Сказки цыган - Николай Альбертович Кун
– Я слыхала все, что рассказывал косой Кропан о «дочерях нивашей». Правду он говорил. Достать себе в жены «дочь ниваша» можно. Только одного не сказал Кропан. Не знаю, оттого ли, что сам не знает, или оттого, что хочет погубить тебя. Ох и не любит же тебя косой Кропан!
– Чего же он не сказал? – спросил Изу Флорис.
– А вот чего, – ответила Иза, – нужно твердо помнить: как остановится одна из «дочерей нивашей», наступив на семена дурмана, прежде всего надо снять у нее с ног красные туфельки. Не снимешь их, ну и погиб. Разорвут тогда тебя «дочери нивашей». Все дело в красных туфельках! А остальное, что рассказывал Кропан, – все правда. Однако прощай, поздно уже. Пусть сопутствует тебе удача – ты славный малый и заслуживаешь счастья.
Простился Флорис со старой Изой. Глубоко запали ему в сердце слова старой цыганки, и он решил на следующую же ночь идти добывать себе в жены «дочь ниваша».
Была теплая летняя ночь, когда Флорис вышел из табора и пошел к реке. В таборе никто не видал, как ушел молодой цыган. Медленно шел он вдоль реки. Луна ярко светила на небе, и по реке тянулась широкая блестящая дорога, чуть подернутая рябью. Было тихо, только коростели кричали по ту сторону реки. Прошел Флорис через небольшую рощицу и вышел на поляну, окруженную с трех сторон лесом. На поляне легкой пеленой лежал туман. Луна освещала его, и вся поляна казалась серебряной. Сквозь туман неясно виднелись прибрежные камыши и отблеск луны на реке. Флорис остановился. Какой-то таинственной показалась ему поляна. Сам не отдавая себе отчета, почему он это делает, Флорис стал разбрасывать по поляне семена дурмана из бывшего с ним маленького мешочка. Разбросав дурман, он встал на краю поляны, ближе к реке, за дерево и стал ждать. Так стоял он довольно долго, прислушиваясь к малейшему шороху. Вдруг показалось ему, что на реке что-то всплеснуло, словно большая рыба, и тотчас зашелестели камыши. Он стал присматриваться и увидал, как вереницей выходили одна за другой из камышей «дочери нивашей». Покрытые своими длинными серебристыми волосами, они почти сливались с туманом, и Флорис с трудом различал их. Легкий ветерок потянул с реки. Туман на поляне заколыхался и поплыл к лесу. Понемногу вся поляна очистилась от тумана, и на траве ее в лучах луны засверкали, как алмазы, крупные капли росы. Теперь Флорис ясно видел «дочерей нивашей». Взявшись за руки, они неслись по поляне веселым хороводом. Дивный был этот хоровод. Высокие, стройные, окутанные шелком своих волос, «дочери нивашей» плясали, чуть касаясь красными туфельками верхушек травы. Они плясали и пели:
Приходи на поляну ты в лунную ночь,
Когда лес мирно спит, а камыш
Чуть трепещет над сонной рекой.
Все заботы забудь и гони ты их прочь.
Посмотри, что за ночь, а кругом что за тишь,
Ведь другой не видать тебе ночи такой.
По душистой траве на поляне лесной
Так отрадно, привольно плясать при луне!
Приходи же скорей ты на берег речной!
Посмотри: кто сравнится красою со мной?
Неужель не влечет тебя сердце ко мне?
Приходи же скорей, о цыган молодой!
Заслушался Флорис песней «дочерей нивашей». Он чувствовал, как их пение все сильнее и сильнее очаровывает его и влечет к легкому хороводу. Он хотел уже выйти из-за дерева и идти к хороводу. Он забыл, что слыхал о «дочерях нивашей», как заманивают они молодых цыган и уводят навсегда в свои золотые дворцы на дне реки. Флорис сделал уже шаг, как вдруг одна из «дочерей нивашей» вскрикнула и остановилась, словно приросла к земле. Она наступила на семена дурмана. Остальные «дочери нивашей» тотчас прекратили пение, и одна из них воскликнула:
– Сестрицы, здесь кто-то есть! Кто-то разбросал по поляне семена дурмана. Скорее, скорее! Спрячемся в камышах!
«Дочери нивашей» бросились к камышам и скрылись в них. Лишь одна осталась посередине поляны, испуганная, беспомощная. Бессильно опустив белоснежные руки, она озиралась по сторонам, как бы моля кого-то о помощи. Подбежал к ней Флорис, нагнулся и снял с ее ног красные туфельки. Теперь «дочь нивашей» была в его власти, не могли больше помочь ей сестры. Флорис был в безопасности – «дочери нивашей» не смели его тронуть. Сошла с места, усыпанного семенами, «дочь ниваша», взяла Флориса за руку и сказала:
– Теперь ты мой господин, и всю мою жизнь я буду верна тебе.
С этими словами обняла она молодого цыгана и крепко-крепко поцеловала его в губы. Флорис почувствовал легкую боль, схватился рукой за губу – половины верхней губы как не бывало. Он стал бимуйакром (безгубым). Что за беда! Ведь зато у него была теперь дивно прекрасная жена, которая будет верна ему до гроба.
Вернулся Флорис с «дочерью ниваша» в табор. Наутро все узнали, что добыл-таки себе весельчак Флорис такую красавицу жену, в сравнении с которой все самые прославленные красавицы цыганских таборов покажутся дурнушками.
Косой Кропан позеленел от зависти, когда увидал Флориса с женой. Но что мог он сделать? И обидеть-то Флориса и его жену он не смел, так как отлично знал, что в обиду не дадут их «дочери нивашей» и будут теперь во всем помогать им.
– Ладно! – думал Кропан. – Коль какой-нибудь глупый Флорис добыл себе жену, то я в грязь лицом не ударю и добуду себе жену еще лучше, еще красивее.
Решил Кропан в ту же ночь идти добывать «дочь ниваша».
Пошел Кропан ночью на реку. Ночь была хоть и ясная, лунная, только не тихая летняя ночь. Порывами набегал ветер. По реке темными полосами тянулась крупная рябь, и река казалась отлитой из темной стали. Тревожно шумели камыши. Облачка быстро плыли по небу и то и дело закрывали луну. Долго шел Кропан по берегу реки. Миновал он рощу и поляну, на которой добыл себе Флорис жену-красавицу, вышел к тому месту на реке, где противоположный берег был крутой, обрывистый, а река очень глубока. Кропан знал, что в этом месте глубокий омут. Здесь-то, наверно, и должен стоять в омуте, как думал Кропан, золотой дворец «дочерей нивашей». Разбросал он семена дурмана, да не на поляне, а у самого берега.
– Как выскочите вы из воды, – шептал Кропан, – так сразу попадетесь мне в руки. Да небось из вас не одна какая-нибудь
