Баба Яга спасает мир - Анна Каракова
– Вы чего?! Это же яблоко для БабЗины!
– Только один кусочек. Маленький, – просипела Яга. – Бабе Зине твоей тоже хватит.
Делать нечего. Сенька послушался. Откусил. И тут же почувствовал, как руки-ноги наливаются силой.
– Круто! – он подскочил. – Мне теперь море по колено!
Баба Яга тоже поднялась, огляделась. Увидела рядом бездыханного Додоныча:
– Ну-кось? – изрекла она. – Что тут у нас происходит?
Кощей всё никак не мог отлипнуть от Марьи. То ли потому, что девица сразила его своей красой и бес-страшием. То ли потому, что она по-прежнему цепко держала в руках авоську с его бессмертием.
– Ну что, Искусница, – нудел Кощей. – Пойдёшь со мной?
Марья устало вздохнула. Надоел, право.
– Можете меня убить, – уверенно сказала она. – Или превратить в ведьму, как бабушку Ядвигу! Но... нет.
– Неужто в земле лучше гнить? – поинтересовался Кощей.
– Я вас не люблю. И не полюблю, – честно призналась девица. – И никто не полюбит. Вы – злой!
Кощей вдруг озверел, замахнулся на Марью. Видать, ему тоже это всё надоело. Но тут за его спиной раздался голос Кикиморы:
– А что у меня есть...
Кощей обернулся к ней и закостенел. Увидел: Кикимора зажала в зелёной лапе две половинки иглы. Его иглы! Глаза Кощея вспыхнули как угли:
– Отдай!
Кикиморе бежать бы, а она от страха вросла босыми ногами в землю, словно дерево.
– Беги! – грозно крикнул ей Леший, как подстегнул.
Кикимора сорвалась с места, помчалась прочь.
Кощей понёсся за ней, сшибая всё на своём пути – лопухи, мухоморы, деревья и кусты. Из его пальцев летели молнии и жалили как змеи – то в спину, то за пятки.
Кикимора бежала со всех ног, пока могла. Пока не упала как подрубленная. Половинки иглы выскочили из её пригоршни. Зудя и подрагивая, полетели прямо Кощею в руки.
У всех на глазах Кощей соединил обломки в одно. Целое. Игла накалилась, засветилась оранжевым и зелёным. Авоська в руках Марьи задёргалась. Потянула к Кощею, как коза строптивая.
И тут между ними вклинилась Яга – как кинжал воткнули. Игла распалась на две половинки. А Кощей расстроился, аж вспотел.
Сенька тем временем бросился Искуснице помогать. Вцепился в авоську – и вовремя. Марья ослабла, чуть не отпустила гремучий шар.
Кощей, удерживая Ягу на расстоянии вытянутой руки, снова попытался соединить иглу. Та вновь засветилась сине-алым пламенем.
Иван Додоныч тряс за плечо Кикимору, приводя в чувство. Леший подставлял ей руки-сучки, помогал подняться.
Сенька выдернул авоську из рук Марьи, осмотрелся и припустил к твердыне.
– Эй, Кощей! Кочерыжка железная! Смотри, что сейчас будет! – бесстрашно кричал он.
Кощей соединил иглу. Довольно улыбнулся. И только после этого повернул голову к Сеньке:
– Хороший мальчик. Верни мне бессмертие! Я тебя озолочу.
– Ага! Счас! – закричал Сенька в ответ. И воззвал ко всем, стоящим на поляне. – Ну вы что?! Не видите ничего?! Ослепли?
В прогал, образовавшийся во мраке тучи, как последняя надежда, заглянули лучи заходящего солнца. Они пробивались сквозь прорехи твердыни, как в дырявое решето.
– Закат, – сказал Леший.
– Ох, горе-горькое! Не успели! – вцепилась в свои космы-водоросли Кикимора.
Сенька вскинул авоську над головой:
– БабЯга, дивноцвет! Бросайте!
Хитрая старуха тут же сообразила: швырнула кисет с волшебной пыльцой в твердыню. Сенька раскрутил авоську над головой и запульнул её следом.
Все окоченели и молча смотрели...
Как кулёк с бессмертием пролетел через закрывающуюся щель твердыни и приземлился с другой стороны.
Как пыльца дивноцвета рассыпалась по ветхому куполу. Тот стал на глазах заращивать трещины и дыры. И засиял, будто золотой.
Как авоська с бессмертием подкатилась к стене твердыни, словно бешеный колобок. Чёрная жижа вытекла наружу и, устремившись к Кощею, облепила искрящийся купол.
Как бессмертие Кощея, визжа и стеная, билось о твердыню, с каждым ударом становясь всё меньше, всё слабее.
Превратившись в жидкую грязь, похожую на плесень, бессмертие стекло по куполу, стало лужей.
– Погибло! – сообщил Леший.
Кощей, сжимая в руке свою совершенно бесполезную целую иглу, уставился на прозрачную стену твердыни, дико вращая глазами.
– Да чтоб вас! Окаянные! – завопил он. – Не-е-ет!
И вдруг стал уменьшаться внутри своих железных доспехов, становясь всё дряхлее, всё старее.
И вот уже покатился по траве пустой шлем с забралом.
Осыпались латы.
Звякнули шпоры.
Там, где только что был Кощей, осталась груда металлолома и горстка пепла. Последней упала игла, вонзившись в пепел, как дротик.
Глава 25
Невероятные возможности ретромобиля «Чайка»
– Получается, всё? ...Мы победили? Он больше не вернётся? – слегка ошалев, решился уточнить Сенька.
Яга подошла к кучке пепла, оставшегося от Кощея, поковыряла ботинком. Подняла иглу, внимательно изучила.
– Пока есть в людях злоба и ненависть, Кощей будет жить, – задумчиво произнесла она. – Но мы не дадим ему вернуться.
И старуха победно приколола иглу к вороту своей кофты – как медаль повесила.
Чёрная туча над куполом давно закрутилась в воронку и исчезла, поглотив саму себя. Никто и не заметил. Волшебный лес приходил в чувство. Затрещали по кустам птицы, обмениваясь важной информацией. Довольно забулькало болото, выдувая и лопая пузыри, как обычно. Всё искрилось и переливалось в последних лучах заходящего солнца. Мухоморы распахнулись как зонтики, демонстрируя весёлый горох на огромных шляпах. Заскрипела волшебная трава, распространяя кругом сладкий пьяный дух. Огромные деревья в вышине склонили кроны на плечи друг другу. Всё вокруг было ярким, сияющим, праздничным!
Яга тяжело подошла к защитному куполу, опёрлась рукой на твердыню.
Обернулась. Улыбнулась.
Кикимора, Леший, Марья и Сенька потянулись к ней, словно уставшие путники к огню.
Только Директор Главнейшего музея Иван Додонович Царский остался стоять в сторонке.
Все посмотрели на него. Он откашлялся. Потоптался. Нашёл место посуше. И вдруг бухнулся на колени.
– Люди добрые! – возопил он. – Виноват перед вами! Если можете – простите великодушно! А если нет, то и поделом мне! Нет для таких, как я, прощения!
Кикимора, Леший, Марья и Яга смотрели на Додоныча грустно, но без сожаленья. «Только тебя не хватало, – подумал про себя Сенька. – Откуда энтузиазма столько? У меня вот вообще сил не осталось...»
– Всю жизнь был уверен, что я – Иван-царевич! – продолжал Директор. – А оказалось – Иван-дурак я!
