Запах снега - Юрий Павлович Валин
Битва в лагере действительно близилась к концу. Разбойники брали верх. Только до грабежа и пленных дело еще не дошло.
Лит машинально сунул в рот пару ягод терна (синий, морщинистый, — уже сладкий). Жевал и пытался сообразить, что там произошло. Дрались у самых фургонов, — шестеро разбойников окружили двоих из обоза, тыкали короткими копьями. Уцелевший охранник ловко отмахивался тесаком. Его товарищ отбивался охотничьим копьем. Больше, собственно в лагере никого не было. Только тела.
Они, что, побили всех? Смысл-то бить какой?
Лит, не веря, смотрел на валяющиеся у костров фигуры. Котел опрокинулся, почти залил огонь, — сильно воняло подгоревшим. Еще мясом жаренным пахло, — кто-то лежал ногами в костре, дымились штаны и меховая безрукавка.
Порезали всех. Может, это не разбойники, а дарки?
Лит сунул за щеку еще ягоду, вынул из петли топор и поднялся. Обогнул кусты, шагая быстро, но без спешки. Уже на ходу разглядел еще двоих бандитов. Один возился возле верховых лошадей, другой хромал у крайнего костра, злобно колол копьем в спину пытающегося отползти к лесу человека.
Ну, начнем, с помощью богов.
Разбойник обернулся к целеустремленно шагающему парню:
— Вот упырь — кишки уж растерял, а меня ножом изловчился…
Лит, глядя в давно небритую рожу бандита, кивнул:
— Ты бы ногу замотал. Истечешь.
Копейщик машинально глянул на свою ногу, на серой штанине расплывалось пятно крови, потом изумился:
— Эй, а ты кто?
Отвечать Лит не стал, — еще один длинный шаг, одновременно взлетел топор. Острие копья лишь успело начать движение в сторону парня, — и копейщик повалился. От щетинистой морды осталось чуть больше половины.
Лит осуждающе качнул головой, — убить медленно соображающего человека куда проще, чем дерево свалить.
За спиной заорали. Кто-то из сражающихся у фургонов заметил смерть товарища. Лит не оборачиваясь, подобрал копье и неловко затрусил к лесу. Притворяться не умел — глупо припадал то на одну, то на другую ногу. Хромая утка всегда заманчивее.
Снова заорали, витиевато ругаясь, — кто-то бежал вслед. Лит вроде как прибавил ходу, захромал нагляднее. Тут у бедра что-то свистнуло — стрела с пестрым оперением, оказалась торчащей в бурой траве шагах в четырех по ходу. Лучник, демон его задери! Проглядел, глупый углежог.
Лит сиганул под защиту деревьев, вокруг стояли березы вперемешку с худосочными сосенками. С треском и хрустом, как заблудившаяся перепуганная корова, побежал напролом дальше от лагеря. За спиной тоже хрустели и ругались. Значит, двое. Лит предпочел бы одного. Но двое, опять же, не трое. Управимся как-нибудь.
Изображать дурного зверя Лит прекратил шагов через сто. Скользнул в сторону, прижался к толстому стволу.
— Где он? Смотри, потеряем.
— Куда ему от нас слюздить? У него ластвы траченные.
— Смотри, сам не напорись.
За сосенками мелькнули две фигуры — одна здоровенная, в мешающем бегу плаще, другая попронырливей, в добротном жилете и хорошей, явно чужой шапке. Лит глянул на них вскользь, — добычу вспугнуть пристальным взглядом дело нехитрое. Когда проскочили мимо, двинулся следом. Деревья прикрывали, позволили догнать в несколько шагов. Хрипели разбойнички громко, видимо, порядком умаялись, лагерь вырезая.
— Да где он, ноги ему скоге загни?
— Послушать нужно… — здоровяк все-таки учуял Лита за спиной, начал оборачиваться…
Лит ударил копьем, — не слишком удачно, — зацепил лишь руку. И кто эти палки-копья только придумал?
Здоровяк ахнул, отшатнулся, толкнув товарища.
— Ах, ты…
Лит кинул в мелкого копье, — тот вертко отскочил, взмахнул короткой глефой, которую так любят охотники и проводники.
— Оскоплю, лещок сопливый!
Лит в разговоры вступать не думал — от копья отделался, пора и делом заняться. Прыгнул прямо к врагам, почти напарываясь на тесак здоровяка, но концом топорища лезвие пониже отклонил. Коротко ткнул-ударил вверх, боевая «шишка» обуха топора смяла врагу кадык. Детина мигом тесак выронил, глаза расширились, руки к горлу потянулись. Сотоварищ его не понял, взвизгнул:
— Дай я полосну!
Здоровяк продолжал торчать столбом, колени только дрогнули.
— Да отойди! — взвыл мелкий, не понимая медлительности товарища. Здоровяк начал садиться…
Литу показалось, что он прыгает прямо на острие. В последний момент успел зацепить длинное лезвие глефы «бородой» топора. Лязгнул металл. Разбойник, взвизгнув, отскочил. Наткнулся спиной на сосну, будто и не помнил, что дерево здесь растет. Острие глефы задралось…
Лит рубанул вмах, во всю силу. Удар, второй, третий… Разбойник отлетел в сторону, от разрубленной головы разлетелись кроваво-серые комья. Рухнул, широко раскинув руки…
Лит остановился. Хватит с него. Покойник. А второй что?
Здоровяк безмолвно корчился на хвое. Двумя руками сжимал смятое горло, точно сам от обиды удушиться хотел. Лит коротко тюкнул его в затылок.
Пока топор о ствол испуганной сосны вытирал, да потом хвоей обтирал, руки дрожали. Нет, углежогам иная работа богами назначена. Чистая да приятная.
Мертвяки лежали как положено — тихонечко. Мелкий, оставшийся без башки, и на человека-то походил лишь отдаленно.
— Что-то звереешь ты, углежог, словно душегуб последний.
— С испугу. Привычки нет.
— Мог бы в мокроту его и не плющить. Вон — шапку испортил.
— Да пусть подавится он своей шапкой! Чуть под ребра не поддел, попрыгун тощий. Что дальше-то делать?
— Взялся, так доделывай. Там дружки этих толкутся, твоего топора ждут.
— Неужели всех путников в лагере порезали? Как думаешь?
— Хочешь, не хочешь, а придется посмотреть.
Лит сделал крюк и вышел к лагерной поляне поближе к фургонам. Здесь изменений было мало. Раздавались голоса, — трое склонились у самых колес, возились, то ли раздевая, то ли обирая тело. На них поглядывал лучник с оббитой парусиной крыши господского фургона. Еще двое стояли у костра, — невысокий разбойник в огромной меховой шапке суетливо заматывал тряпкой плечо коренастому мужчине. Тот от боли или нетерпения яростно пинал труп, лежащий под ногами. Трупов на поляне имелось предостаточно. Лит, выглядывая из-под прикрытия еловых лап, начал было считать, да в ужасе сбился. Может, хоть кого-то в плен взяли? Знакомый плащ Фредке пока рассмотреть не удавалось.
— Убей их всех!
— Это ты правильно придумал. Только они тоже стоять не будут.
— Боишься⁈ Тут мертвецов хватает. И ты ляжешь, жалеть-то тебя всё равно некому.
— Держи себя в руках. Лечь каждый может. Чего торопиться?
Взмокшая спина медленно остывала, сквозь прорехи рубахи поглаживал ледяной ветер. Но Лит не мерз. В голове, как всегда после разговора с самим собой, прояснилось. Лит перекатывая за щекой косточку терна, напряженно думал. Как к ним подобраться? Лучник проклятый следит, да и вообще их многовато. Не дубы же они ждать, когда поочередно положат? Нахрапом тут не кинешься. Пойти следом и поочередно подстеречь? Они лошадей заберут, уже выпрягли из фургонов. Добычей навьючат, зашагают. Небось, на хуторе каком-нибудь заброшенном логово имеется. Большая шайка.
Коренастый мужчина отпихнул незадачливого лекаря. С трудом натянул на замотанное плечо куртку, пошел к фургону:
— Ну, живой⁈
— Нет, ваша милость, кровцой изошел, — сказал один из склонившихся над телом.
— Будь проклят тот день, когда я вас нанял! Я же велел одного из троих живым оставить. Одного! Трудно было запомнить?
— Вас, ваша милость, не поймешь, — нагло заметил разбойник в рваном алом дублете. — То режь всех подряд, то вам живые понадобились. Мы же даже ни единой бабы для согреву не оставили. Все как вы велели.
— В бабах зараза, я же объяснял! — рявкнул коренастый. — А для вопросов эти трое были нужны.
— Мы люди темные, — скорбно сказал Алый. — Вы, если кто для вопросов нужен, забирайте. У вас на юге очень даже просто с мертвяками разговаривают. Сплошь некроманты заумные.
— Ты мне языком поболтай, — зловеще посулил коренастый, кладя руку на рукоять меча.
— А что будет? — угрюмо поинтересовался Алый. — Я здесь две трети людей положил. Мы так не договаривались. Вы-то про баб да серебро болтали.
—
