Руслан Мельников - Тевтонский крест
Бурангул и дядька Адам, помимо прочего, обзавелись приличным запасом стрел и сарацинскими композитными – дерево, кость да воловьи жилы – луками. Тугими, дальнобойными, надежными – не чета пиратским самоделкам.
Бурцев взял себе щит и меч. Это окромя нагорбного пулемета. Боеприпасы к МG‑42 были аккуратно уложены в дорожный мешок. По другую сторону верблюжьего седла пристроился пузатый бурдюк с водой.
Ядвига долго и нудно верещала, не желая оставаться, но в этот раз ее возражения, угрозы и мольбы проигнорировал даже пан Освальд. Выслушав заверения Хабибуллы, что под охраной благородного эмира Айтегина аль‑Бундуктара с его дамы и волосок не упадет, добжинский рыцарь одновременно трогательно и строго попрощался с женой. Нежно так пообещал связать, ежели что. Полячка обиделась. И выдала та‑а‑акую тираду! Ну точь‑в‑точь как Аделаида во время оно. Эх, Аделаидка, Аделаидка, Аделаидка…
Спеша избавиться от накатившей тоски, Бурцев скомандовал:
– По ко‑о‑оням!
Глянул на своего «скакуна». Хмыкнул. Добавилтише:
– И по верблюдам…
Глава 25
Давно уж скрылся из виду разведчик Бейбарса на молодой легконогой кобылице – самой быстрой и самой неутомимой в их отряде. Разведчику надлежало первому выйти к замку Торону, осмотреться и, вернувшись, доложить обстановку.
Далеко впереди едва различимыми точками в зыбком мареве горячего воздуха виднелись дозорные авангарда. Боевое охранение маячило также по флангам и с тыла.
Сам отряд в полторы сотни всадников вытянулся длинной караванной цепочкой. Шли без знамен, гербов и каких‑либо иных опознавательных знаков. Вместо штандартов – голые копейные наконечники. Да пулемет над головой глухого дромадера.
Чтобы МG‑42 не бросался в глаза, Бурцев прикрыл «шайтаново оружие» одеялом из верблюжьей шерсти – теплым, плотным, предназначавшимся для прохладных ночей пустыни. Получилось похоже на дурацкий паланкин, невесть зачем защищающий от солнца невозмутимую морду животного.
Дмитрий и Гаврила недоверчиво косились на Горбаконя – так они прозвали меж собой дромадера. Время от времени русичи украдкой крестились. Пан Освальд тоже все кружил возле диковинного зверя и не мог надивиться. Сыма Цзян беседовал с Хабибуллой. Капитан Жюль – с Жаном Ибеленским. И у Бурангула неожиданно объявился собеседник. Как выяснилось, неразговорчивый Бейбарс понимал по‑татарски и теперь выпытывал, каким ветром занесло в палестинские земли собрата‑тюрка и откуда родная душа знает язык степных завоевателей. Збыслав и дядька Адам – те больше отмалчивались и поглядывали по сторонам. Не доверяли чужим дозорам, а может, сказывалась давняя разбойная привычка всегда быть начеку.
Бурцев тоже смотрел вокруг. С высоты верблюжьего горба удобно было взирать на окрестности. А окрестности были унылы и безжизненны. Любоваться в Палестине особенно‑то и нечем. Лишь изредка на горизонте появлялись далекие пятна оазисов, холмы, поросшие жесткой травой, да русла пересохших безымянных ручьев и речушек.
Солнце пекло, плавило мозги. Легкая конница Бейбарса чувствовала себя еще более‑менее. А вот на рыцарей Жана Ибеленского Бурцев поглядывал с жалостью. Эти ребята даже в походе не желали расставаться с привычным тяжелым вооружением матушки‑Европы. И сейчас бедолаги, обвешанные железом по самое не хочу, заживо изжаривались в раскаленной скорлупе.
Бурцев тоже начинал понемногу дуреть от жары и монотонной, убаюкивающей верблюжьей поступи. Грань между однообразной реальностью и миражами перегретого сознания постепенно стиралась. Накатывала дрема. Накатывала, накатывала, накатывала…
Из странного состояния полусна‑полубодрствования выдернули яростные крики и сабельный звон.
Бурцев всполошился, едва не свалился вниз, на твердый горячий песок. А падать с Горбоконя пришлось бы ох прилично…
– Тпр‑р‑ру! – рявкнул по привычке. Резко натянул повод.
Поводу глухая горбатая скотина повиновалась, встала послушно.
Бурцев рывком сорвал с пулемета одеяло, завертел головой и стволом.
То была не засада. Рубились Бурангул и Бейбарс. Страшно рубились – насмерть. Вот‑вот, блин, поубивают друг друга! И зачинщика сразу видать: Бейбарс наседал, Бурангул оборонялся.
– Эй‑эй, джигиты! Уймитесь!
Бурцев развернул верблюда, погнал к поединщикам. И не он один: отовсюду уже спешили всадники – сарацины Бейбарса и рыцари Жана Ибеленского.
– Сабли в ножны, кому говорю!
А ни фига! Его не слышали. Изогнутая сталь сверкала, плясала, звенела. Только незаурядное мастерство конно‑сабельного боя спасало обоих фехтовальщиков от верной смерти. Но надолго ли хватит того мастерства в столь бешеном темпе отчаянной рубки? Кто‑то должен уступить, сплоховать, ошибиться…
Нет, криками сейчас делу не поможешь. Бурцев пошел на таран. Здоровенная туша дромадера с разбега вклинилась между всадниками, отбросила в стороны лошадей.
– В чем дело? – рыкнул Бурцев по‑татарски.
– Он татарин! – взвизгнул Бейбарс на том же языке.
– Эка невидаль! Ну и подумаешь! В моих жилах тоже течет татарская кровь и ниче…
Фьюить!
– …го!
Бурцев едва успел уклониться от размашистого сабельного удара.
– Убью, шайтановы дети! Обоих убью!
Звяк‑ш‑ш!
Уж второй удар неминуемо снес бы Бурцеву голову, не окажись на пути сверкающего клинка ствол МG‑42. Третьего выпада, к счастью, не последовало. Воспользовавшись благоприятным моментом, Бурангул что было сил шибанул сверху вниз по эфесу вражеского оружия, выбил саблю из рук эмира, бросил свою, цапнул Бейбарса за пояс.
Дальше пошла татарская народная забава – борьба в седлах да на кушаках. Пыхтели противники недолго: тут уж юзбаши оказался сильнее и опытнее мамлюка. С коней в итоге упали оба, но Бурангул сидел сверху, а Бейбарс под татарином плевался песком и невнятными ругательствами.
Взвыли, загалдели, замахали саблями наголо подоспевшие сарацины. Горячие бойцы Бейбарса, толком не разобравшись, рвались в драку. Дружинники Бурцева – тоже с обнаженной сталью – сгрудились живой стенкой перед воеводой и Бурангулом. Рыцари‑тяжеловесы Жана Ибеленского подзадержались – пылят вон неподалеку. Пока еще доскачут…
А арабы надвигались, не скрывая своих намерений. Блин! Намечалась нешуточная резня с превосходящими силами сарацин.
– Э! Э! Э! Парни! – Бурцев обратил в сторону воинственных союзничков пулемет. На охладительном кожухе ствола красовался глубокий след доброй дамасской стали, но от этого МG‑42 не утратил ни боеспособности, ни грозного вида.
Глава 26
Всадники придержали коней. В рукопашную сарацины не полезли. Зато лучники в задних рядах торопливо расстегивали саадаки и колчаны.
– Мафиш! Миш мумкин![206] – Между противниками, как шайтан из коробочки, выскочил Хабибулла на пегом жеребце.
То ли своевременный призыв уважаемого аксакала сделал свое дело, то ли лязг пулеметного затвора. А может, арабы поостыли, убедившись, что убивать их драгоценного эмира никто не собирается. И ведь в самом деле… Бурангул уже отпустил Бейбарса. Подобрал обе сабли, отошел подальше. От греха… Мамлюкский предводитель, поднявшись, стряхивал песок и сыпал проклятиями.
Подоспела рыцарская конница. Остановились. Молчали сейчас все – угрюмо и напряженно. Говорили только Бейбарс и Хабибулла. Переругивались, точнее. Видимо, араб, ходивший в друзьях у Айтегина, имел право отчитывать молодого эмира. И Хабибулла этим правом пользовался в полной мере.
Кричали они долго. Потом взяли на полтона ниже. И еще на полтона. И еще… В конце концов вспыльчивый мамлюк утихомирился.
– Кулю тамэм?[207] – поинтересовался напоследок Хабибулла.
– Аюа,[208] – буркнул Бейбарс. И дал отмашку своим воинам.
Сарацины вложили клинки в ножны, убрали луки. Мир‑дружба‑жвачка‑кумыс? Хабибулла повернулся к Бурангулу:
– Отдай саблю эмиру.
Юзбаши вернул трофей.
Бейбарс принял клинок, недовольно бросил в ножны. Вскочил на коня. Стеганул плетью, умчался вперед – к головному дозору. Ну да, обидно, небось, такому гордецу потерпеть поражение при всем честном народе. Хотя, с другой стороны, мамлюк ведь нападал на двух противников сразу. Причем один был с «шайтановым оружием». Это обстоятельство все же должно оправдать Бейбарса в глазах подчиненных.
– Чего он так взбеленился‑то? – поинтересовался Бурцев.
– Татар не любит, – коротко ответил Хабибулла.
– Ну, это я уже понял. А почему?
– Так. Давние счеты…
Непорядок! Бурцев нахмурился. Конфликты в отряде ему не нужны. В самом деле, что за дела такие?! Что за разборки на межнациональной почве?! Не успели до Торона добраться, а бойцы уже рубятся друг с другом! Дуэлянты хреновы…
Бурцев поспешил вслед за Бейбарсом. Догнал. Подъехал вплотную. Окликнул с высоты верблюжьего горба по‑татарски:
