Предназначение человека. От Книги Бытия до «Происхождения видов» - Сэмюэл Уилкинсон
Вслед за одной проблемой последовала другая: поскольку люди рождаются с крайне незрелым мозгом, в детском возрасте они оказываются совершенно беспомощны и невероятно уязвимы. Им постоянно требуются забота и внимание[306]. Как и у других приматов, о потомстве прежде всего заботилась мать, и, поскольку все ее силы уходили на заботу о ребенке, она не могла собирать достаточно еды или защищаться от хищников. Ей нужна была помощь[307], и эта обязанность легла на наиболее очевидного кандидата – отца потомства[308]. С эволюционной точки зрения отцы начали уделять своим детям все больше и больше времени, потому что больше, чем все другие, были заинтересованы в их выживании. По мере того как дети рождались все более беспомощными и недоразвитыми, репродуктивный успех мужчины уже не мог измеряться лишь тем, как много женщин он оплодотворил. Он должен был гарантировать, что его дети достигнут половой зрелости, а сам он станет дедом. В отличие от представителей более ранних эволюционных эпох, теперь мужчинам приходилось вкладывать немало сил в воспитание детей[309]. Даже в наши дни в обществах охотников-собирателей Парагвая уровень смертности среди детей, обделенных отцовской заботой, намного выше, чем среди детей, чьи отцы «вкладываются» в воспитание потомства[310]. Психолог Крис Фрейли и его коллеги заключают: «Если при отсутствии заботы и защиты со стороны обоих родителей младенцы подвергаются большему риску, чем при отсутствии одного родителя, возможно, при вступлении в брачные союзы давление отбора способствовало образованию пар, а также более значительному родительскому вкладу со стороны отца»[311]. Отцы обеспечивали защиту детей и помогали учить их охотиться, искать еду и заниматься собирательством. В эпоху плейстоцена, когда человеческие общества становились все более сложными, а выживание – сопряженным с еще большими рисками, отцовская забота стала изобильным источником эволюционных преимуществ. Вклад мужчин в заботу о детях естественным образом заложил основу для длительных моногамных отношений между родителями ребенка, что позволило нам развить способность к сексуальной верности.
Помимо возросшей необходимости участия отца в жизни беспомощного потомства, сдвигу к моногамии способствовали и другие факторы. По мере того как мужчина направлял на воспитание потомков все больше сил и уделял ему все больше времени, ему становилось все важнее знать, что дети на самом деле произошли от него. Если бы он, сам того не зная, воспитывал ребенка, рожденного от другого мужчины (и, таким образом, вкладывал огромное количество сил и ресурсов в чужое потомство), это бы оказалось не самой лучшей эволюционной стратегией. Так родился вопрос уверенности в отцовстве, порой беспокоящий современных мужчин. Если же говорить о женщинах, то проблемы уверенности в материнстве не может существовать просто в силу того, как дети появляются на свет. Брак и моногамия, которые позволяли паре неоднократно вступать в сексуальный союз, при этом ограничивая сексуальное взаимодействие за пределами супружеских отношений, усиливали уверенность мужчины в том, что он растит своих детей. Эта уверенность была крайне важна, поскольку в какой-то момент предки человеческих самок начали скрывать свою овуляцию (время, на протяжении которого соитие с наибольшей вероятностью приведет к беременности). Другими словами, мужчина почти никак не мог узнать, происходит ли у его спутницы овуляция, так что в том случае, если мать ребенка вступала в сексуальный контакт с несколькими мужчинами на протяжении месяца, было совершенно невозможно сказать, кто отец[312]. Этим мы отличаемся от многих видов приматов, представительницы которых во время овуляции демонстрируют крупные красные разбухшие гениталии, привлекательные для партнеров (среди млекопитающих примерно 95 % всех самок подают какой-то видимый сигнал, говорящий об овуляции). Таким образом, в эволюционном плане сокрытие овуляции стало еще более выгодным для брака и образования моногамных пар[313].
Следовательно, у людей такие явления, как способность к моногамии, вовлеченность в отцовство, возросший интеллект, улучшенная способность к адаптации, совершенно беспомощное потомство и сокрытие овуляции, могли эволюционировать совместно. По крайней мере в настоящее время это лучшая теория[314]. Безусловно, все эти особенности и свойства кажутся взаимосвязанными.
Итак, у нас есть определенная теория относительно того, почему развилась моногамия. Но как именно она развивалась? По мере того как происходили все эти изменения, эволюция, как полагают многие ученые, адаптировала эмоциональную привязанность между родителями и детьми, настроив нашу психику на длительные романтические отношения. В целом (подробнее об этом будет сказано в главе 9) привязанность между родителями и ребенком – это невероятно важная связь, формирующаяся между отцом, матерью и их малышом. Она эволюционировала по мере того, как дети рождались все более недоразвитыми и все сильнее зависели от родителей (сперва от матери, потом и от отца) в плане заботы, пропитания и воспитания. Из-за беспомощности человеческих детенышей эта привязанность у нашего вида особенно сильна. По сути, все, что делает младенец – плачет, гулит, улыбается, смеется, – призвано привлечь внимание родителей и усилить привязанность. Подобное поведение вызывает в родителях мощный отклик, находящий выражение в любви, заботе и волнении о ребенке. Если бы эта привязанность не сформировалась, человеческие детеныши не смогли бы выжить[315]. Пока ребенок растет и учится сначала ползать, а затем ходить, он исследует окружающий мир, и в этом исследовании отец или мать всегда служат ему надежной опорой. Если разлучить ребенка с родителями, он начинает волноваться, становится все более нервным и часто ударяется в плач. Многие ученые полагают, что со временем эта способность к привязанности была каким-то образом видоизменена и перенаправлена на развитие романтической близости и образование долговременных пар.
Есть ли у нас основания полагать, что любовь, выражающаяся в постоянных моногамных отношениях, берет начало в привязанности родителей к ребенку? Некоторые ученые высказывают гипотезу, согласно которой из-за долгого процесса взросления система привязанности, «встроенная» в наш мозг и особенно заметная на примере маленьких детей, на самом деле никогда не выключается (в отличие от млекопитающих) и сохраняется вплоть до взрослого возраста, когда у нас начинают появляться возлюбленные. Было отмечено несколько сходств между поведением, характерным для отношений матери и ребенка, и поведением, характерным для любовных отношений. Например, в обоих типах отношений люди чувствуют себя защищенными; кроме того, в отношениях матери и ребенка, как и в союзе влюбленных пар, обе стороны часто ощущают тревогу или угрозу, если их разделить. Также обоим типам отношений свойственны интимные формы телесного контакта и взаимная увлеченность друг другом[316]. Кроме того, тип отношений, сложившийся у человека с родителями в детстве (надежный, тревожный или тревожно-избегающий), также проявится в отношениях с любимым человеком[317] (что подтверждается функционированием нашей эндокринной системы[318]).
Независимо от того, развилась ли наша способность к романтической любви из привязанности к родителям, в нас определенно заложен потенциал, позволяющий формировать длительные постоянные отношения. Не так давно среди ученых было популярно мнение, что романтическая любовь является культурным продуктом западного мира. Вполне возможно, что в истории человечества
