User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
По-матерински, носовым платком
Утерши нос. И призывала лето
С обычным туеском и кузовком.
А летом приходила в виде девы,
И ласковое яблоко в руке
Рождало поэтичные напевы
В не старящейся розовой строке.
О, Пушкин мой, моих щедрот старанье
Я не ценю превыше тех красот,
Которые строка ТВОЯ несёт,
С Россией выбегая на свиданье!
Свирель горда, что в детстве помогала
Тебе, мой отрок, юноша, Поэт.
Поэзия как розан расцветала.
И ей доныне равной в мире нет.
ПУШКИН:
Свирель, о, нимфа, мой беспечный посох,
Упавший с неба, Лебедь на руке,
Зовущий в травы, где сверкают росы,
В дубраву, к голубеющей реке.
Моя Свирель, моя малютка-Лето,
Рождающая радугу в груди,
Ты – вздох Поэта, золото Поэта,
Взойди над Русью, надо мной взойди!
Свяжи берёз невидимые ветви
Миров, стремящихся в объятия Творца,
Соедини модерн, бистро и ретро
Дорогой от лачуги до дворца.
Напой, Свирель, мне вещие напевы,
Соединяя древность вздохом дня,
И взором вечной и любимой девы
Омой усталость, осенив меня!
СВИРЕЛЬ:
93
О, мой Поэт, я стражду пробужденья.
Во мне энергия жива и зорок взгляд.
Свирель Твоя – Поэта продолженье,
Стихи об этом ярко говорят.
Пою я втуне, обо мне не знают
Сегодняшние графы и князья.
Они свиданье нам не назначают,
В чертоги их Душе войти нельзя.
Но нам с Тобой тесны их кабинеты,
Палат их каменных не греет вид и взор.
Они мрачнее даже вечной Леты,
Не с ними мы продолжим разговор,
А с чистым сердцем Родины и края.
И, с детским смехом стих соединив,
Отчизне посвятим, Любовь вбирая,
Свой пушкинский не молкнущий мотив!
ПУШКИН:
Спасибо, друг, стихом своим отметив
Чудесной даты золотую медь,
Мы улетим за грань десятилетий
И на других планетах будем петь!
Ну, не горюй, я знаю, что Татьяна
Живёт в тебе, как и во мне самом.
Поздравь меня – пусть поздно или рано –
Но мы стихи в бокалы разольем.
СВИРЕЛЬ:
О, Пушкин, поздравляю. Другам вещим
Ты от Свирели передай привет.
Да, стих рожден. Он Родине обещан.
Спасибо, Прорицатель и Поэт!
ПУШКИН:
О, да, мой друг, воители Востока,
Вельможи,– да не даст соврать сонет,–
Любили свет без устали и срока.
У каждого придворный был Поэт.
Поэт лишь тяготился этой клеткой,
Поэт в чертоге – что твой соловей.
Поэт бывал помечен царской меткой
При отпрыске божественных кровей.
Он был слугой, придворным зазывалой,
Он славил мудрость, царственность и честь.
Но этого Поэту было мало:
Он всё на свете был готов прочесть,
Хотел увидеть бедность за порогом
Богатого уютного жилья,
До Бога шел, но не дошел до Бога,–
Таков удел Поэта-соловья.
94
Он выброшен был за порог однажды
В глухую степь, где вечно бродит тать
За нрав, за честь, за неуёмность жажды
Все перечесть, увидеть и познать.
Познав свободу, он опять взмолился:
Кому я нужен в той глухой степи?
А Бог Поэту, знамо, удивился,
Сказав: Стихами степь мою кропи,
Ходи по людям, развевай сомненье.
Посеешь веру – урожай сберёшь.
Играй и пой своё стихотворенье,
Посей зерно Любви – возникнет рожь!
МЫ ВСЕ ОТ ПУШКИНА ПОШЛИ
Где-то я прочла, как о реальном: прохожие видели – памятник Пушкину (в Москве)
стронулся с пьедестала, стряхнул с крылатки осеннюю листву, побежал, догоняя трамвай, и
вскочил на его подножку …
Образ Поэта наш век преобразует в воплощенную фигуру, стоящую вне времени. И Поэт,
действительно, живёт – не только в своём творчестве, заветах, афоризмах.
Пушкинские слова о том, что «мы все ленивы и не любопытны», как нельзя лучше
объясняют не используемые человеком собственные возможности познания Мира.
Любовь вернула мне Пушкина – не в бронзе, не традиционно-классического. Она вернула
мне Пушкина живого, вновь воплощённого в Тонком Мире, со-чувствующего, со-творящего, со-
знающего и вне-временного.
Стих мой – мой бег,
Стих мой – мой Бог.
Колдую стихом век.
Стих свой слагаю впрок.
Детская душа, открывающаяся как цветок поутру, вбирает в себя гармонию звуков и
света, откликается на всё поющее, сверкающее, звонкое, летящее, яркое.
Всё светлое рождается в лоне семьи, укрепляется корнями своими в детском сердце,
набирает силы, торжествуя, переливаясь в цепь событий, явлений, в последовательность взглядов
на мир, наконец, в саму человеческую судьбу, и горестную и счастливую.
(Из тетради № 17, январь 1991 года.)
Пишу о детстве, о семье, о людях,
Которые не дали умереть
Душе страдающей. Им памятником будет
Сей стих. Ему дано гореть,
Рыдать, взывая к Небу и Поэту,
С любимыми родными говорить,
Из мрака прорываясь к Свету,
И о бессмертье стих дарить!
СВИРЕЛЬ:
О, сердце, не уставшее гореть,
Взлетевшее как золотое пламя,
Ты не могло, ручаюсь, умереть
И нынче реешь между нами!
О, Пушкин Наш, из родников родник,
95
Начавший Русь в поэзии лучистой,
Ты сердцем, дорогой, во все века проник,
Став Сыном Родины и Матери Пречистой.
Ребёнок, бешеный мой африканский сын,
Соединивший кровь и нрав могучих
Земных глубин и ангельских вершин,
Взошедший на святые кручи!
Мой Пушкин, лёгкое как перышко перо,
Любовник вечный всех красавиц мира,
Преобразивший в нови, что старо,
Возвысивший понятие Кумира!
О, как ещё назвать Тебя, родной,
Как превозмочь земное тяготенье,
Чтобы узреть Души великой рденье,
Не упустив минуты ни одной?!
А.С.ПУШКИН:
О, маленькая русская сестра
Детей всех наций мира и наречий,
Твой голос от тоски вселенской лечит.
И наступает вечности пора –
Не только в памяти, но в яви и свиданьях,
Не только в творчестве, а в смехе и в речах.
И блеск живой в очах, и звук рыданий
