Марк Марциал - Эпиграммы

Янус трижды занес, предпочитает

Силий консулом третьим видеть сына.

Не возвещал еще раб тебе и пятого часа,

А уже в гости ко мне, Цецилиан, ты пришел!

Нет четырех! И хрипят еще вызовы в суд на сегодня,

И на арене зверей все еще Флора томит!

5 Живо, Каллист! Позови из бани рабов недомытых:

Надо на стол накрывать! Цецилиан, ты присядь.

Просишь горячей воды? Еще и холодной-то нету,

И на остылом огонь не разведен очаге.

Ты приходи на заре: чего ждать тебе пятого часа?

10 Что же до завтрака, — ты, Цецилиан, опоздал.

Тот, кому видеть сады привелось у владыки Коркиры,

Все же, Энтелл, предпочтет дом и усадьбу твою.

Чтоб не побила зима винограда пурпуровых гроздьев,

Чтобы жестокий мороз Вакха даров не сгубил,

5 Твой виноградник живет, за стеклом укрываясь прозрачным,

И, хотя кисти его спрятаны, видны они.

Светятся так сквозь шелка очертания женского тела,

Камушки так перечесть можешь ты в чистой воде.

Что при желанье открыть дарованью способна природа!

10 Даже бесплодной зимой можно плоды собирать.

Удивляешься старым лишь поэтам

Ты, Вакерра, и хвалишь только мертвых.

Но прости: чтоб тебе угодным стать мне,

Умирать, право, смысла нет, Вакерра.

Кротость души какова, таково красноречие Нервы,

Мощный, однако, талант скромностью связан его.

Мог бы он полным глотком осушать Пермесские воды,

Но предпочел утолять сдержанно жажду свою,

5 На пиэрийском челе довольствуясь легким веночком

И не давая поднять славе своей паруса.

Но тем не менее он, как Тибулл современный, известен

Всем, кому по стихам ведом ученый Нерон.

206

Десять минуло лет с тех пор, как четыре ты фунта,

Постумиан, серебра мне в декабре подарил.

Большего ждал я потом (должны оставаться такими ж

Иль разрастаться дары) — мне же два фунта пришлось;

5 Третий год мне принес и четвертый еще того меньше;

В пятый же год это был только Септициев фунт;

До восьмиунцевой мы на шестой спустились тарелки;

После дана мне была чарка в полфунта всего;

Год же восьмой подарил мне чумичку меньше двух унций;

10 Дал мне девятый едва ложечку легче иглы.

Не остается для нас ничего у десятого года:

К фунтам опять четырем, Постумиан, возвратись!

207

Хоть еще не наряжена ты в пурпур

И не сглажена зубом жесткой пемзы,

За Арканом спешишь уехать, книжка.

Он в прекрасный Нарбон вернуться должен,

5 К Вотиену ученому в Патерну

И к законам и фасциям годичным.

Ты должна одинаково стремиться

И добраться туда, и встретить друга.

Как желал бы я быть тобою, книжка!

Самый мой искренний друг, Инстанций, которому равных

По благородству души и по сердечности нет,

Если ты Музе моей хочешь дать вдохновенье и силы

Для вековечных стихов, — пищу любви моей дай.

5 Ты ради Кинфии стал певцом, игривый Проперций,

В Галле талант пробужден был Ликориды красой,

Звучному славу дала Немесиды прелесть Тибуллу,

Ты же, ученый Катулл, Лесбией был вдохновлен:

И ни Пелигнами я, ни Мантуей не был бы презрен,

10 Если б Коринну имел или Алексия я.

Ты гладиатором стал, а раньше ты был окулистом.

Как гладиатор теперь делаешь то же, что врач.

Некий лингонец, пройдя на дорогу Фламиния с Текты

Поздней ночью, когда шел на квартиру свою,

Палец большой подвернул на ноге и вывихнул пятку,

И во весь рост на земле он, растянувшись, лежал.

5 Что было делать ему? Каким образом двинуться галлу?

С рослым хозяином был только мальчишка-слуга,

Да и тщедушный такой, что с трудом тащил и фонарик!

Только нечаянный тут случай бедняге помог:

Нищего тело несли вчетвером клейменные мимо

10 (Тысячу трупов таких к жалкой могиле несут).

С просьбой униженной к ним обращается немощный спутник,

Труп бездыханный скорей, где им угодно, свалить.

Ношу сменяют рабы и, в носилки тесные тяжкий

Груз запихавши, несут, кверху высоко подняв.

15 Этого галла, Лукан, одного, пожалуй, из многих

Можно по праву назвать было б «дохлятина галл».

«Ты, пожалуйста, Марк, скажи мне правду,

Ведь охотней всего я правду слышу».

Так, и вслух мне свои читая книжки

Всякий раз, и дела ведя клиентов,

5 Просишь, Галлик, меня и умоляешь.

Тяжело отказать мне в том, что просишь!

Ну так слушай же, что́ правдивей правды:

Неохотно ты, Галлик, слышишь правду.

Либер, сладчайший предмет заботы друзей твоих верных,

Либер, чья жизнь протекать в розах достойна всегда,

Если ты мудр, то пускай ассирийским амомом блистают

Кудри твои и венок вечно цветет на челе.

5 Пусть твой прозрачный хрусталь темнеет старым фалерном,

Мягкое ложе пускай лаской любовной горит.

Тот, кто так жил и окончил свой век хотя б в середине,

Дольше прожил, чем ему было судьбою дано.

Игры, какими не грех Флегрейскую славить победу,

И торжество бы, Лиэй, в Индии справить твое,

Гиперборейский триумф украсили, но устроитель,

Стелла (о, скромность!), считать склонен ничтожными их.

5 Мало пучины ему засоренного золотом Герма

С Тагом, что шумно течет по Гесперийской стране.

Новые каждый день дары: непрерывно богатый

Тянется шнур, и в толпу сыплются кучи добра.

Иль появляется вдруг целый дождь игривых медалей,

10 Или зверей цирковых жребии щедро дают;

Или, довольная тем, что ее не терзали на играх,

Птица живая теперь пазухи полнит у всех.

Что колесницы считать и тридцать наград на ристаньях,

Хоть не всегда раздают консулы столько вдвоем?

15 Но превосходней всего здесь то, что на зрелища эти

В честь торжества твоего, Цезарь, взираешь ты сам.

Все подружки твои — или старухи,

Или гнусны и всех старух противней.

Их с собою ты водишь, их таскаешь

По пирушкам, по портикам, в театры.

5 Да! Средь них ты, Фабулла, впрямь прелестна.

Восстановляешь ты нам чудеса наших предков почтенных

И умереть не даешь, Цезарь, седым ты векам.

Ты обновляешь обряд стародавний латинской арены,

И безоружною здесь бьются рукой храбрецы.

5 Так, под главенством твоим, почитаются древние храмы:

Славен Юпитер, но с ним славен и в хижине бог.

Так, строя новое, ты воскрешаешь и прежнее, Август:

Нынешний век и былой — оба твои должники!

Не священным обрядом Диндимены,

Не супругом-быком телицы нильской

И отнюдь не богинями с богами —

Жемчугами лишь Геллия клянется.

5 Их лелеет она, целует нежно

И сестрицами, братцами зовет их,

Любит больше своих обеих дочек.

Если их, говорят, она лишится,

Не прожить от печали ей и часу.

10 Вот уж, Папириан, где очень кстати

Руки Аннея были бы Серена!

208

Август, когда подает толпа тебе слезные просьбы,

Тут же и мы подаем жалкие наши стихи,

Зная, что бог свой досуг и делам уделяет и Музам,

Зная, что наши венки также угодны тебе.

5 Август, к поэтам своим снизойди: мы — отрадная слава,

Мы — и забота твоя первая, радость твоя.

Не подобают тебе только дуб или Фебовы лавры:

Пусть и венок из плюща также венчает тебя.

КНИГА IX

Здравствуй, дорогой мой брат Тораний. Эпиграмму, не входящую в счет моих страниц, я написал светлейшему мужу Стертинию, пожелавшему поместить мой портрет в своей библиотеке. Я счел нужным написать тебе о нем, чтобы ты знал, кто такой Авит, к которому мы обращаемся. Будь здоров и жди меня в гости.

Славный, — пускай против воли своей, — как поэт величавый,

Пепел могильный кому должное поздно воздаст,

Краткие эти стихи пусть живут под нашим портретом,

Что поместил ты, Авит, меж достославных мужей:

5 «Тот я, кто в шутках всегда среди всех останется первым:

Не восторгаешься мной, — любишь, читатель, меня.

Большие пусть о большем поют, мне ж, довольному малым,

Хватит того, что вы все вздор мой готовы читать».

Пока бог Янус — зиму, Домициан — осень