Стейс Крамер - Мы с истекшим сроком годности
Эдриан несколько секунд молчит.
– Вы правы, я что-то действительно много на себя беру. Прошу прощения.
Закончив свою реплику, Эдриан разворачивается и уходит к толпе туристов, что скопилась у стелы.
Брис и Том так же молча направляются к обрыву.
– Мне кажется, мы лишние здесь, – говорит Фелис.
– Так, а ты про что, Фелис? – спрашивает Андреа.
– Я про то, мы не должны были ехать с вами. Мы с Эдрианом наивно полагали, что вы без нас не справитесь.
А еще больше мы ошибались в том, что думали, что вы умеете быть благодарными.
Мы переглядываемся с Андреа, и я внезапно вспоминаю сегодняшний инцидент, когда я осмелилась накричать на Фелис. Мне становится жутко неловко, стыдно, но я так и не отваживаюсь выразить свое извинение.
Как только мы добрались до хилого деревянного ограждения, что тянется вдоль всего обрыва, все мысли и разногласия вмиг улетучились. Завораживающий вид могущественного океана поглотил нас, оставив дряхлые физические оболочки на суше и забрав с собой все наше сознание. На горизонте бескрайний синий океан сливался с голубизной неба. Безумный, шквалистый ветер гонял тяжелые облака. Когда солнце скрывалось за ними и его лучи оказывались пленниками туч, океан становился еще темнее, мрачные волны с пугающей мощью разбивались об острые каменные глыбы, сварливо бурля белой пеной. Но стоило лучам пробиться сквозь облачную завесу, как Атлантика начинала переливаться синими, голубыми, зелеными красками.
– Ууууухууууу! – восклицают Томас и Брис.
– Это чертовски круто! – говорит Андреа.
– Я люблю эту жизнь! – вырывается у меня. В этот момент я почувствовала, как моя душа рвется наружу, как электрические импульсы побежали по моему телу. Я закрываю глаза и представляю, как я и все остальные резко встаем на ноги, покидаем свои кресла и бежим по зеленому склону, визжа от радости.
Открываю глаза и замечаю, что рядом со мной сидит Фил. Он кладет свою ладонь на мою. Его длинные дрожащие пальцы переплетаются с моими.
– Куасиво.
– Да… – говорю я, глядя в его счастливые глаза, – очень красиво.
Внезапно мой взгляд падает на Карли, которая находится у ограждения.
Мы с Филом приближаемся к ней.
– Карли?
Она молча смотрит вдаль, ниточки ее губ сложились в улыбке. Затем ее глаза опускаются вниз, указательный палец руки тянется к ограде, на которой высечены слова: «Танзания. Дар-Эс-Салам. Остров Бонгойо. Лодка Хамизи». А сбоку как обычно – инициалы Джона.
– Теперь я понимаю, что такое настоящая любовь, – говорю я.
Наконец-то Карли обращает на меня внимание.
– И что же это?
– Это дарить счастье любимому человеку даже после смерти.
Обратно в Лиссабон мы решили отправиться на последнем автобусе, чтобы успеть насладиться закатом. На туристической площадке несколько ресторанов, мы выбираем тот, в котором наименьшее количество голодных туристов, и занимаем столик.
Каждый заказывает себе бокал красного вина и Pasteis de bacalhau, что означает «пирожные из трески» с рисом.
За необычным названием прячется вполне обычное блюдо – жареные рыбные котлетки с аппетитной, хрустящей, золотистой корочкой.
– Совсем недавно я боялась выйти из своей палаты, сделать хоть одно лишнее движение, а глоток вина для меня казался просто чем-то немыслимым… а теперь я ужинаю на краю света, на самой западной точке Европы. Я безумно счастлива, и я хочу поблагодарить вас всех за это. Вы здесь, вы рядом со мной, с вами мне ничего не страшно, я могу пойти в джунгли, забраться на дикие скалы… да, черт возьми, я могу сделать больше, чем все эти люди, что собрались здесь, потому что у меня есть вы. Спасибо вам. – Карли делает глоток, и мы следуем ее примеру.
– Не люблю все эти нежности, но, Карли, вы самая крутая бабулька, которую я когда-либо встречал, – говорит Том, и мы смеемся.
Все остальное время мы проводим за разговорами о дальнейших маршрутах, все это сопровождается шутками, смехом, обстановка настолько непринужденная, расслабленная, что мне вдруг показалось, что я нахожусь дома, в кругу своей семьи, мне стало так уютно и тепло на душе.
Но внезапно нашу умиротворенную атмосферу прерывает звук бокала, что выпал из рук Фила и разбился, оставив на мраморном полу лужу недопитого вина и многочисленные осколки.
Всему виной стало появление пожилого мужчины, который, по всей видимости, был знаком Фелис и Филу.
– О, Господи… – говорит Фелис. – Как такое вообще возможно?
Фил в застывшей позе завороженно смотрит на этого мужчину. Я вижу, как его некогда полные счастья глаза наполняются слезами.
– Фелис, что происходит? – спрашивает Эдриан.
Но Фелис так и не удается ответить, мужчина, заметив нас, в сопровождении молоденькой брюнетки покидает ресторан. К столику подбегает официант, бросает какие-то слова, которые пролетают мимо наших ушей, быстро убирает осколки и следы вина и так же быстро исчезает.
– Папа! – Фил резко цепляется за колеса кресла, выезжает из-за стола и направляется к выходу.
– Филипп, стой! – кричит Фелис, но тот ее не слушает.
– Это отец Фила? – спрашивает Карли.
– Приемный отец, – говорю я.
Фелис срывается со своего места, мы следуем за ней.
На улице ветер разыгрался не на шутку, порывы настолько сильные, что коляска едва может устоять на месте.
– Сынок, я тоже рад тебя видеть, – говорит Август, находясь в крепких объятиях Фила.
– Ну, здравствуй, Август.
– Вы, собственно, кто?
– Я… ухаживаю за Филом.
– Сиделка, значит. – Август вырывается из объятий Филиппа. – А что вы здесь делаете?
– Да вот, знаете ли, решили попутешествовать.
– Мы тоже. Надо же какая судьба интересная штука, заставила нас встретиться на краю света.
– Милый, я жутко замерзла! – пищит брюнетка.
– Ну что ж, рад был повидаться с вами. Пока, Филипп. Будь хорошим мальчиком.
Август издает смешок, разворачивается и следует за своей подружкой.
– Папа! Папа! – кричит Фил, но тот даже на поворачивается в его сторону.
– Вот ублюдок, – говорит Брис.
– Следите за Филом, – просит Фелис, а затем бросается вдогонку за Августом. Они скрываются за небольшим сооружением.
– Филипп, – начинаю говорить я, а затем останавливаюсь, не зная, что еще сказать.
В этот же момент Фил срывается с места, мы едем за ним, останавливаемся у того самого сооружения, что скрывает от наших глаз Фелис и Августа, и начинаем прислушиваться к их разговору.
– Ты за все эти годы ни разу не позвонил ему! Нам пришлось сказать, что ты умер. Если бы ты знал, как он мучался!
– Отлично! Значит, вы меня похоронили? А какое право вы имели такое ему говорить? Вы – никто для него, а я – его отец!
– Отцы не бросают своих детей.
– А кто его бросал? Я все девять лет шлю деньги в ваш центр, чтобы обеспечить ему нормальную жизнь.
– Ему не нужны твои деньги! Филу необходима любовь и забота близких, как ты этого не понимаешь?
– Мой долг обеспечить его всем тем, что требуется при его состоянии, а любовь и забота… Я до последнего не хотел усыновлять больного ребенка, но мне все равно пришлось это сделать ради своей жены, которая возомнила себя матерью Терезой и решила нести этот крест до конца своих дней. Но я не она. После ее смерти я решил, что еще хочу пожить для себя. Я не хочу тратить свою жизнь на этого слабоумного овоща.
У меня закололо в груди после услышанных слов. Я смотрю на Фила, первый раз я вижу в его глазах столько грусти и отчаяния. Он не выдерживает и застает врасплох Августа и Фелис.
– Сынок, я…
У Фила на коленях его маленький рюкзачок. Он медленно открывает небольшой карман, не сводя глаз со своего «отца», затем в его руках оказывается фотография, на которой запечатлен он, когда ему было совсем немного лет, и Август. Продолжая смотреть в глаза Августа, Фил рвет на части фотографию, ветер подхватывает ее клочки и уносит вдаль.
Большинство туристов покинули мыс до начала заката, поэтому претендентов на места в последнем автобусе немного.
Ветер пронизывает до костей, челюсти стучат друг о друга, автобуса даже и не слышно. Но все это кажется таким мелким по сравнению с тем, что нам довелось увидеть.
– Как же мне хотелось надрать задницу этому уроду, – говорит Брис.
– Не стоит, – вмешивается Карли, – он несчастный человек. Все, что он имеет, – это огромное количество денег, бумажки, только и всего, которые он отдает на рестораны и девушек, что пользуются им. Я уже представляю, как он умирает в одиночестве. Никому не нужный, никем не любимый.
– Фил, – говорит Фелис, – если сможешь, прости меня. Я не должна была тебя обманывать.
На лице Филиппа вновь появляется улыбка. Он подъезжает к Фелис и обнимает ее.
