Королевская кровь-11. Чужие боги - Ирина Владимировна Котова
— Это верно, — рассеянно откликнулась Полина. И словно решилась: — Капитан, вы говорите, что жертвам насилия нужно прожить его, проговорить, переработать, выплеснуть все эмоции на врага. А если… если близкий человек повел себя так? Например, в результате болезни… или заклятия. Врага можно убить, можно уничтожить и, отомстив, успокоиться. Но что, если он — не враг, и ты точно знаешь, что он никогда бы пальцем тебя не тронул? Прощаешь, но при этом не можешь забыть… и не получается довериться, как прежде. И любишь, и понимаешь, а все равно внутри словно запрет какой-то стоит… Это я для примера, конечно, — добавила она горько.
— Я лично не сталкивалась с ситуациями, когда жертва проклятия причиняла вред своим близким, — Люджина не ожидала этого разговора, и от мгновенного напряжения, необходимости собраться у нее запульсировала венка на виске, — но мне известно о таких случаях. Мы разбирали их при обучении, да и в специальной литературе попадались.
— Расскажите, — непривычно тихо попросила Полина. — Как с этим справлялись?
— Все ведь очень индивидуально, ваше величество… секунду… — Дробжек все-таки сделала паузу, чтобы собраться с мыслями, вспомнить все, что знает о Полине Бермонт, и понять, имеет ли право в отсутствие опыта отреагировать на этот подспудный запрос о помощи. Скинула ботинки, чтобы дать отдых отекшим ногам, погладила живот под широким синим платьем: сын пинался со всей дробжековой силой.
Когда Игорь прилетел на хутор, чтобы позвать северянку на помощь в Бермонт, он рассказал, почему королеве Полине понадобилось присутствие гвардии и агентов из Рудлога. И, скрывая переживания за резкостью и сухостью слов, упомянул, что Полина была сильно ранена супругом.
Но и не скажи он об этом — Люджина все равно все узнала бы в замке Бермонт. Про случившееся в ночь свадьбы со страхом шептались слуги, вполголоса, с сочувствием и восхищением, говорили придворные и берманы-гвардейцы. Говорили, что красная принцесса, настоящая дочь Вечного Воина, спасла Бермонт от эпидемии бешенства, что не побоялась увести зараженного и обезумевшего до звериного состояния мужа в часовню Хозяина лесов, а Демьян Бермонт чуть не разорвал ее, когда нагнал, — ведь королевские покои после были все в крови. И платье ее величества тоже.
Что случилось в часовне, не знал никто — кроме того, что невеста короля вышла оттуда его женой и королевой Бермонта. Оттого и приняли ее и старейшины, и гвардия, и верные королю кланы. И варронты, духи земли.
Много тогда говорили и разного, но королева Полина так фанатично, яростно горела целью вылечить супруга, так очевидна была ее любовь, что все сошлись на мысли: король успел жену ранить, но в часовне под присмотром первопредка бешенство на время отступило и на алтарное ложе они с королевой возлегли как должно, в уважении и мыслях о наследнике.
— Будь иначе, разве билась бы она так за него? — сказала леди Редьяла, мать Демьяна, когда вышивала в кругу своих фрейлин, и слова эти разнесли по всему замку и за его пределы, и приняли, что так и было.
А что случилось на самом деле, какую боль хранила в своей памяти молодая королева, совсем девчонка еще? В той своей битве она, очевидно, не думала о себе. Но сейчас, когда тело стало восстанавливаться, когда организм залечил повреждения, и все более-менее наладилось, видимо, дали о себе знать и душевные раны. Телесные могут зажить, но что делать со страхом, с отторжением произошедшего, с горем и болью, которые остались внутри? Они могут никогда не пройти без сторонней помощи и даже через десятки лет терзать, всплывая в самых необычных проявлениях и мешая жить.
Капитан Дробжек сама иногда, ощущая, как прижимается к ней ночами Игорь, вспоминала слова, сказанные ей после их первой близости на Маль-Серене: «Вы мне не нужны! Я никогда не полюблю вас, понимаете?» Она приняла это и четко знала, на что шла и что делает сейчас. Но это не значит, что ей не бывало больно.
Люджина не была гениальным опытным психологом, никогда не считала это своей основной работой и практику имела небольшую — в основном с военными, с бойцами, пережившими ужас, нападение нежити, потерю соратников. И знала, что слишком любит в работе своей проводить терапию через кризис, и деликатности в ней мало — недаром в начале напарничества Игорь требовал от нее быть помягче, поконтактнее. Но отказать тем, кто просил ее помощи, не могла.
— Любой страх, — наконец решилась она, тщательнейшим образом подбирая слова, — опирается на отсутствие контроля и неуверенность в безопасности. Кому-то из пострадавших помогало просто осознание того, что не сам проклятый причинил боль, а его проклятие. Есть специальные методики разделения человека и его болезни или проклятия, но их обязательно нужно прорабатывать со специалистами… Кому-то требовалась длительная работа, чтобы почувствовать себя в безопасности. А кому-то понадобилось вмешательство менталиста — забыть все, что случилось. Или сенсуалистки из потомков Богини, чтобы притушить боль, сделать ее терпимой, туманной. Скажите, — она поколебалась, далеко не уверенная в том, что поступает правильно, — а в вашем примере обсуждаемая персона точно уверена, что в обычном состоянии проклятый бы пальцем ее не тронул?
— Конечно, — уверенно и резко заявила Полина. — Кон… — она вдруг сбилась, словно что-то вспомнив. Помолчала и тяжело вздохнула. — Люджина. Скажите, наш разговор не прослушивается?
— Это рабочий телефон Игоря Ивановича, — напомнила Дробжек, — полагаю, защищеннее его в Управлении только телефон Тандаджи.
— Хорошо, — королева снова вздохнула. — Поговорите со мной. Вы ведь поняли, что я говорю про себя? Ведь поняли, капитан?
— Да, ваше величество. Ваш супруг сильно поранил вас, я знаю.
— Да… поранил.
Дробжек заметила эту паузу и едва заметно перевела дыхание — чтобы проглотить, утихомирить жалость, плеснувшую слезами в уголки глаз. Раскалывать иномирянских пленных было куда менее сложной задачей, чем та, что вставала перед ней сейчас. И она обязана была предупредить:
— Ваше величество, я должна предложить вам обратиться к более опытному специалисту, с которым вы сможете общаться лично, а не по телефону. Визуальный контакт очень важен, работа, возможно, будет долгая, а из-за войны мы не сможем встречаться.
— Я думала об этом, но мне нужен кто-то, кому я абсолютно доверяю, —