Эргоном: Темная жатва - Михаил Ежов
— Тогда уж лучше за Мессию, — ввернул я.
— И за него тоже, — кивнул Шувалов. — Согласен?
— Отличная идея, Ваша Светлость. Но я всё сделаю сам.
— Хорошо. Полагаюсь на тебя.
Следующим ко мне притащился отец Адриан. Тоже недовольный, ясное дело. Но у него настрой был, всё же, иного толка.
Когда мы расположились в новой, только что отремонтированной гостиной, которая предназначалась специально для приёма гостей такого рода и была оснащена самыми новейшими системами безопасности и быстрого реагирования, включая ведение и аудио и видеозаписи, а также была оснащена всяческими ловушками и прочим, жрец начал так:
— Ты, сын мой, наверное, понимаешь, что сунул палку в муравейник. И не просто сунул, а знатно в нём поворошил.
— Увы, я был вынужден, святой отец. Сами знаете, кто мною руководил.
— Допустим. Но сейчас дело не в этом. Вернее, не совсем в этом. Твоё выступление привело к самым серьёзным дискуссиям в Святейшем Синоде. И мне поручено передать тебе резюме.
— С удовольствием и почтением выслушаю, к чему пришли отцы церкви.
— Ты на данный момент стал фигурой не только политической, сын мой, но и религиозной. Видит Спаситель, мы не хотели, чтобы это случилось.
— Я и сам не грезил о подобной роли, святой отец. Не я себя выбрал.
— Да-да, это понятно. Тем не менее, так или иначе, ты стал избранным. Тебя уже называют пророком и прочными звучными именами. Когда я приехал сюда, то видел собравшихся у ворот людей. Полагаю, они стоят там, желая увидеть заступника. Тебя.
Я развёл руками.
— Не могу же я их разгонять.
— И не нужно. Что сделано, то сделано. Назад не воротишь. Ты стал, в некотором роде, духовным лидером. И раз уж церковь не смогла это предотвратить, то должна это, по крайней мере, использовать.
— Вы весьма откровенны, святой отец.
— Не вижу смысла ходить вокруг да около. Ты не глупец, сын мой, и сам отлично понимаешь: я не преувеличиваю. Церковь не хочет тебя обманывать. Но просит пойти ей навстречу.
— Разумеется, я готов.
Жрец кивнул. Как мне показалось, с облегчением.
— Полагаю, ты в курсе, что по городу ползут слухи, будто ты не просто длань Спасителя, а, ни много ни мало, он сам.
Я удивлённо приподнял брови.
— Я, святой отец?
— Именно. В качестве аргументов приводится ряд совпадений с пророчеством о пришествии Мессии. И, надо признать, они, действительно, есть.
— Какие, святой отец?
— Неважно. Нам… то есть, империи, не нужен Спаситель. Но духовный лидер необходим. Слишком много волнений, слишком много конфронтаций. Требуется тот, кто сможет сплотить народ. Например, с помощью веры.
— Но я лишь скромный служитель Мессии, его инструмент.
— Скромность — это хорошо, — кивнул отец Адриан. — Никто тебя на роль Спасителя и не прочит. Это было бы уже чересчур. Но как ты смотришь на то, чтобы Церковь публично признала тебя пророком? Это выгодно и тебе, и нам. С одной стороны, ты сможешь закрепить свой статус и даже поднять его, а также получишь защиту от посягательств аристократов, которые не посмеют пойти против Церкви. С другой — мы сможем…
— Контролировать меня.
— В хорошем смысле, сын мой.
— Не сомневаюсь, святой отец. И благодарен. Мне, и правда, нужно указать путь.
— Хорошо. Значит, договорились?
— Думаю, да.
— В таком случае, — жрец подался вперёд, пристально глядя мне в глаза, — может, объяснишь, как ты лишил Дара целый род?
Ожидаемый вопрос.
Я виновато развёл руками.
— Вы не первый, кто меня об этом спрашивает. Увы, но я могу лишь повторить то, что уже говорил не раз. Мне было указание воли Спасителя через его посланника.
Мой собеседник неожиданно кивнул.
— Вот так всем всегда и отвечай, — сказал он. — Никаких иных версий. Только вера, только Мессия. Ну, а теперь давай обсудим, как действовать дальше.
Ну, и третьим, кто возжелал со мной поболтать, оказался, конечно, Его Величество. Приглашение — ну, или вызов — во дворец пришло на третий день после моего скандального интервью.
Несмотря на то, что я обещал Шувалову сидеть дома и никуда носа не высовывать, отказаться от высочайшей аудиенции было никак нельзя. Так что я выехал из замка с большой охраной. К тому времени Церковь успела объявить меня официальным пророком. Этому было посвящено несколько телепередач, газетных статей и выпусков новостей. Сработали быстро. Видимо, чтобы я не передумал. Так что теперь вокруг замка собирались уже не просто толпы. Тысячи верующих денно и нощно дежурили возле стен, надеясь увидеть меня.
Опасаться реального покушения не было причин. Фиолетовые не дураки и понимали, что любое нападение на избранника Мессии и его пророка будет приписано им, что лишь ухудшит их и без того бедственное положение. Нельзя забывать, что на их предприятиях работали верующие, и даже в войсках клана служили адепты Церкви. Уже сейчас наметился некоторый отток с заводов Фиолетовых, что подрывало их обороноспособность. Моя разведка легко вербовала сотрудников враждебного клана, о чём доложил Свечкин.
В общем, по городу я ехал со спокойным сердцем. Добрался до Белого города относительно быстро — без пробок. Даже несколько зелёных светофоров застали по пути.
Во дворец охрану взять, конечно, было невозможно. В сопровождении придворного вельможи я отправился через залы, коридоры и анфилады, прикидывая, какова вероятность, что меня попытаются прикончить здесь. По моей оценке, она была невелика. Во-первых, отсутствовала веская причина, чтобы замочить пророка, во-вторых, Белый клан просто находился не в том положении, чтобы вызывать недовольство народа. Так что я подозревал, что император намерен всего лишь выразить недовольство попытками развязать войну. Ну, и, наверное, тем, что я снова продвинулся вверх по лестнице популярности.
Царь принял меня в кабинете, где я уже бывал. Выглядел он осунувшимся, было заметно, что привычка держать спину ровно давалась ему с трудом. Видимо, даже демон, живущий в его душе, не помогал оставаться в форме.
— Садись, Николай, — проговорил Его Величество, когда я вошёл и поклонился. — Поболтаем о делах. Наслышан о твоих подвигах. Говорят, ты отнял Дар у Молчановых. Правда это?
— Полагаю, да, Ваше Величество, — ответил я, изображая смирение. — По воле Спасителя.
— Ага. По воле, значит. Ты, Николай, мне-то лапшу на старые уши не вешай, — в устремлённых на меня глазах императора светилась настороженность. Видимо, и