Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса
Я с подозрением относился к мужчине, но Сиджей, казалось, не была против его
присутствия, и поэтому, когда она поставила меня на пол, я продолжил борьбу с Графом.
– Так что, твой парень победил? – спросила Сиджей.
– Что?
– Твой парень. Боксер.
Граф перевернулся на спину, а я схватил кусок кожи на его шее и слегка потряс.
– Эх ты, деревенщина, – ответил мужчина.
– То есть?
– Нет, он не победил.
– О, мне жаль, Барри. Вот почему ты вернулся на два месяца раньше?
– Да уж, когда твой боец проигрывает, вряд имеет смысл отправляться во всемирный пресс-
тур… Что это Граф делает?
– Граф? – переспросила Сиджей. Услышав свое имя, Граф замер, его ноги были
растопырены в воздухе, а язык свисал, я в это время нежно тянул его кожу зубами. –
Они играют.
– Граф! Прекрати! – гневно закричал мужчина.
Граф поднялся на ноги, откинув меня в сторону, и с опущенными ушами подошел к Сиджей.
Я продолжал лежать там, где он меня скинул, и тяжело дышал.
– В чем дело, Барри?
– Ты превратила моего пса в тряпку.
– Почему? Им нравится играть вместе.
– Я не хочу, чтобы он играл с какой-то собачонкой, похожей на крысу.
– Макс не похож на крысу, Барри.
Понятно, мужчину зовут Барри.
– Ладно… Но не помню, чтобы я разрешал тебе заводить собаку, и мне однозначно
не нравится поведение Графа. Я нанял тебя, потому что, как ты сказала, у тебя большой опыт.
Так что все. Я вернулся. Можешь возвращаться к себе, дай мне отдохнуть и побыть со своим
псом.
Сиджей молчала. Я смотрел на нее, чувствуя в ней печаль и боль.
– Но… Барри, мне некуда возвращаться.
– В смысле?
– Ты сказал, уедешь на восемь-десять месяцев. Зачем мне держать еще одну квартиру, если
я собиралась жить восемь месяцев здесь.
– Ты предлагаешь, чтобы я оставил тебя здесь? – спросил Барри.
– Нет! То есть, сегодня я посплю на диване, а завтра пойду искать квартиру.
– Подожди, нет. Забудь. У меня стресс. Я целый год с ним работал, а его во втором раунде
отправили в нокаут. Можешь оставаться, я все равно собирался просто оставить здесь свои
африканские шмотки. Мы с Самантой едем на Гавайи. Так что у тебя две недели, чтобы найти
квартиру. Идет? Когда вернусь, найду кого-нибудь другого присматривать за Графом.
– То есть, я уволена?
– Так будет лучше для всех.
– Да уж, не сомневаюсь.
– Не нужно сарказма, я хорошо тебе заплатил, плюс ты бесплатно здесь жила, к тому же, как заказчик, я недоволен результатом.
– Да, правда, – ответила Сиджей.
Чуть позже Барри ушел.
– Пока, Граф, – бросил он через плечо. Граф завилял хвостом, услышав свое имя, но я
увидел, что он тоже почувствовал облегчение, когда Барри ушел.
На следующий день, когда мы вернулись с прогулки с нашим стандартным набором собак,
Сиджей ушла, оставив нас дома одних, и долго не возвращалась. Я немного поборолся
с Графом, однако вскоре это занятие стало меня раздражать, – его голова была такой большой
и сильной, что он меня ею постоянно опрокидывал.
Я спал, когда меня разбудили громкие низкие вопли, доносящиеся из спальни. Я пошел
проверить, в чем дело, и обнаружил чрезвычайно возбужденного Графа, чья голова скрылась
под кроватью. Он задыхался от восторга, а истошно вопила Сникерс, которая явно была
в ужасе. Граф был таким сильным, что ему даже удалось приподнять кровать в попытках еще
глубже залезть под нее и достать Сникерс.
Я подошел к Графу вплотную и грозно залаял. Он слишком близко подобрался к бедной
Сникерс, которая прижала уши и вжалась в дальнюю стену, и не обращал внимание на мой
лай, поэтому я бросился на него, клацая зубами.
Граф подался назад, и кровать с грохотом опустилась. Я клацал зубами и скалился на него, пока он совсем не убрался из комнаты. Мои размеры позволяли мне пролезть под кровать, но я решил не беспокоить Сникерс. Она все еще была напугана, а по опыту я знал, что если
кошка напугана, она может пустить в ход когти.
Теперь Сиджей оставляла нас одних каждый день, и Граф воспринимал ее уход как сигнал
к тому, что можно начинать изводить бедную Сникерс. Было все так: в ту же секунду, как хлопала дверь, Сникерс пулей слетала с того места, где только что спала, и исчезала
в своем убежище под кроватью; если Граф видел, как она пробегала, то исступленно бросался
за ней в погоню, врезаясь в стены на поворотах. Я тоже мчался за ними и, добежав до кровати, нырял под нее, разворачивался мордой к мокрому дрожащему носу Графа, и начинал рычать, оскалив зубы. Граф стонал от разочарования, а иногда даже лаял – в таком маленьком
пространстве звук его лая оглушал меня, но я знал, что отступать нельзя. В конце концов, Граф
терял интерес и уходил в гостиную поспать.
Но в один прекрасный день схема изменилась. Как обычно, мы пошли гулять, а когда
вернулись, Сиджей принесла контейнер, открыла дверцу и посадила туда Сникерс. Контейнер
напомнил мне тот, в котором я однажды, будучи Молли, раскачивался взад и вперед в шумном
месте. Сникерс не была рада тому, что ее посадили в контейнер, и не стала подходить ко мне, когда я ткнул носом в решетку, чтобы ее понюхать. Потом подошел Граф и стал громко
фыркать, а Сникерс попятилась от него к дальней стенке контейнера.
– Граф, – предостерегающе сказала Сиджей, и он подошел к ней проверить, не хочет ли
она дать ему угощение.
Сиджей подняла контейнер с кошкой и ушла, оставив нас одних. Я был совершенно сбит
с толку: куда она понесла Сникерс, и почему мы не пошли вместе с ней? Мы не знали, что делать, поэтому легли на полу и стали грызть резиновые игрушки.
Моя девочка вернулась одна, без Сникерс.
Куда же она дела Сникерс?
Глава двадцать третья
Следующие два дня Сиджей выводила нас на прогулку вместе с собаками, а потом оставляла
дома одних. Мы с Графом словно проводили это время. По правде говоря, когда в доме
не стало кошки, напряжение ушло из наших отношений, и мы преспокойно боролись, иногда
так долго, что засыпали друг на дружке. Точнее сказать, я засыпал на нем. Если бы Граф
на меня улегся, то вряд ли бы я заснул.
На третий день, когда мы вернулись с прогулки, возле двери нас ждала женщина. Граф, конечно же, завилял хвостом и потянул свою огромную башку к ней, а я в это время спрятался
за ногами моей девочки и стал неподвижно ждать, не перепадет ли нам угощение.
Сиджей назвала женщину «Марша». Пробыв с нами некоторое время, Марша осторожно
протянула мне руку, и, когда Сиджей очень нежно сказала мне: «Спокойно, Макс», я обнюхал
ее. Рука пахла шоколадом и собаками и еще чем-то сладким.
Мы с Графом лениво грызли друг друга, пока Сиджей и Марша разговаривали.
– Ну вот и все, – наконец произнесла Сиджей и встала.
Мы с Графом вскочили на ноги. Гулять?
– Что ж, Граф, пора прощаться. Теперь за тобой будет присматривать Марша, – сказала
Сиджей. Внезапная печаль овладела ею, когда она наклонилась и взяла голову Графа в ладони.
Я подошел, и поставил лапы ей на ногу. Я видел, что он тоже чувствовал ее печаль, потому что
его уши опустились, а вилявший хвост замер. Интересно, понимал ли он, что происходит, я –
точно нет.
– Я буду скучать по тебе, великан, – прошептала Сиджей.
– Господи, я чувствую себя ужасно, – сказала Марша.
– Все нормально. Барри имеет право, это ведь его собака.
– Да, но Граф думает, что он ваша собака. Это же очевидно. Жестоко вот так полностью
разрывать ваши отношения.
– Граф, мне очень жаль, – сказала Сиджей. В ее голосе звучало горе.
– Может, я вам буду звонить, и мы сможем где-нибудь встречаться, – предложила Марша.
Сиджей покачала головой.
– Я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Барри мгновенно вас уволит. Поверьте моему
личному опыту.
Граф скорбно положил голову на колени Сиджей, разделяя ее загадочную печаль.
Я завидовал его росту: у меня получалось только бесполезно возиться у нее в ногах, надеясь, что меня заметят.
– Ну ладно, – вздохнула Сиджей. – Приятно с вами познакомиться, Марша. Пойдем, Макс.
Она наклонилась и подняла меня – теперь я был выше Графа и смотрел на него сверху вниз.
Сиджей пристегнула поводок только к моему ошейнику, и мы все подошли к двери.
– Пока, – тихо сказала Сиджей и открыла дверь, Граф ринулся за ней наружу, таща за собой
Маршу, которая вцепилась в ошейник. Сиджей, все еще держа меня на руках, преградила ему
путь.
– Нет, Граф. Ты остаешься. Прости.
Наконец, им удалось закрыть дверь. Сиджей опустила меня на пол, и я встряхнулся, готовый
продолжать то, что мы затеяли. Граф у нас дома обрабатывал дверь, громко шкрябая лапами.
