Предназначение человека. От Книги Бытия до «Происхождения видов» - Сэмюэл Уилкинсон
Глава 10
Хорошее общество
В конце 1840-х годов Джон Хамфри Нойес основал общину Онайда, воплотившую в себе одну из самых долгих попыток воссоздания общинной жизни в истории США. Будучи проповедником, Нойес полагал, что совершенная общественная система возможна и в земном мире. Сам он родился в Вермонте в 1811 году. Позже, испытав ряд личных религиозных переживаний, он поступил в Йельский университет, где начал изучать теологию. В каком-то плане идеи Нойеса были невероятно прогрессивны: он выступал сторонником более эгалитарного взгляда на роль женщины в обществе и даже участвовал в организации одного из первых аболиционистских обществ в США. Однако по многим другим вопросам во время учебы в Йеле он занимал все более жесткую и радикальную позицию, граничащую с анархией и мятежом («Я отрекся от деятельного сотрудничества с ними [правительством США].
Они – угнетатели той земли, на которой я сейчас живу»; «Моя надежда на тысячелетнее царство Христа начинается… с ниспровержения этой нации»[498]). Еще более странные и радикальные его идеи – в том числе вера в собственную безгрешность[499], привели к тому, что профессора заклеймили как еретика и исключили из Йельской школы богословия[500].
Это происшествие не смутило, а скорее раззадорило Нойеса[501]. Вскоре он вернулся в Вермонт, где и приступил к устроению нового общественного порядка. Нойес хотел разрушить институты семьи и брака в надежде, что после этого «верность выйдет за пределы семейного круга, распространившись на всю общину»[502]. Решив, что его «особые отношения с Богом избавляют его от необходимости подчиняться традиционным моральным нормам»[503], Нойес учредил в кругу последователей так называемый «групповой брак», предполагавший, что каждый мужчина в общине находится в браке (благословенном Богом) с каждой женщиной. Частая смена сексуальных партнеров одобрялась, если оба взрослых давали на это согласие. Активно поощрялся и контроль рождаемости – под видом принуждения мужчин к самодисциплине. Вскоре этот противоречивый подход к устроению семейной жизни привел к конфликту с соседями вермонтской общины, из-за чего Нойес и его последователи перебрались в город Онайда, расположенный в северной части штата Нью-Йорк, примерно в пятнадцати километрах к востоку от города Сиракьюс.
В Нью-Йорке Нойес трудился не покладая рук, стремясь завоевать сердца новых сторонников. Со временем община Онайда расширилась почти до трехсот человек, а еще в нескольких городах (Уоллингфорд, штат Коннектикут; Ньюарк, штат Нью-Джерси, и Бруклин, штат Нью-Йорк) возникли дочерние общины.
Уже в Онайде Нойес преобразовал систему группового брака и создал механизм для приема новых членов в общину. Когда подростки приближались к взрослому возрасту, для них подбирались партнеры, часто намного старше и опытнее, чем они. Те, чья верность религиозному ордену была не столь очевидной, нередко оказывались в паре с более ревностными представителями общины, которые должны были укрепить их веру. Соития жестко контролировались и даже фиксировались в списках, причем каждое осуществлялось с предварительного одобрения самого Нойеса или главных старейшин.
Члены общины были вынуждены получать разрешение, чтобы завести ребенка, при этом дети должны были жить отдельно от родителей и воспитываться членами общины совместно. Решение о рождении и воспитании потомства выносилось официальными комиссиями. В основу всех этих нововведений легла уверенность Нойеса в том, что естественная для человека приверженность семье прямо противоречит принципам построения крепкой общины. Он решил, что сможет укрепить всеобщую приверженность высшему общественному порядку, ослабив природную связь между взрослыми и их потомками.
Вскоре Нойес понял, что заставить человека отказаться от присущих ему наклонностей, неотъемлемо связанных с самой сутью нуклеарной семьи, не так-то просто. Ревность всегда давала о себе знать, и даже сам Нойес не мог от нее избавиться. Молодым людям «часто казалась невыносимой даже сама мысль о том, чтобы делиться с кем-то своими возлюбленными»[504]. Один шестнадцатилетний мальчик угрожал убить себя, если его любимая будет с кем-то еще[505]. Решить проблему пытались постоянными проповедями о «злой природе» исключительного характера отношений, или, как его еще называли, «идолопоклоннической любви». Нойес решил ужесточить ранее принятые обычаи, чтобы люди продолжали вести себя в соответствии с его представлениями о правильной жизни в общине. Пары, стремившиеся к единобрачию, наказывались публично. Некоторые молодые люди просто убегали: как правило, все они хотели иметь сексуальные отношения с одним человеком и отказывались вступать в связь с теми, кто часто был на целое поколение старше их.
Кроме того, система совместного воспитания и обычай, заставляющий детей жить отдельно от родителей, рождали конфликты и недовольство, особенно среди женщин (Нойес полагал, что инстинктивное собственничество, свойственное матерям по отношению к их детям, препятствует всеобщему счастью). В одном из дневников мы находим запись о том, как мать, сумев ненадолго остаться наедине с сыном, расплакалась и спросила: «Сынок, ты любишь меня?» Впоследствии мальчик вспоминал об этом мгновении: «Лед в моем сердце полностью растаял. Вся бесчувственность сразу ушла. Я потянулся к маме и обнял ее за шею. Помню, как крепко она держала меня… как будто хотела, чтобы я всегда оставался в ее объятиях»[506].
Другая мать писала о том, как из раза в раз продолжала уступать «материнскому духу, порождавшему эгоизм и идолопоклонничество»[507], навещая свою дочь чаще, чем это было позволено. В наказание ей запрещали видеться с дочерью на протяжении дней и даже недель. Позже в своем дневнике ее дочь вспоминала о том, как, мельком увидев мать после двухнедельной разлуки, она «с криком бросилась к ней». Понимая, что за нарушение правил общины их разлучат снова, мать попыталась убежать. Однако дочь «устремилась следом» и, подбежав к матери, обхватила ее колени. С криком и плачем она просила маму не уходить, пока некто [предводитель общины], услышав шум, не пришел и не увел ее[508]. Другие записи позволяют предположить, что подобные случаи не были редким явлением.
Несмотря на такую неестественную форму семейной жизни, члены общины Онайда были очень трудолюбивы. Как и во многих утопических экспериментах того времени, частная собственность была в ней упразднена – всем владела община. В культуре общины Онайда работа ценилась как приятный и почетный долг. Ее участникам удалось основать несколько успешных деловых предприятий, одно из которых и по сей день остается в числе крупнейших изготовителей столового серебра в мире.
Эксперимент резко оборвался в 1879 году, спустя тридцать лет после основания общины в сельской глубинке штата Вермонт. Однажды летом посреди ночи Нойес сбежал из общины в Канаду. Он был встревожен растущей угрозой судебного преследования со стороны соседей, взбешенных его нетрадиционными учениями, а передать управление общиной в руки сына ему так и не удалось. О бегстве не знал почти никто, кроме нескольких самых верных последователей. Без Нойеса, с его харизмой и силой воли, вся культура общины испарилась в мгновение ока. Уже спустя два месяца после его тайного побега в Канаду групповой брак и совместное воспитание детей были отменены, и пусть даже ряд деловых предприятий, основанных членами общины, просуществовал еще какое-то время, с нетривиальным общественным строем наконец-то было покончено.
В предыдущей главе мы успели поговорить о том, что способствует построению хорошей жизни. Это непростой вопрос. Свою роль играет и богатство, и здоровье, и образование, и множество других факторов. Однако самый важный из них – отношения. Поскольку нашу природу (я не перестану повторять это на протяжении всей книги) сформировала эволюция, те люди, с которыми нас связывают тесные семейные узы, наиболее важны для нас как в биологическом, так и в эволюционном плане. Следовательно, мы можем утверждать, что те же семейные отношения играют решающую роль в достижении хорошей жизни.
Теперь я предлагаю несколько сменить фокус и сосредоточиться на том, что способствует формированию хорошего общества. Зигмунд Фрейд утверждал, что хорошая жизнь и хорошее общество несовместимы[509]. К счастью, он ошибался. Результаты многочисленных социологических
