Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

Афанасий вскипел:

— Отрезать волосы — это, по-твоему, прилично? А как они меня при этом назвали, знаешь?

— Поэт? — предположил Ул.

Спохватившийся Афанасий торопливо подтвер­дил, что да, так все и было.

Все равно я против союза! — заявил Афанасий и, точно устраивая голосование, вскинул вверх сра­зу обе руки. — Венды сами по себе. Им философия мешает с кем-либо объединяться! Мы тоже сами по себе!

— Какая там у вендов философия? — удивил­ся Ул. — Отжался двести раз на кулаках, подрался с тремя членами организации, которые заведомо сильнее тебя, и все — ты венд. Так что, приглашаем вендов разбираться с фортом Белдо?

Все уставились на Меркурия. Когда дело касалось планирования акций возмездия, последнее слово было за ним. Даже не за Кавалерией.

— С вендами мы связываться. Не будем. За бес­платный союз всегда платят. Изменой идеалам, — сказал Меркурий и, взяв шило, вернулся к починке седла.

Кузепыч загрустил и, пуская якорные пни, уда­лился вместе со своим обрезом.

— А с белдосиками чего делать? — с тоской спро­сил Ул.

Меркурий протянул руку:

— Подай-ка мне ту жестяную банку!

— Зачем?

— Чтобы она. У меня. Была.

Банка оказалась из-под чая, но очень старая. Об­лупленная барышня танцевала на спине у хорошо сохранившегося слона. В банке Меркурий хранил всевозможные мелочи, нужные ему для работы по коже: всякие обрезки, ножики разных форм, за­клепки, тюбики с клеем.

Все это Меркурий вытряхнул себе на колени и достал пузырек с широким горлышком и резино­вой пробкой. Внутри были какие-то высохшие во­доросли. Афанасий потянулся к пузырьку, но Мер­курий кольнул его в палец шилом:

Подснежник. Открывать. Нельзя.

Подснежникамишныры называли небольшие атакующие закладки.

— Подложите это. Под крыльцо Белдо. Пробку выдерните издали. Близко. Не соваться.

— Взорвется? — спросил Афанасий, держа во рту уколотый палец.

— Нет. Это будет. Небольшая месть. Но прият­ная, — ответил Меркурий, голосом отсекая все во­просы.

Заложить подснежник вызвался Ул. С ним со­брался пойти Афанасий, но Ул заявил, что возьмет с собой Яру. Когда утром он пришел к ней, Яра дви­гала мебель.

— У тебя инстинкт свивания гнезда! — сказал Ул.

— Только меня из этого гнезда могут в любой мо­мент вышибить! — мгновенно ответила Яра.

Ул сел на подоконник. Уже много дней они ста­рательно избегали этой темы. Она была как заво­нявшая рыба, которая лежит в холодильнике в за­крытой кастрюле. И выбросить надо, и крышку поднимать не хочется.

Яра подошла и лбом ткнулась ему в плечо:

— Прости!

— Все будет хорошо, — сказал Ул.

— Все будет так, как должно быть. А хорошо или плохо, мы поймем после. Больно — это не всегда плохо, а приятно — это не всегда хорошо, — отве­тила Яра.

В Москву они не особенно спешили. Позавтра­кали, побывали в пегасне. Ул почистил Азу, Яра за­глянула к Гульденку, и потом только отправились на электричку. У входа в Зеленый Лабиринт Кавалерия вполголоса спорила о чем-то с Владом Ганичем. Заметно было, что она им очень недовольна.

— Мне один вопрос не дает покоя. Почему Ганича фонтан подпускает ближе, чем остальных? — , сказала Яра, когда они шли полем.

— Мы же обсуждали это. Мы — чудо былиин! — хорошие, — отозвался Ул.

— И? — ревниво спросила Яра.

Ул усмехнулся. В каких-то вещах мужской мозг всегда мыслит четче.

— Вот видишь, ты не протестовала, что ты хорошая. Мы, может, скромничаем иногда, что мы такие несовершенные, сволочи последние, но все равно втайне знаем, что мы хорошие. А Ганич знает, что он гад. Но гад, который зачем-то сидит в ШНыре и многого себя лишает. Я не удивлюсь, если через пару лет Ганич и Фреда обгонят всех остальных. И за Первую Гряду будут нырять.

— Ты серьезно?

— А почему нет? Возьмут да и нырнут. Они не ковыряются в пупке и не размышляют, почему у них, таких золотых, до сих пор не выросли крылья.

В Москве они сразу отправились на «Комсомоль­скую», где Улу нужно было проверить одну из заряд­ных закладок. На площади у трех вокзалов гомони­ли таксисты. Один из них, приняв Ула за приезжего, предложил за тысячу рублей доставить его с Ленин­градского на Казанский.

— А от Казанского до Ярославского — две? — спросил Ул.

Щедрый таксист вызвался доставить за полторы и очень огорчился, когда Ул и Яра пошли к метро.

— Сам виноват, что тебя пытаются надуть. Ты по­хож на бурята! — сказала Яра.

— Это в дедушку, — ответил Ул.

— Ты же говорил, что он калмык.

— Калмык — другой дедушка.

— А бабушки кто?

— А бабушки — захваченные ими русские плен­ницы. Кстати, обе были захвачены очень удачно. Одна в киевском университете, другая с москов­ской пропиской. Только непонятно, кому в резуль­тате повезло больше. Характер у бабушек оказался не сахар. Дедушки начинали разуваться даже не в коридоре, а за триста метров до дома.

— Правильно. Чего грязь в дом тащить? — согла­силась Яра.

К дому Белдо они отправились пешком вдоль Садового кольца. В небе уже жила весна. Солнце плескалось в окнах. Рекламные тумбы шелушились старыми афишами. Ул отрывал от них куски и вы­сматривал названия прошлогодних фильмов.

По совсем уже сухому тротуару вышагивал пяти­летний карапуз. За ним, точно живой щенок, прыга­ла пластиковая бутылка на веревочке. Тут же, вдоль кольца, не смущаясь выхлопными газами, соверша­ла пробежку красивая ухоженная пара. У обоих на шеях были золотые круглые украшения, похожие на собачьи медали. Медали прыгали в такт бегу — очень синхронно. Так же синхронно муж и жена улыбались друг другу. Яра подумала, что они оба психи, но психи приятные. Ей бы тоже хотелось бежать так с Улом и чтобы их ребенок тащил за со­бой пластиковую бутылку.

На одной из тумб оказалась свежая афиша. Яре захотелось в театр, и она стала требовать у Ула, что­бы он ее сводил. Ул в ответ стал ржать, зажимая себе рот шапкой.

— Чего ты радуешься?

— Я хотел назвать сумму, которую мне нужно за­платить, чтобы я пошел в театр!

— Лучше купи мне билет!

— Я куплю его из той суммы, которую мне запла­тят, чтобы я пошел в театр.

Яра попыталась рассердиться на Ула, но у нее не оказалось на это времени. Они уже почти подош­ли к дому Белдо. Здесь Ул ненадолго оставил Яру в парфюмерном магазине, а сам надел яркую строи­тельную жилетку, нахлобучил захваченную с собой каску и, уверенно подойдя к подъезду, стал разгля­дывать ступени. Одна их них была закреплена хуже прочих и согласилась сдвинуться, когда Ул немного помог ей львом.Под ступеньку Ул заложил пузырек с подснежникам,и, вернув ступеньку на место, сдер­нул крышку заранее привязанной леской.

Мамы, выпасавшие на детской площадке свое по­томство, поглядывали на деятельность Ула с беспо­койством. Опасаясь, что они все расскажут Белдо, Ул подошел к ним. Спокойно приподнял одного из малышей под мышки и, оттащив немного в сторону, поставил на землю.

— Что, еще не огородили? Поосторожнее тут хо­дите!

Мамаши тревожно таращились на рыжую жилет­ку Ула.

— Слышали когда-нибудь, что Москва находится на месте древнего моря? Так вот, море снова под­нимается! Каждую минуту можно провалиться, осо­бенно в вашем дворе, — предупредил Ул.

— И что нам делать?

— Оставайтесь здесь и предупреждайте других, чтобы не ходили!

— А дети?

— А дети пусть бегают! Они легкие, глубоко не провалятся, — разрешил Ул и ушел, уверенный, что мамаши не скоро вспомнят про ступеньку Белдо.

Яра ждала его в магазинчике. Она успела уже перенюхать все мыло и купила себе крем для рук.

— Чего так долго? Я думала, тебя убили. Встретил кого-нибудь?

— Угу. Ведьму, убивающую взглядом.

— Ты с ней поздоровался?

Ул отправил палец бродить в левой ноздре.

— А то как же! Она умерла от счастья, но ее от­качали... Ладно, шутка! Не было там никого. Я с на­родом общался.

— И как?

— Нормально! В Москве можно делать все что угодно, если ты в строительном жилете. А у меня еще и каска есть!

Покинув магазинчик, Ул и Яра поднялись на кры­шу соседнего дома, откуда в бинокль хорошо про­сматривался подъезд главы магического форта.

Дионисий Тигранович, которому накануне про­дуло в машине шею, объявил себя больным. Он си­дел дома, кутался в песцовую шубу и обижался на весь мир. Млада и Влада боялись к нему сунуться и вместо себя подсылали Птаха. Своего водителя Белдо считал безнадежно нечутким и по этой при­чине скандалов ему не устраивал. Разве что изред­ка швырял в него чашку или тарелку, но скорее как исключение, потому что был жмот и посуду берег.

За час до того, как Ул заложил под ступеньку под­снежник,к Белдо без приглашения заявилась Рая Великанова, вечно голодная студентка ветеринар­ного техникума, которая все, к чему прикоснется, превращала в шоколад. С собой Рая захватила одну из своих подруг, тихую большеглазую девушку, ко­торая очень быстро ела печеньки и никакими дру­гими талантами отмечена не была.