Искусство и наука - Джон Рескин
«Я верую в Духа Святого, Господа Животворящего»[75].
Усомнитесь в этом, и ваше собственное существование снизойдет до состояния праха, гонимого ветром, и элементы разложения проникнут в ваше сердце и душу.
Вся природа единым голосом и единодушно учит вас благоговеть перед жизнью, дарованной вам духовным Отцом. Пение и оперение птиц, аромат цветов, самое их существование находятся в связи с тайной этой дарованной жизни. И вся сила, и все искусства людей измеряются их почтением к страсти, и их попечением о чистоте любви, в которой заключается и основа их.
170. Джентльмены, – это эпитет, которым я называю в настоящее время вас и который налагает на вас обязанность домогаться в течение всей вашей жизни, чтобы и все люди по справедливости могли употреблять его, обращаясь к вам, – этот эпитет «джентль» (благородный), как вам известно, выражает глубокое уважение к расе и званию отца – за родовые достоинства и чистоту – уважение, бывшее очевидной силой Рима, когда он обладал ею, и более скрытой силой Греции. Но хорошо ли вы заметили то, что ваше саксонское слово, kindness – доброта имеет такое же отношение к kin, как gentle к gentilis?
Подумайте об этом хоть немного, и вы поймете, что, несмотря на все их обещания, ни химия, ни анатомия, ни республиканизм не в силах создать по-своему ни скотов, ни джентльменов. Порою кажется в самом деле, будто они дошли до двух Моисеевых казней и могут сфабриковать лягушек во рвах и вшей на суше, но претензии их величайших хвастунов не идут дальше этой жалкой победы.
171. Позвольте мне, друзья мои, серьезно посоветовать вам отказаться от надежды свести принцип жизни к мертвой материи, и постарайтесь направить все ваши усилия на сохранение жизни чистой и святой в живых телах, полученных вами; кроме того, не ищите ни национальной забавы в истреблении животных, ни национальной безопасности в истреблении людей; но стремитесь находить всю вашу радость в доброте, всю вашу мощь в семейной верности и в законе праотеческой чести. Может быть, теперь вы уже не найдете странным, что при начале вашего изучения естественной истории я намерен преподавать вам не анатомию, а геральдику. Но дело в том, что, научившись понимать щиты, припомнив рассказы о великих английских родах и найдя, что все искусства, прославившие их, были вдохновлены ими же, вы, несомненно, узнаете, что величайшая тайна национальной силы заключается в честной жизни, а величайшие тайны человеческого искусства – в благородстве и правдивости.
Лекция IX
История Алкионы
7 марта 1872 года
172. Я должен сегодня вкратце повторить содержание предыдущих лекций, так как нам предстоит перейти к новой отрасли нашего предмета.
Я утверждал в первых двух, что премудрость искусства и мудрость науки состоят в их бескорыстной преданности служению людям; в третьей я говорил, что искусство является только отражением нашего знания фактов и что действительность должна всегда признаваться прекраснее ее отражения. В четвертой лекции я старался показать, что мудрая скромность искусства и науки находится в справедливой оценке силы и знаний другого народа, превышающих наши собственные; в пятой, что разумное самодовольство искусства и науки зависит от естественного наслаждения нашими собственными знаниями и силой после надлежащей скромной оценки их. В шестой лекции я устанавливаю, что зрение есть явно духовная сила и что его доброта или нежность пропорциональны его ясности. Наконец в седьмой и восьмой лекциях я утверждал, что это духовное зрение, в связи с внешним видом вещей, служит источником всех необходимых знаний в искусстве и что художнику нет дела до невидимого строения органического и неорганического тела.
173. Ему нет дела до невидимого строения, но есть дело до невидимых вещей, до страсти, до исторического наслоения. И в следующих двух заключительных лекциях я надеюсь отчасти оправдаться в том, что сосредоточиваю ваше внимание на некоторых предметах, которые настолько же пренебрегались в ваших школах живописи, насколько несправедливо превозносились точные науки; я говорю о мифологии и геральдике.
Я могу только отчасти оправдаться теперь. Интерес, с каким вы отнесетесь к этим двум пренебрегаемым наукам, послужит мне самым лучшим оправданием. Но сегодня (так как мы собираемся начать наши упражнения в рисовании птиц), мне кажется, вам будет интересно пересмотреть некоторые сказания, относящиеся до естественной истории одной простой птицы, и обсудить, какое влияние, вероятно, будет иметь знакомство с подобным преданием на ваш общий взгляд на одушевленный мир.
174. Возьмем сначала пример отношений к птицам, характеризирующих, главным образом, современные английские нравы, вполне свободные от суеверий.
В вашей начальной серии вы найдете гравюру Гулда маленькой белой цапли, – самой красивой, по моему мнению, из всех птиц, посещающих или, по крайней мере, некогда посещавших наши английские берега. Крайне деликатная по форме, белоснежная по оперению, с перьями, похожими на глазурь матового серебра, изящно гибкими, расходящимися по ветру подобно струям фонтана, это создание кажется скорее живым облаком, чем птицей.
Ее можно видеть довольно часто в южной Франции и Италии. Последняя (или предпоследняя?), из известных в Англии, появилась тридцать лет тому назад, и вот как она была принята, по рассказу теперешнего счастливого владельца ее перьев и костей:
«Маленькая беленькая цапля, принадлежащая мне, – в высшей степени красивый экземпляр. Она была убита крестьянином палкой, в Ак-Карре, близ Веверлея, около 1840 года, и принесена ко мне в носовом платке, пропитанном черной липкой грязью и кровью; в таком же виде она была отослана мистеру Риду, из Донкастера, и выделана превосходно».
175. Вы сразу поймете, что крестьянин, раздробивший птицу палкой на куски кровавого мяса, не мог, в истинном смысле слова, видеть птицы; ввиду этого или чего-нибудь подобного, он не мог и получить удовольствия.
Вы понимаете, что возможность видеть птицу являлась у него прямо пропорционально его желанию не убивать ее, а наблюдать ее жизнь. Да, это общий закон: вы можете видеть какое-нибудь существо настолько, насколько вы наслаждаетесь его жизнью, но не иначе.
И разве вы не поймете, что, дав крестьянину возможность видеть как следует птицу, вы тем самым в значительной степени поможете его воспитанию?
176. Да вы, наверное, прошли бы, в конце концов, хоть треть пути к его воспитанию. Затем следовало бы достигнуть, чтобы он мог видеть человека, как следует, мог бы понять и полюбить все хорошее в нем, и, предполагая, что его хозяин человек недурной, радоваться общению с ним. Вам стало бы ясно, что таким путем он воспитался бы лучше, чем если бы его влекло, просунув ружье в изгородь, стрелять в своего
