Анастасия Павлик - Зерно А
- Папа.
Ну вот, сейчас на меня посыплются камни.
- Что у тебя там творится? – гаркнул папа и в динамике трубки затрещало. Как вы сами уже догадались, Влад перенял манеру вести телефонную беседу именно от папочки. – Мама места себе не находит, чемодан начала собирать, кричит, что завтра же вылетает в Порог!
Это так похоже на нее, на мою маму. Я поняла, что надо что-то сказать, причем, немедленно, иначе не сносить мне головы, которую заботливо отгрызет мама, прилети она в Порог. Вдруг эта проблема затмила все остальные и встала на повестке дня.
- Папа, не надо сюда маму. Ни в коем случае!
До меня донесся приглушенный помехами, но с безошибочно угадывающейся ноткой истерики и каленого железа, голос мамы:
- Витя, скажи ребенку, чтобы завтра встретила меня в аэропорту.
- Вот возьми и сама скажи ей! Ребенок, между прочим, не хочет, чтобы ты к нему летела! – даже не убрав трубку ото рта, выкрикнул папа. Я поморщилась. Я и забыла, насколько громко он умеет кричать. Затем он снова обратился ко мне, понизив голос до безопасного для барабанных перепонок уровня: - Рита, объясни, что происходит. Что это за липовое обвинение? Наташа, успокойся, Рита сейчас все объяснит. Я тебе уже сто раз говорил, что все эти заголовки в интернетах и в новостях не что иное, как бред сивой кобылы, да, дочка?
Я продолжила говорить, когда убедилась, что голос меня не подведет и не сорвется на полушепот:
- Все, о чем я прошу, чтобы мама никуда не летела.
- Это от тебя в детях дурные наклонности! – неистовствовала мама, следуя по проторенной дорожке. – Из-за тебя наш сын ударился в криминал! Из-за тебя наша дочь занялась спиритизмом!
Я невидящим взглядом смотрела перед собой и невольно задалась вопросом: а что будет, когда они узнают, что я коматозник? Интересно, к кому припишут эти мои новые наклонности?
- Ей-богу, Наташа, взрослый человек, а такую чушь мелишь! Рита, алло-у, ты меня слышишь?
- Дай маме трубку, я русским языком объясню ей, что здесь и сейчас она будет мне только мешать.
- Да не поймет она твой русский, - фыркнул отец. – Все равно никуда она не полетит.
- Витя, что ты такое говоришь! – Мама была неукротима. Что-то разбилось. Да, черт побери, мама у меня именно такая. – Да как ты смеешь запрещать мне…
- Постой, я перейду в другую комнату.
Мамины крики отрезала захлопнувшаяся за отцом дверь. Неожиданно послышалось какая-то возня и угрожающий рык Цезаря, который я узнала бы везде.
- Ану пошел отсюда, Маленькая Жопа! – Ничего не изменилось: папа так и не отказался от этой оскорбительной клички. Он все так же терпеть не мог маминого мопса, а пес, в свою очередь, ненавидел его. Впрочем, я склонна считать, что Цезарь ненавидел всех, кроме мамы. В маме он души не чаял.
- Папа, выслушай меня внимательно, - попросила я.
- Я тебя слушаю.
- Что бы обо мне не писали и не говорили, не верьте ничему. Меня подставляют. Но у меня все схвачено, под контролем, иными словами. – Я сглотнула. Я заставляла себя думать, что у меня все схвачено, но какая-то часть меня была уверена в обратном, и готовилась к худшему.
- Не нравится мне все это, - папа зацокал языком. Я буквально видела, как он качает головой и хмурит густые темные брови. – Что будет с «Темной стороной»?
- Все с ней будет хорошо, - ответила я. Черт бы меня побрал.
- Ты же знаешь, Рита, как сильно мы любим тебя и Владислава. Мы давно разрезали все пуповины и отпустили вас в свободное плавание. Но помнишь, о чем я тебя как-то попросил?
- Принимать обдуманные решения и беречь себя, - сказала я с внезапной хрипотой в голосе. Кажется, кто-то сейчас будет плакать.
Мы попрощались, и я медленно отложила трубку. Руки дрожали, вряд ли я смогла бы сделать и два шага, неся яйцо в чайной ложке без того, чтобы оно не разбилось. Никогда не любила глупые эстафеты. И не менее глупые слезы.
Я не уловила момент, когда провалилась в сон. Но, в общем, это случилось. Все лучше, чем чувствовать себя в таком же жестком, как кулак религиозного фанатика, соприкосновении с реальностью.
19
Открыв глаза, я первым делом подумала о том, что это был не сон: Плохие Зубы, дуло двустволки, кровь на паркете. С добрым утром! Да и утром ли? С зашторенным окном и включенным ночником не понять. С таким же успехом сейчас могла быть и ночь. Я поднесла руку с часами к глазам: шесть утра. Телефон тем временем продолжал блеять. Я сообразила, что от меня требуется, и вылезла из-под одеяла. Телефон разрывался, заваленный горой подушек. Высветившийся номер был мне незнаком.
- Алло, - сказала я сипло и, прокашлявшись, добавила: - Я слушаю.
- Ну наконец-то!
- Юлий? Вы знаете, который сейчас час? – Потом до меня дошло: - Что случилось?
- Я на ногах с четырех утра, и продолжаю делать все, что в моих силах, но, боюсь, мне их не остановить.
- Не остановить? – попугаем повторила я. – О ком вы говорите?
Похоже, Морозов был взвинчен не на шутку:
- О Деревском и этом мерзавце, который смеет называть себя адвокатом, о ком же еще!
Я опустилась на краюшек кресла, полностью проснувшись. Ощущение, словно на меня вывернули ведро ледяной воды. Кровь застучала в ушах.
- Говорите, - отчеканила я.
- Ситуация такова: ночью был получен орден на обыск «Темной стороны» с изъятием всех документов. При необходимости вы будете арестованы. Можно подумать, что это акция устрашения, но так как они не предпринимали до этого никаких конкретных действий, то, полагаю, за этим стоит больше.
- Какого черта? – забормотала я, качая головой как китайский болванчик и не в силах остановиться. – Когда они получили ордер? Что, судья ночью подписал?
- Я не буду говорить по телефону об этом субъекте, но для ребят, если таковые прослушивают линию, скажу следующее: мальчики, пока вы в поте лица трудитесь – если это, конечно, можно назвать трудом, - этот баран, так называемый судья, всю ночь оттягивался в сауне, а заодно и черкнул ордер на обыск. Почему бы и нет? Ведь он бланки носит с собой и использует их по мере поступления в карман кругленькой суммы!
- Гадство, - выдохнула я, запуская пятерню в волосы. – Гадство!
- Здесь замешены не пешки, Маргарита. Деревский, в свою очередь, не настолько умен, чтобы организовать все это. Как я вам уже говорил, я склоняюсь к мысли, что кого-то весьма влиятельного очень интересуете либо лично вы, либо ваш бизнес.
Я вспомнила недавние угрозы Громова и зарычала:
- Фамилия «Громов» вам ни о чем не говорит?
- Не по телефону, Маргарита. Скажу лишь, что не исключено.
- А кто там еще был в сауне? – озлабливаясь, рявкнула я.
- Рита, не по телефону, - повторил Морозов. – Но мой вам совет: сейчас в офис за документами, а потом – держитесь подальше.
Морозов просто так ничего говорить бы не стал.
- Все поняла.
- Всего хорошего, Рита. Буду продолжать заниматься вашим делом. Не дайте себя запугать.
Пошли гудки. Я стиснула трубку в руке. Потом разжала пальцы, один за другим, и уставилась на появившиеся на черном матовом корпусе трещины. Хорошо, коматозность сделала меня чуток сильнее, и что с того? Ровно секунду я таращилась на трещинки, затем набрала номер Федора Гранина и выложила ему ситуацию в двух словах. Я боялась опоздать. Он сказал, что подъедет ко мне в кратчайшие сроки.
Я бросилась к шкафу, вытащила из его глубин вместительную сумку и побросала туда кое-что из вещей. В зеркале мелькнуло мое отражение, подсвеченное со спины густым желтым светом ночника. Я замерла и коснулась кончиками холодных пальцев щеки. Ни царапинки!
В спешке натянув джинсы, черный свитер под горло и куртку с капюшоном, я перекинула через плечо сумку, потом еще одну сумку, поменьше, кожаную, с документами и деньгами. Волосы я собрала в тугой пучок и накинула на голову капюшон. Я с горечью подумала о том, что мои папоротники теперь точно пожелтеют и осыплются. Кто будет за ними ухаживать? Все это походило на второсортный кошмар. Я закрыла дверь и бегом спустилась по лестнице; любой звук, в основном шорох сбиваемых ветром с крыши шапок снега, пропускал по позвонку жар и заставлял шею и спину покрываться мурашками.
Была настоящая метель. Из-за роящегося снега небо казалось низким, досягаемым, словно достаточно привстать на цыпочки, чтобы поковырять в нем пальцем. Опустив голову, я шла на стоянку, к стонущему под ветром клену, придерживая рукой обе сумки, снег скрипел под подошвами. Сумрак и непогода стояли истинно декабрьские. Я успела выкурить две сигареты, прежде чем на подъездную дорожку к дому свернуло авто Феди. Я глубоко затянулась, щелчком отшвырнула окурок в сугроб, поправила обе сумки и, пряча лицо от покусывающего снега, подбежала к нему. Плюхнулась на переднее сиденье. Сумки я поставила в ноги.
Гранин был во вчерашнем свитере и спортивных выдутых на коленках штанах, в которых он, по всей видимости, спал. Штанины торчали из мощных фирменных ботинок. Его прическа не поддавалась классификации. Что-то среднее между «совиным гнездом» и «взрывом на макаронной фабрике». Нет, его волосы, черт побери, определенно живут своей собственной жизнью.
