Сказки цыган - Николай Альбертович Кун

– Не бойся! Зла я тебе не сделаю. Я ниваш и живу в этой реке. Дело же вот в чем: заболела «дочь ниваша», у которой я служу, ей-то и нужно помочь.

– Да как же могу я ей помочь? – спросила, сильно перепугавшись, Гула. – Ведь «дочь ниваша» в реке! Как же я-то к ней пойду?

– Я возьму тебя с собой на дно реки, – ответил ниваш, – ты увидишь, что мне ровно ничего не стоит это сделать и с тобой ничего плохого не случится. Ты и оглянуться не успеешь, как будешь уже во дворце «дочери ниваша». Ну, пойдем!

– Пойдем, что поделаешь! Только боюсь я! – сказала Гула.

– Говорят тебе, не бойся! – крикнул ниваш.

Он схватил Гулу Камакри в охапку, поднял ее и бросился в реку. Не успела Гула вскрикнуть, как очутилась на дне реки во дворце «дочери ниваша», в большой светлой комнате, и ниваш опустил ее на пол, устланный мягким ковром. С удивлением глядела Гула по сторонам. Все вокруг блистало золотом, серебром и драгоценными каменьями. Ни у одного короля не могло быть такого роскошного дворца, такого богатства, как у «дочери ниваша». Ниваш сказал Гуле:

– Вот видишь, я говорил тебе, что бояться нечего. Пойдем скорее к больной!

Ниваш провел Гулу через несколько комнат. Все они были одна другой богаче. В одной из комнат Гула увидала множество горшков с засмоленными крышками. В горшках что-то слабо стонало. Гула остановилась и спросила ниваша:

– Что это стонет в горшках? Как их здесь много! Больше сотни!

– Это все мои горшки, – ответил, потирая от удовольствия руки и сверкая зелеными глазами, ниваш, – в них засмолены души утопленников. Слышишь, как они стонут? Веселенькая музыка!

– Зачем же ты держишь души утопленников в горшках? – воскликнула Гула.

– Уж очень занятно они стонут. Эта музыка веселит мое сердце, – ответил ниваш, – скучно было бы мне без этой музыки. Да я их не век держу в горшках. Как сгниет тело одного из утопленников, так я сейчас же выпускаю его душу из горшка, а на ее место сажаю другую.

– Бедные души утопленников, – сказала со вздохом Гула, – какие муки приходится им терпеть в твоих горшках, прежде чем попадут они в загробный мир.

– Вот вздор какой! Велика важность – посидят в горшке и отправятся восвояси в загробный мир. Однако пойдем, ведь больная ждет!

Пройдя еще через две-три комнаты, ниваш и Гула вошли в спальню больной «дочери ниваша». Здесь была такая ослепительная роскошь, что Гула остановилась как вкопанная в дверях и не знала, куда ей смотреть. Придя в себя от изумления, Гула увидала на большой кровати, отлитой из чистого золота, под золотым балдахином «дочь ниваша». Она лежала на белоснежных подушках и слабо стонала. Подошла Гула к больной, осмотрела ее и принялась за ней ухаживать. Ниваш же вышел из комнаты.

Не прошло и часу, как у больной «дочери ниваша» родилась дочь, да такая красивая девочка, каких и не видывала Гула на своем веку, а уж на ее руках перебывало новорожденных, пожалуй, не меньше тысячи. Взяла Гула новорожденную девочку на руки, спеленала и подала матери. Взглянула «дочь ниваша» на свою дочь, поцеловала ее, улыбнулась и сказала Гуле:

– Благодарю тебя, мудрая Гула, за твою помощь. Позови ниваша, мне нужно сказать ему два слова.

Позвала Гула ниваша, который стоял все время за дверями спальни. Подошел он к «дочери ниваша», а та что-то сказала ему на ухо. Ниваш только головой кивнул в ответ и быстро вышел. «Дочь же ниваша» подозвала Гулу и сказала ей, взяв ее за руку:

– Помоги-ка мне встать, теперь я здорова.

– Что ты, что ты! – воскликнула Гула. – Лежи спокойно, разве можно тебе сейчас вставать, коль только что у тебя родился ребенок?

– Я не простая смертная, – смеясь, воскликнула «дочь ниваша», – не удивляйся! Я теперь здорова, здоровее, чем раньше. Смотри!

С этими словами «дочь ниваша» легко соскочила с постели, ласково обняла Гулу и сказала:

– Ты помогла мне, теперь моя очередь. Проси у меня в награду все, что хочешь.

– Ничего мне не нужно, – ответила Гула, – вели только нивашу скорее вынести меня на берег. Отпусти меня домой.

– Вот и все, о чем ты просишь? – удивилась «дочь ниваша». – Хорошо, это сделать нетрудно, но подарок я тебе все-таки сделаю.

В эту минуту вошел ниваш и подал «дочери ниваша» золотое яйцо. «Дочь ниваша» взяла это яйцо и, передав его Гуле, сказала:

– Возьми это яйцо, оно даст тебе счастье и богатство. Стоит только взять это яйцо в руки и назвать то, что тебе нужно, и сейчас явится это пред тобой. Я знаю, ты женщина мудрая и никогда не пожелаешь чего-нибудь такого, что принесло бы вред тебе и всем твоим.

Простилась Гула Камакри с «дочерью ниваша», поблагодарила ее и вышла из спальни за нивашем, который повел ее опять через все комнаты к выходу из дворца. Там взял ниваш Гулу Камакри на руки, открыл дверь и в мгновение ока вынес ее на берег.

– Ну, теперь ступай домой! – смеясь, сказал ниваш. – Хорошенькое совершила ты сегодня путешествие. Другой раз вряд ли удастся тебе совершить такое же. Прощай, Гула Камакри!

Ниваш фыркнул, громко захохотал, словно заквакали тысячи лягушек, и так ловко и быстро нырнул в воду, что она даже не всплеснула.

Вернулась Гула Камакри к себе в палатку. Никто в таборе не знал, куда уходила она ночью, и сама она до самого дня своей смерти не рассказывала о своем ночном приключении, а поведала о нем только на смертном одре.

С той самой ночи, как побывала Гула Камакри у «дочери ниваша», сделалась она благодетельницей не только своего табора, но и всего цыганского племени Ашани, к которому она принадлежала. Счастливые времена настали для цыган. Перестали они нуждаться в чем бы то ни было. Придут к Гуле Камакри и скажут ей, что им нужно. Если просьба их разумна, Гула Камакри сейчас же ее удовлетворяла. Удивлялись цыгане, откуда только добывает все их мудрая Гула: кому лошадь, кому палатку новую, кому корову. Только денег редко давала цыганам Гула: боялась она, что не на полезное будут тратить цыгане деньги, так легко им доставшиеся, а на прихоти. Понемногу разбогатели все цыгане племени Ашани и зажили в богатстве и довольстве. Так жили они до самой смерти мудрой Гулы Камакри.

Когда почувствовала мудрая Гула, что настал ее смертный час, собрала она цыган своего табора и сказала им:

– Умираю