Admin - Unknown
Хоуп оставалось жить не больше шести месяцев, вероятно, меньше.
Двигаясь как робот, Джош направился к телефонной кабине, но по пути, роясь в кармане в поисках мелочи, вспомнил про свой мобильный.
И тогда, вцепившись, как в спасательный круг, в одно свое давнее обещание, он позвонил в Калифорнию, Амелии.
* * *
Прошло несколько часов, прежде чем за ним пришла медсестра. Ему наконец позволили увидеться с Хоуп. Его посетила неуместная мысль: даже в прихожей, дверь из которой ведет в пустоту, человек умудряется устанавливать регламент.
Он вежливо поблагодарил медсестру: не ее вина, что он всю ночь и все утро только и делал, что расхаживал взад-вперед, отключив мозги.
Он толкнул дверь и вошел с приклеенной к губам улыбкой и с ноющей болью в желудке.
Хоуп улыбнулась ему в ответ. Она вся была оплетена какими-то трубками и проводами, но они не могли закрыть от него Хоуп, его Хоуп, заставившую его натерпеться такого страха.
Она поманила его к себе.
– Попытайся пристроиться на краешке, между зеленым и синим проводками. Только смотри не порви красный проводок, а то я взорвусь.
«Она умудряется шутить. какая изысканная вежливость!» – подумал Джош.
Она погладила его по щеке, потянула за подбородок, чтобы он ее поцеловал. Даже теперь ее пересохшие губы сохранили чувственный вкус их первого поцелуя.
– Не мучайся, я уже все знаю. Барт тайком вырос в жирного мерзавца.
– К тебе приходил врач? – спросил Джош.
– Я сама у него побывала. Две недели назад у меня возобновились головные боли. Ну, я и пошла сделать для успокоения томографию. Вот какая я смелая! Вообще-то у меня не было выбора, рентгенолог дал ясно понять, что во время обследования станет держать меня за ногу. Я заявила, что мне поддержка ни к чему, но эти рентгенологи такие упрямцы! Знаю, ты возненавидишь меня за скрытность. Мне хотелось хоть немного продлить нормальную жизнь. Я думала, это протянется дольше. Прости, что обманула тебя. Я больше не буду.
– Никогда?
– Никогда.
– Тогда мы квиты, – сказал Джош.
– А вот и нет! – Хоуп надула губы. – Я собиралась сказать то же самое, но когда слышишь это от тебя, да еще при таких обстоятельствах… Что-то я уже не уверена.
– Мне надо научиться помалкивать, когда перевес у меня.
– Напрасные старания, ты никогда не выигрываешь. Ты позвонил моему отцу?
– Да, как только узнал…
– Быстрее запри дверь на ключ, с него станется мигом сюда примчаться и нагрянуть в любой момент.
– Врачи говорят, что ты пробудешь в больнице недолго. Несколько дней – и я увезу тебя домой.
– При моем состоянии «недолго» – понятие, полное поэзии и субъективности. Но так или иначе, я здесь не задержусь. Меня как-то не вдохновляют завтраки методом вливания, и потом, ты же сам сказал, что я не из тех, кто определяется болезнью. К чему мне занимать койку настоящего больного? С моей стороны это было бы совсем нехорошо.
– Согласен.
– Понимаешь, милый Джош, при любом несчастье наступает момент, когда на первое место встает достоинство. Я слишком зла на Барта и не допущу, чтобы ему придавали больше значения, чем мне.
– Я понимаю.
– Прекрати повторять за мной, а то как бы я не решила, что рак мозга – заразная болезнь… Я говорила важные вещи про несчастье и достоинство. Предлагаю обойтись без милой чепухи насчет того, что жить надо каждый день на всю катушку, ведь никогда не знаешь, сколько времени тебе осталось: я-то знаю, с точностью до двух-трех недель. Когда тело сдает позиции, все резко меняется. В гробу я видала всех этих наставников, которые учат примиряться с нашей кармой! Никакого уважения к Барту – ни сейчас, ни тем более потом. Долой помпезность, она ничуть не интересна. зачем прославлять мертвецов? Жизнь – вот что надо прославлять. На этом я, пожалуй, остановлюсь, но наши краткосрочные планы крайне просты. Ты отвезешь меня к нам домой, и мы станем готовить разные простые блюда – вернее, это будет твоей обязанностью, про мои кулинарные таланты ты все знаешь. Станем гулять, когда я не буду чувствовать себя слишком усталой, а главное – главное! – мы не будем замечать Барта. Это будет моей победой.
– Мы сделаем все, что ты захочешь.
– Об этом я тебе и толкую, милый Джош: конец химиотерапии, облучениям, всему тому, от чего я еще сильнее заболеваю, всему тому, что радует Барта. Если он очень распалится, пусть берет меня стоя, а не лежа. Ясно?
– Нет.
– Как это нет?
– Думала, меня легко заманить в ловушку? Если бы я повторил за тобой, что мне все ясно, ты бы опять сказала, что у меня рак мозга.
Хоуп собрала все силы, обхватила его за голову и страстно поцеловала.
* * *
Хоуп выписали из больницы в субботу. Сэм, примчавшийся на следующий день после «концерта» (упоминать о приступе разрешалось только такими словами), прибег к своей власти медика и настоял, чтобы его дочь восстанавливала силы на дому. Он сам подписал документ о выписке, после чего Джош увез ее домой в машине «скорой помощи». Через десять дней после «концерта» она стала вставать с постели, через двенадцать начала краситься; на пятнадцатый день она оделась и, так как это было воскресенье, прогулялась в окружении родных по рядам блошиного рынка. День выдался чудесный.
Сэм и Амелия сняли квартирку в городе. Сэм сетовал, что квартира тесная, а соседи шумные. При этом сам этот деликатный человек превратился в настоящего буяна. Правда, каждый раз, когда он выходил из себя, Хоуп как будто становилось лучше.
Как-то вечером она пригласила его поужинать вдвоем – только отец и дочь.
Сэм отвез ее в выбранный ею итальянский ресторан. Интерьер изрядно обветшал, зато можно было вообразить себя в траттории на берегу венецианского канала, такой, где бывают одни венецианцы.
Она выбрала спагетти цветов осени, Сэм – хорошее вино, потому что в такие моменты лучший способ сохранить здравомыслие – это напиться.
Хоуп взяла его за руку, попросила оставить меню и смотреть ей в глаза.
– Ты был прав, – заговорила она. – Врачи-специалисты гораздо опаснее педиатров.
– Разумеется! Хотя, если честно, нам, возможно, больше везет со всеми этими ангинами и ветрянками.
– Это ты зря. Я слышала о смертельных случаях ветрянки и о губительных ангинах. Знаю, ты достоин большего, ты и сам это понимаешь. Я всегда восхищалась твоей работой, тем, какой ты прекрасный врач. Так или иначе, величие врача не в том, чтобы лечить: вы столько лет учитесь, что это строгий минимум. Великий эскулап – это тот, кто способен нам внушить, что мы выздоровеем.
– С тобой я на это больше не способен, Хоуп, – ответил Сэм, опустив глаза.
Хоуп подлила вина сначала себе, потом ему.
– В детстве я ревновала тебя к пациентам. Мне казалось, что ты слишком печешься о них и недостаточно – обо мне. Ты в этом не виноват, девочки ни с кем не хотят делить своих отцов. Я должна тебе кое в чем сознаться. Помнишь, в тринадцать лет у меня была пневмония? Кажется, тогда у меня было рыльце в пушку.
– Брось, Хоуп, мы не несем ответственности за свои болезни.
– А если провести ночь у окна, опустив ноги в таз с ледяной водой?
– Ты такое учинила?
Хоуп кивнула.
– Зачем?!
– Чтобы вступить в клуб твоих пациентов, чтобы усадить тебя у моего изголовья. Все получилось удачно, ты на три дня прекратил прием. Говорю тебе, девочки – страшные собственницы и своих отцов не хотят делить ни с кем!
– Я буду сидеть у твоего изголовья, можешь на меня рассчитывать.
– Нет, папа, дело как раз в том, что теперь я выросла. Ты должен вернуться к своим маленьким пациентам, которых ты еще можешь убедить, что их ждет выздоровление, опять изводить персонал больницы, у которых без тебя слишком спокойная жизнь. А главное, ты должен беречь Амелию.
– Не говори глупостей. Ты – моя дочь, ты – на первом месте.
– Глупости говоришь ты. Ты так давно злишься на весь белый свет, с тех самых пор, как тебя покинула мама, что разучился быть счастливым. Что ты пытаешься себе доказать? Что она была женщиной твоей жизни? Была, а потом ее не стало. Докажи мне, что ты сможешь ее пережить, что всегда останешься сильным мужчиной, моим отцом. Позволь Амелии утвердиться в твоей жизни, женись на ней, она хороший человек, она заслуживает тебя, как и ты ее.
Сэм наклонился к Хоуп и надолго припал губами к ее лбу.
– Ты говоришь мне это, потому что умираешь.
– Умоляю, папа, не заставляй меня еще больше походить на маму.
– Ты – вылитая она. Потерять ее дважды выше моих сил.
– Как раз поэтому я и захотела, чтобы мы вместе поужинали. Знаешь, кто еще больше, чем девушка моего возраста, боится, что она умрет от рака? Ее отец. Не могу видеть, как ты, находясь рядом со мной, подпитываешь свой страх. Это постоянно напоминает мне, что я больна, а я хочу все сделать, чтобы забыть об этом на оставшееся мне время. Возвращайся в Сан-Франциско. Когда мне станет по-настоящему худо, Джош тебе позвонит.
