User - o bdf4013bc3250c39
турком. Звали его, как сейчас помню, Бинбога. Тогда, по первости, это было
нечто! А наутро я, точно, как Валька говорила, отобрала у него на складе
крупную партию красивых платьев, женских костюмов, украшений. По
бросовым ценам… А потом я была просто потрясена совпадением, когда
узнала, как переводится имя Бинбога…
- И как же? – проглотив жесткий комок, выдавил Добряков.
- Переводится как «тысяча быков», представляешь? Насчет тысячи не знаю, но с десяток быков меня в ту ночь точно отымели. А может, только по пьяни
так показалось.
- Пива-то у нас последняя бутылка, - пробормотал Добряков, пряча глаза. –
Как поступим-то?
157
- Сходишь еще, - ответила она. – Сейчас денег дам. – Она поднялась из-за
стола, но он остановил ее:
- Да у меня тут осталась сдача, забыл сказать. Если только добавить…
- Сдачу оставь себе, - отмахнулась она и протянула ему тысячную купюру. –
Возьми на все. Сколько тут выйдет?
- Бутылок двадцать, - мигом сосчитал он, а про себя подумал: «А у меня со
сдачей еще шесть бутылочек на вечер».
- Ну вот, двадцать и возьми. Нет, наверное меньше выйдет, еще пару пачек
сигарет купи.
- Мигом слетаю, но ты дорасскажи, пока допьем, про быка-то своего, -
саданул острым по сердцу Добряков.
- Да чего рассказывать-то? Так и пошло-поехало. Во второй приезд Бинбога
уступил меня своему лучшему другу…
- А того как звали? Бешеный Тигр?
- Не подкалывай, не оригинально. Его звали Коркут.
- И как переводится?
- Очень странно – «испугай!»
- Представляю, чем он тебя испугал, - съязвил Добряков.
- Хрен ты угадал опять! Испугаешь бабу хером! Просто привыкла я уже к
этому, стала воспринимать как должное, как издержки производства, что ли.
- И долго ты была с этим своим Испугаем?
- Да нет, в третий приезд уже другие были. Да ну их всех в заднее место!
- А перед мужем стыдно или неловко не было?
158
- Как же не было! Когда в первый раз вернулась в Москву, будто воочию
увидела, что мой бедный Женька Кузихин щедро украшен роскошными
кустистыми рогами. Сразу стало ужасно стыдно, хорошо что привезла с
собой кучу подарков – ему, Витьке, матери…
Зина потянулась за стаканом, но руки уже не слушали ее, и стакан, задетый
неловким движением, полетел на пол, со звоном рассыпался мелкими
кусочками, и янтарная пенная жидкость растеклась по кафельному полу.
- Ерунда! – вяло прореагировала Зина и вдруг принялась громко и часто
икать, а потом вдруг мелко, со свистом захихикала.
- Ты чего? – удивился Добряков.
- Да вспомнила одну историю, не помню где вычитанную. В средние века
приходит женщина к священнику и просит совета, как уберечься от дьявола.
А тогда сильно верили в нечистого. Священник советует ей: «Ты права, дочь
моя, твои опасения справедливы, надо быть очень внимательной, лукавый
под видом мужа может проникнуть к тебе даже в постель. Но ты запомни
одно правило: как только ложишься с мужем, первым делом проведи по его
голове - нет ли там рогов. И тогда все станет ясно». А женщина спрашивает:
«Я не поняла: станет ясно что?» - и Зина захохотала уже в полный голос.
Анекдот Добряков поначалу не понял и тупил некоторое время, но когда
вник, тоже расхохотался – от души, аппетитно. От его мрачного настроения
не осталось и следа, и последнюю бутылку они распили напополам, после
чего Добряков засобирался за очередной партией пива.
- Да… вай быст… рее... – будто перекатывая камни во рту, пролепетала Зина, продолжая икать.
- Куда ж… я денусь! – почти так же вязко протащил он слова через рот, а
остатками сознания подумал: «Когда икают, значит, перебрали, значит, пора
159
остановиться!» Он посмотрел на Зину и еще более утвердился в своем
мнении: «Да, ей точно пора!»
Кое-как просунул руки в рукава куртки, вышел на лестничную площадку и
прикрыл дверь, не запирая ее на замок.
В магазине долго плутал, все никак не мог найти винный отдел. Ему
казалось, что еще днем этот отдел был сразу направо у входа, а теперь тут
почему-то разместились холодильные установки с замороженными
продуктами. Добряков протер глаза – не помогло: застекленные боксы
глядели на него разноцветными овощными и фруктовыми упаковками.
«Что за хрень?» - проворчал он и внимательнее осмотрелся по сторонам.
Совсем не то, что было днем. Не было привычной аптеки, где он всегда
покупал снотворное, а ведь она должна была быть тут же, у входа. Не было и
салона видеозаписи, где в редкие трезвые дни он брал напрокат интересные
военные фильмы. Но ведь не могли же киношники съехать за полдня! То есть
убраться-то, конечно, могли, но чтобы демонтировать за несколько часов весь
павильон – этого Добряков никак не мог даже представить. В растерянности
он встал посреди прохода, как вкопанный. Выходившие из магазина любезно
обходили его, но некоторые откровенно толкали. Он пробурчал что-то в
качестве извинения и отошел в тихий уголок – там стопками, один на другом, лежали толстые бумажные пакеты с древесным углем и привлекающей
надписью: «Шашлык за полчаса!»
«Ничего не понимаю», - ошалело глядел Добряков на незнакомую
обстановку, но вскоре, кажется, нашел объяснение.
– Скажите, это магазин «Все сезоны»? – вялым голосом спросил он у
выходившего здоровенного мужчины с двумя ведрами и огромными граблями
в руках.
160
- Он самый, - улыбнулся здоровяк и сочувственно осмотрел Добрякова с
головы до ног. – Ты бы, приятель, того, проспался. Оно, глядишь, и прояснело
бы в голове.
Добрякову стало ужасно стыдно, он виновато пожал плечами (мол, с кем не
бывает) и почувствовал, как мелкими колючими пупырышками на него
накатывает страх. «Что со мной? – содрогнулся он. – Тьфу, пакость какая! И
зачем надо было столько пить!»
Однако надо было что-то предпринимать. Он еще раз осмотрелся и сквозь
дрожавшие веки сумел-таки различить охранника, курившего на крыльце
магазина. Он с радостью устремился к нему, как к последней надежде.
- Скажи, друг, а что это я не узнаю наши «Все сезоны»? Тут, на входе вроде
бы киоск был кинопроката, а теперь исчез куда-то…
- Да никуда он не исчез, - улыбнулся охранник, точно так же, как
здоровенный мужчина, с улыбкой оглядевший Добрякова. – Просто ты зашел
со второго входа. А твой кинопрокат – с главного входа, вон там, - и охранник
показал рукой за угол.
- И аптека там же, да? – словно за спасительную соломинку, ухватился
Добряков за знакомые ориентиры.
- Куда ж ей деться, там она, - кивнул охранник.
- Ну а с этого входа в торговый зал-то попасть можно? – приободрился
Добряков.
- Чудак человек! – усмехнулся охранник. – И попасть можно, и выйти с
покупками здесь можно.
Добряков на радостях даже спасибо не сказал, пулей влетел в торговый зал и
стал искать знакомый указатель «Напитки». Вот и он – как раз в
противоположном конце зала. Только сейчас, более-менее освоившись,
161
Добряков вспомнил, что «Все сезоны» действительно имели два входа,
просто Добряков всегда входил в магазин с главного входа, так как этот, второй, был дальше от его дома. А к Зининому дому он, наоборот, был ближе.
«А где же я тогда входил днем?» - пытался вспомнить Добряков, да так и не
вспомнил: как раз уткнулся в стеллаж с надписью: «Алкоголь».
У него словно камень с души свалился, настолько сразу стало покойно и
уютно здесь, среди поблескивавших бутылок. Он с облегчением выдохнул и
начал присматриваться к полкам. Вот и пиво, которое брал днем. Он уже
потянулся было к бутылкам, но вдруг одна догадка остановила его.
«Ну его это пиво, да? – подумалось ему. – Бузгаешь его, бузгаешь,8 а толку
нет. Только пузо наращиваешь. Не взять ли нам чего-нибудь покрепче?
Правда, я не знаю, что покрепче она употребляет. Ну да ладно, от хорошей
водки, поди, не откажется», - и он стал присматриваться к ценникам в
поисках стоимости, соразмерной смятой в его кармане тысячной бумажке. И
вскоре нашел подходящее. Семисотпятидесятиграммовая бутылка «Русского
стандарта» стоила 385 рублей. Добряков прикинул: хватит еще и на пиво! Он
своим коронным захватом взял с полки бутылку водки и десять бутылок пива
и, вдохновленный найденным решением, направился к кассе…
* * *
Уже поднимаясь на лифте, услышал наверху отголоски какого-то шума. По
мере подъема кабины шум становился громче, отчетливее определялись его
координаты. Поначалу Добряков решил, что это где-то на седьмом этаже,
никак не ниже, но вот лампочка-указатель перескочила с «двойки» на
«тройку», дверцы лифта разошлись, и он понял: это здесь. Через дверь
Зининой квартиры на площадку вырывались плач и крики ссоры, причем
