Предназначение человека. От Книги Бытия до «Происхождения видов» - Сэмюэл Уилкинсон
Теория привязанности
Если оценивать «Гарвардское исследование развития взрослых» согласно современным стандартам, то оно не лишено слабых мест. Его аналитические методы довольно просты и наивны. Прежде всего, до относительно недавнего времени исследователи не принимали во внимание точку зрения женщин и даже не стремились к этому. Определения счастья и удовлетворенности жизнью (концепций, которым психологи лишь недавно попытались придать научную точность) также были не до конца ясными. С другой стороны, одно из достоинств «Гарвардского исследования» заключалось в том, что за испытуемыми наблюдали на протяжении необычайно долгого срока, и в этом плане оно обладало исключительным преимуществом. Кроме того, другие исследования подтвердили его главный вывод: отношения крайне важны для счастья человека.
Среди других трудов, проливающих свет на важнейшие аспекты данного вопроса, можно выделить исследование, проходившее под руководством Джона Боулби – английского психиатра, посвятившего свою научную деятельность важности человеческих отношений. В 1930-х годах, когда Боулби только начинал свою карьеру, огромным авторитетом обладали психоаналитические теории Зигмунда Фрейда. Фрейд утверждал, что отношения являются всего лишь средством утоления физических влечений. Младенец любит мать, потому что получает от нее молоко. Муж любит жену, потому что получает от нее секс. Эта научная школа почти не признавала наличие у людей социальных потребностей, выходящих за пределы удовлетворения своих телесных желаний. Но Боулби считал, что подобный подход не позволяет в полной мере оценить всю глубину и сложность социальных взаимодействий, в которые вступают люди[435].
Боулби решил искать доказательства важности человеческих отношений за пределами своей области знаний, в результате чего подружился с несколькими экспертами, изучавшими поведение животных[436]. Как он впоследствии заметил, его новые друзья никогда не утверждали, что главной движущей силой поведения животных является стремление удовлетворить телесные потребности[437]. «Напротив, – писал он, – все их труды строятся на предположении, согласно которому животные оказываются под влиянием множества присущих им реакций… не зависящих от физиологических потребностей и откликов, призванных поддерживать социальное взаимодействие»[438].
Очередное подтверждение своей правоты Боулби нашел в трудах своего коллеги, психиатра Рене Шпица, сделавшего ряд важных наблюдений по итогам исследования детей-сирот[439] В 1940-х годах, когда Шпиц проводил свои опыты, в приютах изо всех сил старались снизить чудовищно высокий уровень смертности. Поскольку частой причиной смерти были инфекционные заболевания (в то время антибиотики еще не изобрели), многие приюты старались любой ценой поддерживать чистоту в помещениях. К сожалению, в стремлении создать стерильные условия они зашли слишком далеко: были предприняты крайние меры, ограничивающие всяческий контакт ребенка с переносчиком микробов и любыми объектами, на которых эти микробы могли оказаться».
Кроме того, руководители приютов, по всей видимости, поддались влиянию ошибочных взглядов на воспитание детей, широко распространенных в ту эпоху и предполагавших, что излишняя материнская забота может навредить правильному развитию ребенка в ранние годы жизни. Джон Уотсон, один из наиболее авторитетных психологов того времени, занимавший пост президента Американской психологической ассоциации, настоятельно рекомендовал матерям вести себя следующим образом:
«Никогда не обнимайте и не целуйте их, никогда не позволяйте им сидеть у вас на коленях. Если без этого не обойтись, можете поцеловать их в лоб перед сном. По утрам обменивайтесь с ними рукопожатиями… Когда захотите приласкать ребенка, вспомните, что материнская любовь – опасное орудие. Орудие, способное нанести незаживающую рану, лишить ребенка счастья в младенческие годы, а затем превратить его юность в кошмар; орудие, способное погубить профессиональное будущее вашего взрослого сына или дочери, а также их надежды на счастливый брак»[440].
Изучая приюты, поверившие этому на слово, Рене Шпиц заметил, что почти все проживавшие в них дети страдали от серьезных социальных и психологических проблем. Причина, согласно его выводам, была очевидна: ограничив социальное взаимодействие детей столь радикальным образом, приюты совершенно «стерилизовали» их психику[441].
Для подтверждения своей гипотезы Шпиц провел плодотворное исследование, в котором наблюдал за двумя группами младенцев в первые годы их жизни. Дети из первой группы росли в традиционном (стерильном) приюте, а дети из второй рождались у «малолетних преступниц» – молодых матерей, которых отправляли в тюрьму, когда их дети уже готовы были появиться на свет. На протяжении первого года жизни эти дети оставались вместе с матерями в тюремной среде.
В каком-то смысле обе группы детей жили в похожих условиях. Еда, одежда, загородная среда, планировка помещений и условия гигиены в обоих учреждениях были примерно одинаковы (возможно, в чем-то приют был лучше). Ключевая разница между группами состояла в доступности социальных взаимодействий. Матери-узницы, не имевшие доступа к большинству занятий, любили своих детей до безумия и проводили большую часть времени с ними. Детям в приюте, напротив, на протяжении большей части дня не хватало простого человеческого тепла. По прошествии года между группами наблюдалась шокирующая разница. Дети, рожденные в тюрьме, были прекрасно развиты, в то время как в приюте они чахли и серьезно отставали в физическом и умственном развитии. Во всех отношениях – в физическом, интеллектуальном и социальном – младенцы, которых воспитывали матери-узницы, превосходили детей из приюта. В завершение своей работы Шпиц сделал следующий вывод: «Мы полагаем, что причиной страданий детей из приюта стало отсутствие в их перцептивной вселенной других людей… В результате… к концу первого года жизни абсолютно все их [умственные] способности были ограничены»[442]. 37 % детей из приюта умерли, а у подавляющего большинства выживших наблюдалось серьезное отставание в развитии. В то же время среди детей, рожденных матерями-узницами, не умер ни один[443].
К 1940–1950-м годам некоторые психоаналитики начали признавать, что социальные отношения оказались важнее, чем они думали. Это признание заставило Боулби объединить наблюдения Шпица и других экспертов, изучавших поведение животных, и разработать теорию, согласно которой люди обладают глубинными социальными потребностями, не зависящими от биологических. В 1958 году он поделился своими взглядами в успешной работе «Природа привязанности ребенка к матери» (The Nature of the Child’s Tie to His Mother). Так появилась теория привязанности, полноценно развитая Боулби в течение следующего десятилетия и воплощенная в его знаменитом труде «Привязанность», состоящем из трех частей.
Теория привязанности Боулби вобрала в себя и те догадки, к которым пришли ученые благодаря теории эволюции. Он заметил, что новорожденные детеныши человека абсолютно беспомощны. Все, на что способен ребенок – плач, агуканье, сосание, цепляние, улыбка[444], – делается для того, чтобы укрепить его связь с родителями (особенно с матерью) и удержать их рядом с собой. Боулби доказал, что с точки зрения эволюции подобное поведение играет важную адаптационную роль и обеспечивает ребенку крепкую связь с родителями, без которой он бы просто не выжил.
Но поведение ребенка – это лишь одна из сторон медали. Чтобы выжить (и добиться успеха в будущем), ему нужно развивать и укреплять привязанность, возникающую со стороны родителей. И он это делает. Любой, у кого есть дети, может вспомнить, какой прилив любви охватывает нас, когда мы видим первую улыбку ребенка, слышим его первый смех и первое слово. Являясь для родителей огромным эволюционным вкладом, ребенок в силу необходимости порождает в них сильнейшее чувство любви[445].
Журналистка и общественный деятель Дороти Дэй рассказывает об опыте материнства так: «Если бы я написала величайшую книгу, сочинила величайшую симфонию, создала прекраснейшую картину или высекла самую совершенную скульптуру, то восторг, порожденный моей творческой силой, все равно не превзошел бы того, что я ощутила, когда мне дали подержать моего новорожденного малыша… Ни одно человеческое существо не могло бы получить и вместить в себя тот огромный поток любви, который охватил меня после рождения моего первенца»[446]. Это чувство знакомо многим родителям. Появление на свет первого ребенка способно вдохнуть в родителей радость и любовь неведомой прежде силы – как будто в вашем сердце оказалась еще одна камера, о существовании которой вы даже не подозревали.
Мы способны чувствовать
