Предназначение человека. От Книги Бытия до «Происхождения видов» - Сэмюэл Уилкинсон
– РИЧАРД РЭНГЕМ
В 1859 году Чарльз Дарвин опубликовал свой труд «Происхождение видов», в котором описал теорию эволюции. В ней он по большей части оставил без внимания вопросы, касающиеся человека. Однако его коллеги незамедлительно выступили в поддержку гипотезы, гласившей, что люди произошли от обезьян или, по крайней мере, имеют с ними общего предка. В 1871 году Дарвин опубликовал еще одну книгу – «Происхождение человека», где проблемы истоков человеческого рода и поведения рассматривались сквозь призму эволюции. Идея, согласно которой в результате эволюции люди произошли от низших форм, вызвала – и продолжает вызывать по сей день – огромные разногласия.
Теория Дарвина оставалась в какой-то мере гипотетической до рубежа веков. Впрочем, в начале XX столетия были переоткрыты труды Грегора Менделя, посвященные наследуемым признакам, а позже, в 1950-х годах, ДНК была признана генетическим материалом и фундаментальной единицей наследования. Все эти открытия стали для теории эволюции большой поддержкой. Именно благодаря различным мутациям и комбинациям генов потомки отличались друг от друга. Генетические сочетания, вследствие которых возникали признаки, дающие преимущество в выживании, становились все более распространенными в пределах популяции. Это еще один способ описать естественный отбор.
В течение XX века появлялось все больше и больше научных подтверждений теории эволюции, однако многие упорно отказывались видеть в ней объяснение происхождения и поведения людей. Порой этот отказ был публичным – для примера можно вспомнить «Обезьяний процесс», о котором мы говорили в главе 1. Многие противятся данной теории и сегодня. До сих пор где-то вводятся законы, запрещающие изучение эволюции в школах; некоторые религиозные группы выступают решительно против этой теории и осуждают ее; постоянно появляются новости о людях, отказывающихся признавать себя и свое поведение результатом эволюции.
В 1970-х годах Эдвард Уилсон, биолог из Гарварда, вошел в число ученых, давших жизнь новой отрасли биологии – социо-биологии. Он внес значительный вклад в эту новую сферу еще на заре ее существования, опубликовав семисотстраничный труд под названием «Социобиология: новый синтез» (Sociobiology: The New Synthesis). Вместе с другими учеными Уилсон стремился осмыслить все формы социального поведения (в том числе и поведение людей) в контексте биологической эволюции. По мере зарождения этой новой сферы научной деятельности получили развитие несколько важных принципов, о которых уже было сказано в предыдущих главах. Среди этих принципов был и родственный отбор. В самом широком смысле социобиология должна была стать продолжением дарвиновской теории эволюции и слиянием биологической и социальной наук. В этом и состояла задача «Социобиологии» Уилсона, который подробно изучил социальное поведение микроорганизмов и животных, начиная от муравьев и термитов и заканчивая змеями и белками, а затем связал их поведение с учетом давления естественного отбора, благодаря которому оно и сформировалось. Каталог и описание поведения животных заняли порядка пятисот страниц, после чего Уилсон перешел к людям. «Давайте взглянем на человека в вольном духе естествознания, – писал он, – как будто мы – зоологи с другой планеты, составляющие каталог социальных видов на Земле… Возможно, при сравнении человека с другими видами приматов мы сумеем определить их основные особенности, незаметные на первый взгляд, и это поможет разобраться в том, как устроено более высокое социальное поведение человека»[396].
Уилсон и другие социобиологи полагали, что истоки поведения людей имеют по большей части биологическую природу. В сущности, они не развивали новую идею, а объединяли и обобщали существующие свидетельства, вследствие чего книга и была названа «Социобиология: новый синтез». Уилсон и его коллеги просто каталогизировали, организовывали и пересматривали сведения, накопившиеся со времен Дарвина, и использовали их как свидетельство того, что эволюция, действующая посредством естественного отбора, сформировала поведение всех живых существ, включая людей.
Как и «Происхождение видов» Дарвина, «Социобиология» вызвала значительные разногласия. Отклик последовал и от научного сообщества, и от прессы. В журнале «Тайм» теорию социобиологии назвали «поразительной… и тревожной»[397]. На одной научной конференции группа протестующих (настроенных довольно воинственно) подошла к Уилсону, после чего ему на голову вылили графин ледяной воды с криком: «Очнись! Все не так!»[398] Биолог Стивен Джей Гулд, коллега Уилсона в Гарварде, заявил об опасности подобных идей – а также о том, что похожие представления, связанные с биологическим детерминизмом, в прошлом использовались для оправдания евгеники (вспомните о принудительной стерилизации, проводимой с одобрения государства) и научного расизма (вспомните нацизм). Все же нельзя отрицать, что биология оказывает мощное влияние на поведение людей, и игнорирование этого факта может оказаться не менее опасным. Мао Цзэдун оправдывал свой радикальный политический режим убеждениями, согласно которым природа человека является «чистой доской».
Несомненно, социобиология помогла собрать воедино выводы и теории из разных сфер, таких как эволюционная биология, психология и антропология. Все же и широкая публика, и многие специалисты в области социальных наук по-прежнему противятся жесткому биологическому подходу, который приписывает всю ответственность за наше поведение нашим генам[399]. С моей точки зрения, главная ошибка социобиологии состоит как раз в том, что она не сумела в полной мере включить человеческую свободу в комплекс своих воззрений на природу людей.
Как раз за несколько лет до появления социобиологии Рене Дюбо написал книгу «Такое человечное животное» (So Human an Animal), получившую Пулитцеровскую премию. Дюбо, знаменитый микробиолог, занимался наукой в Рокфеллеровском институте медицинских исследований, где и совершил ряд важных открытий, связанных с развитием антибиотиков и устойчивостью к ним. В своей книге Дюбо в высшей степени критично относится к утверждению, будто биологический детерминизм исключает свободу воли. «Данный подход, – пишет он, – никак не затрагивает природу человеческой свободы… Возможно, способность выбирать между идеями и вероятным образом действий является наиболее важным из всех человеческих свойств»[400]. Далее он продолжает:
«Человеческая свобода имеет власть раскрывать наш врожденный потенциал, способность выбирать из различных вариантов, а также готовность брать на себя ответственность. Все эти и другие формы активности, подразумевающие выбор и волевой акт, превосходят тот род детерминизма, которым объясняет деятельность машины. Само употребление слова “машина”, в сущности, указывает на концептуальные трудности, возникающие из-за узких детерминистских воззрений… Тело человека – это механизм, составленный из атомов, в том плане, что его структура и функции подчиняются законам неживой материи. Однако… сам человек может контролировать свою деятельность, направленную на определенные цели – жизненные цели, которые он выбирает сам. Даже среди классических материалистов мало кто будет спорить с тем… что человек становится человеком в полном смысле слова лишь в тот момент, когда принимает решение и проявляет свободу воли»[401].
Слишком многие биологи пришли к неверному выводу, что эволюция лишила нас свободы[402]. По-видимому, даже сам Уилсон считал, что в том случае, если теория эволюции окажется верной, придется смириться с тем, что «мы – биологические существа и души наши не могут воспарить ввысь»[403]. Руководствуясь подобными взглядами, многие ученые воспринимают людей как биологически запрограммированные машины, в которых нет места свободе воли.
Пусть об этом говорят не часто и не всерьез, но именно по этой причине применение теории эволюции к людям стало настолько отталкивающим. Всем нам знакомо прекрасное чувство свободы воли, и неудивительно, что многие, когда слышат о том, что теория эволюции ее не приемлет, могут решить, что с этой теорией что-то не так.
Я считаю ошибочным отрицание свободы воли на основании того, что все мы биологически запрограммированы на определенное поведение, ведь подобная точка зрения не принимает во внимание огромное множество свидетельств, полученных при изучении человеческого поведения. Лично мне кажется (и мы обсуждали это в главе 7), что существование свободы воли – это самое логичное и научно обоснованное заключение, которое можно сделать на основе огромного количества исследований, показавших,
