Тваремор 2. Месть Альфы - Евгений Юллем
Она кивнула на то, что заряжали в машину для бросания, или как эта хрень там правильно называется, я не стрелок-спортсмен.
Там стояла тачка, битком набитая… плюшевыми мишками!!!
— Плюшевые мишки!!! — охнула Лами.
— Да, господа и дамы, — обернулся к нам граф, так и не выпуская из рук ружье. — Привет, брат Джованни! А кто это прекрасная дама, нимало удивленная?
— И тебе тоже. Моя племянница, Лана. Дочь покойного брата…
— Если у тебя брат был сатаной, то это бы прокатило, — спокойно заметил граф. — Высший демон… Ходили слухи, что у тебя в окружении враги рода человеческого завелись, но…
— Сами такие, — не выдержала Лами. — Какой-то упырь мне будет выговаривать за человеческую расу?
Ох, и завелась моя подруга! Сейчас одним графом точно меньше станет! И вампиром, одновременно.
— Прошу прощения за мои дурные манеры, уважаемая госпожа, — неожиданно поклонился Рагинский. — Конечно же, племянница Джованни, как я сразу не признал? Сходство налицо.
Лами посмотрела на него — не издевается ли, стоит его вывернуть наизнанку или просто голову откусить? Но Рагинский вроде как включил серьезного. Проверял Лами на реакцию? Ну что, проверил и решил дать заднюю, пока окончательно не прибили?
Да, покачал я головой. Похоже, не все нам рады. Точнее, мне.
— А что это за геноцид плюшевых мишек? — спросила Лами.
— А, это. — он насмешливо обвел взором поле, усеянное клочьями ваты и лоскутами плюша. — Это — психотерапия такая. Мой психоаналитик сказал, что я должен расправиться с травмирующими воспоминаниями детства. А с раннего детства, насколько себя помню, меня пугали плюшевые медведи. Старшая сестра, мир ее праху, любила терроризировать меня своим долбаным Тедди Беаром. Вот психоаналитик вытащил это их моего подсознания, а я, значит, искореняю…
— Сменил бы ты к черту психоаналитика.
— Ну где сейчас профессионала взять? Тем более, из наших? А то расход слишком большой, — пожаловался граф. — Как только узнают правду…
И он выразительно провел большим пальцем по горлу.
— Ты так всех переведешь, — покачал головой я.
— И как ты Фрейда в свое время не придушил?
— Ну мы с ним не письки обсуждали и мои комплексы по поводу лошадиного размера не трогали, — гыкнул я. — С ними можно просто пить и подсказывать им ценные идеи вроде Эроса и Танатоса. Но, собственно говоря, я к тебе не за этим приехал.
— Я, в принципе, этого ждал, — сказал граф.
— Чего именно? — полюбопытствовал я.
— Разборки между Альфами.
— Ну, это было неизбежно, сам понимаешь, — пожал плечами я.
— И что ты собираешься делать? — спросил граф, поигрывая пальцем на спуске.
— А то ты не знаешь, — усмехнулся я.
— Я хочу, чтобы ты это озвучил. Только твое слово имеет вес. И напрямую, без уверток типа «ты не знаешь».
— Я убью Канаверова с Маркониным и восстановлю порядок в гнездах.
— Я так и думал, — граф вскинул двустволку.
Неприятно вот так вот смотреть в дуло ружья двенадцатого калибра. И пусть там всего хороший заряд дроби, но башку снесет капитально, так, что не восстановишься. И что на него нашло?
Глава 15
Где-то под Санкт-Петербургом, усадьба графа Рагинского
— Ты не шутишь, — сказал граф, резко убирая ствол ружья от моего носа.
— Нет, — покачал головой я. — И больше никогда не направляй на меня оружие. Последний, кто так сделал, сильно пожалел о большой мушке на стволе.
— Петрушка, бросай! — вместо ответа крикнул граф слуге, и в воздухе закувыркались две игрушки.
Б-бах! — два выстрела слились в один и то, что осталось от истерзанных тушек мишек с нелегкой судьбой, упало в траву.
— Вот так, — сказал он, переламывая ружье и поморщившись от дыма из казенников. — Пойдем дома поговорим.
Так с ружьем на плече он и повел нас к себе, в свой фамильный особняк. Который построил по легенде его прапрадедушка, но сами понимаете… Легенда есть легенда, главное — ее правильно поддерживать. И не допускать ни малейшего подозрения в ее правдивости.
Даже, если дом представлял собой типичное палацетто из Италии. Впрочем, чего только в Петербурге не встретишь? Петр с Екатериной приглашали заморских умельцев всех мастей, а те экспериментировали, как могли.
— Итак, ты решил пойти против Канаверова, — сказал он, распахивая перед нами двери гостиной, залитой солнечным светом.
— Поправочка, — сказал я. — Не я против Канаверова, а он пошел против меня и теперь я вынужден его наказать. Ты немного путаешь наши веса.
— Ну да, для вас, высших, разница между нулем и единицей или двойкой в приставке к «Альфа» имеет значение, — хохотнул он. — И вы думаете, что все, кроме вас, этим тоже озабочены?
Он подошел к бару и вынул три хайбола и бутылку виски — коньяк Рагинский не уважал.
— «Гленливет», — отсалютовал бутылкой он. — Лучший скотч во всем мире.
Он плеснул по два пальца в каждый хайбол и подал бокалы нам.
— За успех вашего безнадежного дела, — усмехнулся он, и сделал глоток. — Подчеркиваю — вашего.
— Я уже понял, — хмуро сказал я. — Сторону ты выбрать не желаешь.
— А зачем? — беззаботно спросил он. — Нам, сигмам, сугубо фиолетово, кто из вас будет нулевым, первым и далее по списку.
— Так ли уж? — прищурился я.
— Ну сам посуди. Нас не волнуют дела гнезд и дела наших лидеров. Вот тебя, например, волнует, кто будет сейчас править Российской Империей? Владимир Третий или его брат, потенциальный император Петр Пятый? От этого ничего не изменится, царская власть и Империя не пострадают. Как жили раньше, так и дальше жить будем, все равно.
— А если новый царь окажется таким, что устроит подданным веселую жизнь?
— Ну как-то можно приспособиться, — пожал плечами граф. — Главное — не принимать ничью сторону, чтобы не оказаться на неправой, или наоборот, погибнуть за правое в пересчете будущей правки истории дело. Нас это не касается, извини. И это относится не только к тебе — Канаверов с Маркониным получили бы тот же ответ. Я сражаюсь только за единственное правое дело — мое. Но прошу учесть, я не принимаю ничью сторону, ни сейчас,
