Короткие истории - Леонид Хлямин
В целом же вся эта перебранка носила скорее не серьезный характер, поэтому мы в очередной раз ржали над поведением Валентиныча, и приступали к работе.
Нам приходилось его всякий раз ждать только лишь из-за того, что он умел варить, имел навыки сварщика. Мы же, могли только пилить, носить, таскать, замешивать, короче «разнорабочить».
Также, около десяти часов появлялись неспешно наши бойцы. Мы все переодевались в одной из аудиторий на первом этаже, и шли к забору.
Меня даже ностальгия, помню, какая-то глупая одолевала по всему этому строительству, – недаром же я трижды работал строителем. Это того стоило, может, – рассуждаю теперь. И предстоит ли еще? Возможно, предстоит.
Насчет отсутствия вредных привычек у Валентиныча – я переборщил, сказав, что не пьет. Очень даже пьет. Но! Исключительно за Ваш счет. От себя добавит сто рублей – и баста. Однако при всем этом Валентиныч всегда быстро пьянеет. А так, мужик он нормальный, добрый, незлобивый, сговорчивый, всегда готов пойти навстречу.
Начали мы с выкорчевывания кустов и рядом стоящих деревьев. Этим мы заняли наших бойцов. Делали они вполне все быстро. Мы с Лехой стали размечать секции забора, ставить надпилы; когда пространство вокруг освобождалось от растительности, и корни деревьев не цеплялись за секции, мы начинали пилить. Прутья у забора оказались цельными, и никак не полыми, это прибавило нам трудностей.
Пришел бывший директор, Николай Николаевич, и начал нас учить, как надо работать. Очень хотелось его послать, так как когда он подходил к нам, то качество нашей работы заметно ухудшалось. Не сказать, что он давал нам такие уж плохие советы, просто само его присутствие мешало.
Валентиныч в это время настраивал сварочный аппарат.
Первые секции забора мы отнесли на другой конец территории этого здания, и благополучно установили. Они же оказались и самыми тяжелыми.
Мы нашли трубы, примерно 12-го диаметра, вкопали их в землю, забетонировали. Получилось шикарно. Теперь к ним можно было крепить другие отрезки забора, что мы и продолжили делать.
21-го мая узнал от брата, что у него родилась дочка. Как сейчас помню: пилим мы забор, носимся туда-сюда, и приходит мне смс: «девочка!» – одно слово. Ну, тут все стало понятно. Я позвонил ему, поздравил, а вечером уже сидел с ним, и в окружении его друзей в кафе и бухал.
Потом, кстати, об этом случае написалось у меня стихотворение зимою этой. Само собой почти.
Это была замечательная вторая половина мая, как раньше, как когда-то. Часто шли дожди, и тут же выходило солнце, нас кусали комары, рос и цвел тутовник. Бойцы наши его жрали. Я давал им денег на пиво, чтобы стимулировать дополнительно их труд. Они бегали в ларек, приносили баклажки и сидели под деревьями пили. Мы им разрешали.
9.
Я бы мог написать про любую другую улицу, и любое другое место. Но я уже писал про другие вроде бы. Пусть не столь подробно. А может, и настала очередь написать вот о чем… Дело в том, что уже почти полтора года, идя на работу, я, естественным самым образом приезжаю на одно место, или правильнее, – в одно место. На Площадь Советскую. Затем иду по Баррикадной вниз.
Наш «красный» город пестрит советскими названиями побольше любого другого города России. Названия эти давным-давно утеряли свою «красность» и революционность, однако, сохранили при этом нехорошую черту всей этой «красности», – а именно облик людей, а вместе с ним и их жизненный стиль. Начну по порядку. Как смогу. Ибо, порядка в моем изложении я почти никогда не люблю, и признаю его, этот самый порядок не часто. Не часто я к нему прибегаю.
Такая же улица, как и миллион улиц. В сущности, не важно было бы о какой писать именно, – сказал я выше. Это так.
По всей ее длине тянется трамвайная линия, которая, несомненно, придает некоторую древность улице и этому месту. Линия поворачивает налево, если смотреть по направлению к Волге.
Улица напоминает старый Царицын, его часть, может. Здесь же, на Баррикадной находится ликероводочный завод. Вот названия его точного не знаю. В желтой когда-то стене завода проделано окошечко, из которого воняет. Здесь принимают бутылки. Каждое утро толкутся здесь люди очень сомнительной внешности. Я стараюсь быть лояльным к ним, когда иду мимо. Возможно, я также буду стоять с ними же когда-то. Не с ними, так с другими. Не исключено…
Место это воняет, как я уже сказал; асфальт сер и даже черен, особенно напротив этого окошечка – пункта приема. Сюда, на этот квадратик асфальта плюют, выливают оставшуюся пену, рыгают.
С опустившимися личностями любят сидеть рядом бродячие собаки. Дворовые, ничейные они мне очень нравятся, – у них умные и внимательные темные глазки. Возможно, из-за этих собак, я хорошо отношусь и к бродягам, стоящим или сидящим здесь же под деревьями. Собак обычно три: большая беспородная, отдаленно похожая на овчарку, ротвейлер крупных размеров, как выяснилось добрейшей души пес, случайно затесавшийся сюда (возможно, его бросили хозяева, или убежал, – на нем ошейник) и напоминающая лайку какая-то псина.
Прошлой зимой я купил им сосисок. Они их поглотали.
«Ротвейлерам полагается быть злыми. А ты добрый, – говорю я собаке, когда она жмется рядом, а я иду мимо».
Все три собаки боятся людей. Менее всего боится та, что похожа на овчарку. Гладиться они даются только людям, тусующимся у окошечка ликероводочного завода.
Я вспомнил, что я как-то ходил сюда заполнять резюме, хотел устроиться в охрану. Давно еще. Искал работу тогда, когда не было никакой работы. Хорошо, что не устроился. Я всегда радуюсь, когда не устраиваюсь.
Старые дома, полагаю даже, некоторые из них еще довоенные, – стоят и здесь. Я насчитал наверху улицы четыре таких дома и два дома – дореволюционной постройки. Внизу же, куда хожу я – дореволюционное здание одно – здание моей работы, построенное в 1903 году. Было здесь раньше некое «Собрание офицеров». Потом, здесь квартировали, во время войны, возможно, немцы. Поэтому осталось оно целым. Вокруг, однако же, выросло подобие нового мидл-класс райончика: высотки, дорогие машины, оборудованные детские баскетбольные площадки, и – рядом нищета, одинаковость и убогость пятиэтажек, волгоградских родимых «панелек».
Доля мистики здесь, конечно, присутствует, если разобраться; подумал я об этом относительно давно, а вот оформить это в настоящее содержание предложений смог
