Предназначение человека. От Книги Бытия до «Происхождения видов» - Сэмюэл Уилкинсон
Наблюдая за этими культурными переменами, некоторые ученые пришли к выводу, что именно финансовый стресс, вызванный рождением и воспитанием детей, связан с тем, что по уровню счастья родители немного уступают бездетным людям. Один из таких ученых – Дэвид Бланчфлауэр, экономист из Дартмутского колледжа. Когда он и его коллега Эндрю Кларк проанализировали результаты опроса (в нем приняли участие более миллиона человек), оказалось, что даже с учетом финансового стресса среди родителей наблюдается тенденция к тому, чтобы быть счастливее бездетных людей одного с ними возраста[479]. «Не дети делают вас несчастными, – сказал Бланчфлауэр в интервью журналу “Атлантик” в 2019 году, – а те проблемы и расходы, что их сопровождают. Вам приходится покупать молоко и подгузники. Отсюда и неразбериха в финансах, и все сопутствующие трудности»[480].
Еще один культурный фактор, объясняющий связь между родительством и снижением «уровня счастья», – это совмещение обязанностей в семье и на работе. Пусть даже сегодня уровень изобилия в США несопоставим с тем, что был сто лет назад, взрослые (особенно женщины, но в целом это касается и мужчин) проводят все больше и больше времени, работая вне дома. На протяжении последних десятилетий многим (особенно тем, кто трудился на низкооплачиваемой работе) приходилось работать большую часть дня, чтобы оплатить свои счета и просто дожить до завтра. В результате предполагаемый баланс «работа-жизнь» (ультрамодный термин в современном корпоративном мире) стал яблоком раздора. В странах, где трудовая политика более внимательна к институту семьи (среди прочего это внимание выражается в предоставлении продолжительного и оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком и отцу, и матери), рождение и воспитание детей приносило бы больше статистического счастья[481]. Если бы правительство, политики и культурные деятели, формирующие общественное мнение, были способны помочь нам в решении этой проблемы, люди, имевшие детей, были бы счастливее, чем бездетные.
Можно рассмотреть эту проблему под другим углом и поговорить о ней на языке экономики. Один из способов узнать, действительно ли человеку понравилась покупка, – спросить, приобретет ли он этот товар снова. Если нет, то покупка, скорее всего, не смогла сделать его счастливым – так называемое «раскаяние покупателя». Но подавляющее большинство опрошенных (91 %) ответили «да», когда их спросили, согласились бы они иметь детей, если бы знали, через что в связи с этим придется пройти. Выходит, что родителям не свойственно «раскаяние покупателя». В то же время среди бездетных чрезвычайно распространено «раскаяние некупившего». Когда бездетных взрослых старше сорока лет спрашивали, решили бы они остаться бездетными, если бы могли прожить жизнь снова, более двух третей сказали, что предпочли бы иметь детей[482].
Исследований, посвященных взаимосвязи родительства и счастья (удовлетворенности жизнью), довольно много, и все они очень сложны. С воспитанием детей часто связаны не самые приятные ощущения, но сам по себе родительский статус дарит невероятное блаженство (по крайней мере может его подарить). Большинство родителей признают, что ради детей приходится идти на невообразимые жертвы, но взамен они дают чувство глубокой радости и осмысленности бытия[483].
(Обманчивая) жажда статуса и материальных благ
Если отношения (особенно с семьей) действительно так важны для счастливой жизни, почему мы так любим их разрушать? Почему в мире так много разобщенных и проблемных семей?
Одна из причин гибели человеческих отношений заключается в дуальном потенциале человеческой природы. Как уже было сказано в предыдущих главах, мы по природе своей склонны к эгоизму, агрессии, жестокости и скупости. Очевидно, что подобные свойства характера пагубны для самых близких отношений. Эгоистичные влечения сильны, и зачастую они заставляют нас вступать в конфликт с теми, кого мы любим больше всего на свете.
Другая причина заключается в том, что в западной культуре очень высоко ценится экономический и социальный статус. Многие посвящают бóльшую часть времени карьере и работе – и в то же время многие вынуждены это делать, чтобы сводить концы с концами. В довершение всего, некоторые делают это, потому что нам как виду свойственна ненасытная жажда статуса и материальных благ. Вот что писал об этом Адам Смит: «Если стремление к пище ограничивается у каждого человека небольшой вместимостью желудка, то стремление к удобствам и украшению жилища, одежды, домашней обстановки и утвари не имеет, судя по всему, предела или каких-либо границ»[484].
Если не проявить осторожности, стремление к статусу и материальным благам может навредить нашим личным и семейным отношениям. Пусть даже профессиональные достижения действительно способны в какой-то степени укрепить наше счастье и благополучие, это не идет ни в какое сравнение с тем удовольствием, которое приносят нам искренние и благотворные личные отношения, особенно с семьей. «Борьба за индивидуальный статус, – как писал ныне покойный психиатр из Гарварда Арман Николи, – в конечном итоге оказывается пустой и исполненной разочарований, если он обретается за счет отношений»[485].
Недавние культурные революции не привели нас к хорошей жизни. В 1960–1970-х годах мы снова сосредоточили внимание на личном, и только на нем одном. И ученые, и иконы стиля в один голос твердили, что счастье и смысл жизни можно обрести лишь в выражении и удовлетворении своих личных желаний. Обязательства перед семьей – особенно те, которые возлагают на нас брак и дети – часто мешали их реализации. Карл Роджерс, один из наиболее влиятельных психологов минувшего XX столетия, с ошеломляющей уверенностью заявлял: «Единственно важный вопрос: приносит ли мой образ жизни удовлетворение мне самому, и отражает ли он то, чем я являюсь?»[486] Другие психологи и философы были только рады одобрить его эгоцентричность[487].
Вслед за этим резко снизилась наша приверженность семье и общине – и начал набирать силу индивидуализм. Во второй половине XX века частота разводов в США почти удвоилась. За тот же период коэффициент рождаемости снизился почти на 50 % – шокирующее падение. Упали и показатели нашей приверженности широким сообществам: сократилась доля людей, свидетельствующих о причастности к той или иной организации и посещающих церковь. Кроме того, мы стали тратить на благотворительность гораздо меньшую часть дискреционного дохода[488].
Чего же мы добились как общество? За последние шестьдесят лет заметно возрос уровень дохода, а также доступность образования и культурного отдыха. Появилось больше свободного времени. Но сделало ли нас это счастливее? Скорее даже наоборот. Значительно вырос уровень депрессии и тревожности. Последние 25 лет в США наблюдается стремительный рост числа самоубийств, а уровень смертности от передозировки наркотиков (употребление которых было названо медленным самоубийством[489]) достиг уровня эпидемии.
Одно кажется несомненным: чем больше людей стремится достичь личного счастья за счет отношений, тем больше у них появляется социальных проблем и тем меньше счастья они испытывают в действительности[490]. Вероятно, именно об этом психологическом феномене Иисус говорил: «Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее»[491].
Подведем итог: наша когнитивная психология формировалась в тот период эволюционного прошлого, когда жизненно важных ресурсов было невероятно мало. Из-за этого мы иногда интуитивно склонны верить в то, что обилие материальных благ сделает нас счастливее. Именно в силу этой психологической «прошивки» мы полагаем, что стоит
