Волков. Велесова ночь - Валерий Пылаев
Но под конец почему-то затягивалась. За окнами все так же проплывали голые деревья и столбы, никаких станций до самого Охтинского вокзала не предвиделось, однако поезд все больше и больше сбрасывал ход, пока совсем не остановился.
— Да что там такое? — недовольно проворчал мой сосед по сиденью. — Почему встали? С дорогой чего случилось?
— Машина у путей стоит… Никак, жандармы. — Усатый мужик напротив протер локтем запотевшее стекло. — Опять по вагонам паспорта смотреть пойдут, не иначе.
Я мысленно выругал себя. Не предвидел почти очевидного — того, что с моим опытом предвидеть стоило. Вряд ли кто-то из полицейских чинов решил поискать исчезнувшего невесть куда князя Горчакова в поезде на Ириновской железной дороге, однако в последние пару-тройку недель обстановка сложилась такая, что любой идущий в столицу поезд могли проверить.
И, как выяснилось, не только на вокзале в Петербурге. И даже не на станции, где собирается народ, а прямо посреди перегона, в чистом поле. Будь поблизости хотя бы с полдюжины домов или густой лес, я бы, пожалуй, рискнул сигануть из окна или через дверь и удрать, но здесь…
— Тьфу ты! — Сосед легонько стукнул кулаком по сиденью. — Да чтоб им пусто было. Час точно простоим, если не два.
— Ты бы потише, любезный, — отозвался кто-то за моей спиной. — У господ жандармов нынче разговор короткий.
Похоже, обход начали с вагона с солдатами, так что время поджимало. Еще несколько минут, и фигуры в темно-синей форме доберутся сюда. И если кто-то ненароком узнает меня, если Горчаков все-таки попался и выдал колдуну тайну моего чудесного возвращения с того света, если…
— Эй, постой! Ты куда? — Сосед неуклюже попытался поймать меня за полу пиджака. — Чемодан забыл…
— Оставь себе, — буркнул я.
Еще один прокол, но исправлять его было некогда: жандармы уже гремели сапогами где-то за спиной, и возвращаться за почти пустым саквояжем я не собирался. Удирать следовало незамедлительно. Для начала в стороны головы состава, в вагон первого класса, а оттуда…
На этом мой план пока что заканчивался. Шагая по узкому проходу между сиденьями, я успел кое-как разглядеть обстановку снаружи, и складывалась она определенно не в мою пользу. Полицейских машин оказалось целых две, и справа вдоль поезда прогуливался городовой в белом кителе. Наверняка и на левой стороне дежурил его коллега. Где-то впереди машинист с кочегаром, которые вряд ли были бы рады видеть меня в кабине локомотива. Сзади подпирали жандармы — уже вовсю ругались с упрямым пассажиром, решившим отправиться в путь то ли без паспорта, то ли без билета.
Так себе математика.
Когда я махнул через сцепку, вокруг хотя бы стало тихо. Только где-то в дальнем конце вагона негромко спорили о чем-то проводники. Идти к ним я уж точно не собирался, оставаться в узком коридоре и ждать, когда проверяющие доберутся до первого класса — тем более. Оставалось только ломиться в одну из дверей: судя по публике на станциях, господа с деньгами на этом маршруте встречались нечасто, и половина купе наверняка пустовали. Места внутри не так уж много, и все же достаточно, чтобы спрятаться: вряд ли у жандармов столько рвения, чтобы лезть искать безбилетников и прочих нарушителей порядка под каждое здоровенное обтянутое бархатом «барское» кресло.
Первая дверь оказалась заперта, со второй мне тоже не повезло, а вот третья распахнулась. Без скрипа и так легко, что я от неожиданности едва не завалился вперед, стукнув подошвой ботинка об пол. Мягкий ковер приглушил шум, но я все равно на мгновение застыл, вслушиваясь в бормотание проводников.
Кажется, не услышали.
В купе было темно — свет снаружи между едва пробивался сквозь задернутые толстые шторы. Глаза привыкли не сразу, но очертания предметов намекали, что внутри никого нет. О чужом присутствии напоминал только запах духов. Что-то цветочное, летнее, подходящее скорей совсем молоденькой девушке, чем солидной матери знатного семейства. Похоже, пассажирка покинула вагон совсем недавно или…
— Что вы?.. И что вы здесь делаете⁈
Тонкая женская фигура появилась передо мной буквально из ниоткуда. Наверное, до этого дремала в огромном кресле, полностью с ним сливаясь. Или зачем-то стояла в тени в углу. Я и сейчас никак не мог различить лица — только темный силуэт на фоне окна.
— Доброго дня, сударыня. — Я снял с головы шляпу и на всякий случай поднял обе руки вверх. — Прошу меня извинить. У меня и в мыслях не было потревожить ваш…
Договорить я не успел. По купе будто прошелся порыв ветра. Шторы дернулись, посуда на столике задребезжала, а незнакомка вдруг полыхнула мощью Таланта так, что меня едва не выкинуло обратно в коридор.
— Это… это ты?!?
Глава 24
Темнота все еще скрывала черты, но голос я узнал. И все не мог поверить, пока Вяземская не отступила на шаг и не сдвинула штору в сторону, впуская в купе свет. Совсем немного, однако достаточно, чтобы мимолетное видение обрело плоть и кровь.
Лицо напротив побледнело, превращаясь в ледяную маску, а в глазах отражалось… отражался я сам. Не случайный гость, лишь немного похожий на покойного друга и любовника, а оживший мертвец, вернувшийся из-за черты, которую не дано пересечь даже самым могущественным из смертных.
Я видел одновременно и радость, и надежду, и страх. Вяземская боялась. То ли меня — неведомое чудовище, восставшее из могилы — то ли за собственный рассудок, решивший вдруг обмануть зрение и показать глазам то, чего нет и никак не может быть.
Время поджимало, но мне оставалось только терпеливо ждать. Владеющие Целители редко отличались богатым арсеналом боевых умений, однако шума испуганная женщина может наделать столько, что сюда сбегутся не только жандармы с проводниками, а еще и пассажиры — со всех вагонов разом.
Наверное, она как раз решала, что ей следует делать — или завопить, или броситься мне на шею. Но ни того, ни другого так и не успела: в проходе послышались тяжелые шаги, и через мгновение в дверь постучали. Вяземская еще больше побледнела, закусила губу…
И, схватив меня за лацканы пиджака, затолкала в угол.
— Да-да, сейчас! — уже почти нормальным голосом проговорила она, открывая дверь. — Что… что-то случилось, судари?
— Доброго дня, ваше сиятельство. Просто проверяем пассажиров. — Жандарм явно нервничал — видимо, отчаянно не хотел вызвать недовольство
