Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая - Алексей Хренов
Почти доехав до места, за пару километров до таверны, Лёха прибавил газу на относительно прямом и ровном участке и вдруг в ужасе увидел, как метрах в тридцати от него, прямо из дорожной пыли струной натягивается проволока, точно поперёк траектории его движения.
Всё, что успел сделать Лёха, так это резко отвернуть «гашетку» газа на себя… Мощный и тяговитый двигатель мгновенно поднял переднее колесо мотоцикла вверх, сделав «свечку».
— Бл*ть! — вырвалось у него, когда он дёрнул газ, и мотоцикл резко поднялся «свечой».
Приняв проволоку на двигатель и врезавшись в неё всей своей массой, мотоцикл спас Лёху — тот должен был налететь на проволоку грудью или шеей и несомненно свернул бы её. Импульс был столь силён, что проволока дёрнулась и с визгом мгновенно лопнула. Лёха сгруппировался, отпустил руль, толкнулся от подножек и вылетел из седла. Мотоцикл бешено закувыркался по дороге. И хотя скорость была всего километров тридцать–сорок, приземление на каменистую дорогу вышло жутко болезненным.
— Еб***ые пи***сы! — заорал он, скатившись по камням и почувствовав, как разодрал себе бок и бедро. Хотя облегчённый танковый шлем сохранил Лёхину бестолковку, он разодрал себе ногу, бочину и плечо, кувыркаясь по пыльной дороге.
Очнувшись, превозмогая боль во всём теле, Лёха вытащил Браунинг и постарался отползти за большой камень или даже небольшой кусок скалы, отделяющий основной ход дороги от узкой боковой дорожки, идущей вправо вбок и наверх.
От места засады появилось три преследователя, одетых по местной блатной моде — в яркие шейные платки и береты соответствующего им цвета.
Лёха передёрнул затвор, кривясь от боли в ободранных руках. Постаравшись унять дыхание, он прицелился в переднего бандита, положив руки на камень. Ствол ходил ходуном, а кровь из рассечённой брови заливала глаз, мешая целиться. Он выдохнул и тихо потянул за спусковой крючок…
Грохнул выстрел, и передний бандит взмахнул руками, выронил револьвер и упал навзничь в пыль каменного крошева дороги. Лёха выстрелил ещё раз в следующего.
Двое оставшихся рванули в стороны, прижимаясь к камням, и открыли ответный огонь. Пару раз пули высекли каменную крошку вблизи от плохинького убежища Лёхи.
— El comi! Rindete ahora! — Комиссар! Сдавайся! — заорал один бандит, отвлекая Лёхино внимание.
— Váyanse al carajo, burros apestosos! Пошли на хер! Ишаки поганые! — не остался в долгу Лёха на чисто южном диалекте.
Один бандит продолжил периодически стрелять, стараясь поймать выглядывающего из-за камней Лёху, а второй стал обходить его по дуге, прячась за камнями на другой стороне основной дороги.
— Te haremos pedazos! На ленточки порежем! — уже истерически визжал первый урод, высовываясь из-за камней и стреляя.
— «Пе*дасос»! Сейчас вам полный «пе*дасос» наступит! — тихо отвечал Лёха, целясь в обходящего его гада. Хлёстко бабахнул выстрел, урод нырнул за камни и тоже выстрелил пару раз в ответ.
Пуля выбила каменную крошку, и она больно впилась Лёхе в щёку.
— Что для тигра лишняя полоска! — Лёха зло скалил зубы, вытирая кровь рукавом.
Чуть позже Лёха с ужасом осознал, что ещё немного — и он будет виден, как на ладони, второму противнику.
Он выстрелил пару раз и, превозмогая боль, побежал, точнее похромал с максимальной скоростью вверх по тропе. Несколько раз он останавливался и, прижимаясь к скалистой стене справа, отстреливался от наседающих сзади бандитов. Лёхе пришлось поменять магазин. Осталось семь патронов, если не найти где то в карманах третий и последний запасной магазин.
Через какое-то время Лёха выдохся. Ободранные части тела нестерпимо болели, руки дрожали и ноги подкашивались. Он спрятался за небольшим выступом и присел, стараясь вжаться в нагромождение камней и стать как можно меньше. И вдруг почувствовал, как его левая нога проваливается куда-то в глубину, увлекая его за собой. Он увидел небольшой лаз куда-то в сторону и вбок от тропы и, не думая, ввинтился в него, упав внутрь и ударившись о какие-то деревянные ящики.
— А! Суки! Как же больно! — тихо скулил Лёха, размазывая сопли, кровь и грязь по морде.
Встав на колени позади баррикады из камней, через небольшую щель он хорошо видел тропу, идущую вверх. Буквально через минуту или чуть больше, за которые он успел слегка отдышаться, на тропе показались сначала первый, а затем и второй преследователь. Не заметив лаз в расщелину, они осторожно продолжили красться вверх по тропе, держа револьверы в руках.
Лёха прицелился в дальнего нападающего урода и открыл огонь, со вторым выстрелом переведя пистолет на ближайшего к нему бандита. На четвёртом выстреле он оглох от звука в замкнутом пространстве и почти перестал что либо видеть от поднявшейся вокруг пыли.
Замерев, с трудом проморгавшись и выставив ствол вперёд, он прислушался. На тропе были слышны слабые стоны и крики о помощи на испанском.
«Хрен вам по всей роже! Нефига было веревочки натягивать», — возмущенно подумал Лёха,
Он подождал ещё немного, осторожно выполз из своего убежища и, держа пистолет в двух руках и хромая на правую ногу, стал приближаться к бандитам. Дальний нападающий раскинул руки в стороны и неподвижно лежал в позе морской звезды; две дыры в груди не оставляли сомнений в его состоянии. Скорее всего он уже отчитывался перед свои богом. Ближний был ещё жив. Свалившись на край обрыва и зацепившись за острые камни, он слабо скулил, безуспешно пытаясь зажать руками разорванный окровавленный живот.
Вопросов у Лёхи к нему не было, ровно как и сомнений в только что произошедшем, и Лёха выстрелил ему в сердце, облегчив невыносимые страдания.
Перевалив оба тела через камни, Лёха отправил их в последний полёт вниз по склону.
— Adiós, cabrones apestosos! До свиданья, апесдососы вонючие! Козлы в смысле, — раздраженно пробормотал наш герой.
Минут десять Лёха потратил, чтобы кое-как перевязать свои раны и хоть чуть-чуть привести себя в порядок. Потом, заинтересовавшись, он снова, кряхтя и охая, пролез в узкий лаз. Подсвечивая себе спичками, он в полном изумлении увидел подозрительно знакомые ему небольшие ящики.
«Мы с товарищами адмиралами замудохались таскать ровно такие же!» — подумал Лёха, пребывая в совершеннейшем шоке.
Грубо и неизящно выругавшись, он достал нож из потайного кармана штанов, благо он не потерялся и не отрезал уже самому Лёхе какие нибудь ценные части организма. Он срезал пломбировку и, отщёлкнув крепления, поднял крышку на ближайшем к нему ящике. Хорошо знакомые ему, собратья лежащим в его кармане колбаскам, мешочки с колбасками вощёной бумаги скромно улыбались ему.
— Что! Опять⁈ — выдохнул он,
