евгенидису, — сказала она, пожимая плечами.
* * *Во дворе Мегарона Аттолия спрыгнула с лошади и бросила поводья конюху. Она шагнула вверх по лестнице ко входу в атриум в передней части дворца. Ее дворецкий и капитан гвардии ждали там.
— Ваше Величество, мидийский посол…
— Не говорите мне о мидийском после, — сказала Аттолия. — Вор Эддиса все еще заперт?
— Ваше Величество не дали никаких распоряжений, — нерешительно начал дворецкий, — и я боюсь, что посол Нахусерех…
— Я сказала, что не хочу ничего слышать о Нахусерехе, — перебила Аттолия. — Дайте мне ключ от комнаты Вора.
Дворецкий послушно опустил руку к нескольким кольцам с ключами, закрепленным у пояса, и снял одно из них. Он отделил нужный ключ от остальных и протянул его царице.
— Этот ключ, Ваше Величество.
Осторожно, чтобы не выпустить ключ и не перепутать его с остальными, Аттолия взяла ключ с кольцом и зашагала прочь.
Гвардеец посмотрел на дворецкого, тот посмотрел на капитана, подняв брови и покачав головой.
Эддис въехала во двор и увидела царицу. Она тоже спрыгнула с лошади и, оставив свою свиту осваиваться самостоятельно, поспешила вверх по лестнице за Аттолией. Она прошла мимо дворецкого, но гвардейский капитан поймал ее за локоть.
— А вы, молодой человек, — сказал он, останавливая ее, — куда направляетесь?
Эддис обернулась. Капитану достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в своей ошибке. Он убрал руку, и Эддис, не говоря ни слова, последовала за Аттолией.
Когда она скрылась, капитан снова посмотрел на дворецкого, встряхнув рукой, словно коснулся горячего чайника.
— Да, этот взгляд похож на раскаленный свинец, — согласился дворецкий. — Вы не пойдете за ними?
— Нет уж, — сказал капитан. — Предпочитаю оказаться подальше, когда они начнут ломать копья.
Он вышел во двор, чтобы предложить свои услуги по урегулированию возникшего там после прибытия аттолийский и эддисийских офицеров хаоса.
* * *Ключ повернулся в хорошо смазанном замке, и дверь легко открылась. Евгенидис сидел на полу, поджав под себя ноги. Его голова и плечи покоились на кровати, одна рука упала на подушку. Правая рука с крюком лежала на коленях. Его глаза были закрыты. Он не шевелился. Аттолия замерла в дверном проеме, ожидая его пробуждения. На полу рядом с кроватью стоял поднос с остатками еды и кубком для вина. Кубок опрокинулся, выплеснув осадок на пол.
Аттолия стояла, замерев на пороге, словно преступила божественное таинство и была обращена в камень. Она думала о Нахусерехе. Сколько яда осталось в его распоряжении? Сколько союзников у него среди баронов? Насколько легко было ему устроить смерть удачливого соперника? Она должна была выслушать своего дворецкого. Он предупредил бы, что ждет ее в этой комнате. Как она была неразумна и неосторожна.
Как жестоки боги, подумала она, пославшие ей мальчика, которого она полюбила, сама того не сознавая. Как логично, что жених, которого она выбрала сама, был отравлен. Кто сможет оспорить справедливость богов?
За ее спиной раздались шаги. Эддис, подумала Аттолия, не поверит, что кто-то, кроме нее, виноват в смерти мальчика. Она осталась стоять в дверях, а ее соперница быстро прошла мимо. Эддис скользнула в дверь, не коснувшись ее, только слегка зацепив рукавом туники.
За то время, которое потребовалось второй царице, чтобы зайти в комнату, Аттолия успела увидеть свое будущее. Эддис вернется к войне. Сунис возобновит свои атаки, Мидия будет помогать всем, кроме Аттолии. Ничто из этого не имело значения. Аттолия всегда была одинока, но никогда еще она не чувствовала себя настолько опустошенной. Она проклинала себя за глупость. Как она могла полюбить этого вора? Мальчика с едва пробивающейся бородой, полная бессмыслица, сказала она себе. Лжец, подумала она, враг, угроза. Он был храбр, сказал голос внутри нее, он был верен. Верен, но не мне, ответила она. Храбр, но не ради меня. Верен и смел, повторил голос. И глуп, возразила она. Глупый и мертвый мальчишка. Ей стало плохо от этой черной пустоты в сердце.
Эддис, пройдя мимо Аттолии, остановилась между ней и кроватью. Она посмотрела на тело Евгенидиса и повернулась к царице.
— Он спит, — сказала она.
Аттолия отвела глаза от своего будущего, чтобы сосредоточиться на Эддис.
— Просто спит, — успокоила ее Эддис.
При звуке ее голоса голова Евгенидиса немного повернулась, но он не проснулся. Аттолия, заметив его движение, вздохнула и прижала руку к груди, где еще пульсировала боль.
Эддис наклонилась над Вором и ткнула его в плечо.
— Проснись, — сказала она.
Пытаясь открыть глаза, Евгенидис не мог понять, где он находится. Он очень мало спал после того, как солдаты Ксенофонта проделали последнюю часть пути на лодках, чтобы высадиться на берег у Эфраты. Он плыл вдоль берега, поднялся в горы по лестнице, ехал вниз по склону горы, командовал бесполезной схваткой и снова оказался в Эфрате. Когда охранник запер его в маленькой комнате, он ходил из угла в угол, не давая себе заснуть, мучительно колеблясь между страхом и надеждой, пока не миновала долгая ночь. Его рука отчаянно болела, но он не пытался снять манжету. Он боялся, что не сможет одеть ее обратно, и хотел встретить свою судьбу, не пряча обрубок руки в рукаве. Дважды кто-то приносил ему еду, к которой он не прикоснулся, и один раз охранник вывел его по нужде. Стражник не был дружелюбен, и Евгенидис не решился расспросить его о новостях.
Наконец, во второй половине нового дня он увидел из узкого окна эддисийских солдат, марширующих за стенами Мегарона бок о бок с аттолийскими. Это показалось ему хорошим знаком. Позже пришла молодая женщина со свежей пищей и сказала, что все пленные эддисийцы освобождены, а мидийский посол заперт в своей комнате. Она не знала, чем закончился бой по ту сторону хребта, но для Евгенидиса эти две новости были признаком несомненного успеха, поэтому он уселся на пол рядом с кроватью и съел всю принесенную ею пищу. Ни стула ни стола в комнате не было. Служанка рассмеялась и сказала, что ему не нужно спешить, она вернется за подносом позже. Потом она ушла, а он так устал, что даже боль в руке не могла заставить его бодрствовать. Он на мгновение, как ему показалось, положил голову на кровать и проспал несколько часов, не услышав ни звяканья ключа в замке, ни голосов.
Когда Эддис толкнула его, первой мыслью было, что все его тело болит, значит он сидит прикованный в тюремной камере в Сунисе. Потом ему почудилось, что он покинул тюрьму и, должно быть, Пол или халдей Суниса будят его. Он не хотел видеть Пола, потому что Пол опять будет заставлять его лезть на лошадь.
