Санька-умник - Сергей Анатольевич Куковякин
На этом всё и закончилось. Больше меня к прокурору не вызывали.
Не одну неделю меня мучил вопрос — в каких отношениях прокурор был с заключенным, который написал ему записку? Спросить об этом у него самого я боялся. Скорее всего, он мне и не ответил бы.
К прокурору меня больше не вызывали, но заключенный, который устроил провокацию в отношении меня, после моего возвращения страшно злорадствовал тому, что я так легко попался в его сети. Он начал требовать, чтобы я приносил ему продукты, водку, курево, но я далеко послал его и на шантаж и провокации больше не поддавался.
После этого случая я полностью перестал доверять заключенным, все их просьбы отвергал, оказывал только медицинскую помощь и всё. Нет, ребятушки, вам пальчик протяни, а вы и всю руку отгрызете…
Заведующий моего отделения был в курсе случившегося. Переживал, но ничем помочь не мог. Когда всё закончилось, был очень рад.
— Саша, надеюсь, больше такое не повториться? — этот вопрос он мне задал, наверное, раз пять.
— Ученый уже… — только и отвечал я ему.
Что ещё мог я сказать?
Глава 33
Глава 33 Как я ходил в Медведки
— Доктор Козлов! Доктор Козлов!
Что, опять?
В который уже раз…
Ничего умнее придумать не могут!
Это меня послали искать кого-то из вновь поступивших пациентов в наше отделение.
Вообще-то, я — Котов. Александр Котов. Ординатор терапевтического отделения. На самом деле — фельдшер, но на врачебном месте.
Бедняге же сказали — Козлов. Найди мол доктора Козлова.
Подставили его крупно. «Козёл» — серьезное оскорбление для правильного лагерника.
Идет бедолага сейчас по бараку и выкрикивает — «доктор козлов», получается — козлами пациентов нашего отделения называет. Оскорбляет их, а за это ему прилетит, ой прилетит…
Могут и убить. Бывало уже такое.
Вот какое дело…
Шуточки в лагере порой очень плохие бывают. Жестокие, с нехорошими последствиями.
— Молчи!
Я выскакиваю из-за загородочки, за которой у нас устроена якобы ординаторская. Ну, если ординаторы есть, то — должна быть и ординаторская.
— Быстро пошли отсюда!
Буквально выталкиваю пришедшего из барака, где размещено наше отделение. Он ничего не понимает, глазами только хлопает.
А в самом бараке уже шумят, матерятся…
— Быстрее уходи отсюда! Котов я, не Козлов.
До посланца, похоже, доходит, что он накосячил. Побледнел, руки затряслись.
— Где я понадобился?
— В бухгалтерии… — уже на ходу, через плечо бросает посланный за мной.
Придурки бухгалтерские!!!
Пошутили они! Поразвлекались! Человеку жизнь, можно сказать, испортили.
Я тяжело вздохнул и отправился в бухгалтерию.
Зачем я там понадобился?
Оказалось — моя очередь за деньгами в Медведки идти. Есть тут такая практика. Заключенного же в Медведки не пошлёшь за зарплатой для вольнонаемного персонала лазарета.
— Сколько там будет? — уточняю сумму, которую мне выдадут на руки.
— Двадцать семь тысяч.
Сколько? Двадцать семь тысяч! Это же такие деньжищи!
Столько за один раз я никогда в руках не держал.
Главное — никакой охраны. А, вдруг, нападут на меня? Деньги отнимут? Убьют? Кстати, запросто могут…
В Медведки, в Медведки… В деревню, где родился Кузнецов Николай Герасимович, нынешний Народный комиссар Военно-морского флота СССР.
Такое, да не знать. Местные нам об этом в первый же день поведали с величайшей гордостью. Ну, что у них в деревне сам Кузнецов родился. Кузнецов! Целый Народный комиссар! СССР!
Тогда я эту информацию к вниманию принял и всё, а сегодня меня как обухом по голове ударило. Торкнуло, как в Кирове говорят. Сдвинулся с места камешек, покатился и вызвал лавину…
Кузнецов! Флот! Корабли! Ослепляющий камуфляж!
Очередной кусок, или как там правильно назвать, памяти у меня восстановился!
Были в последнее время звоночки, мелькало что-то, а тут — раз и полная картина в голове.
Между тем, ноги независимо от головы как бы сами несли меня к реке. Что называется — «на автопилоте». Бараки нашего лазарета № 2 — на одном берегу Северной Двины, а Медведково — на другой. Севдвинлаг не просто так Севдвинлагом называется.
Как я дошел до реки — не помню. На мост зашел — тоже.
Шел и шел по шпалам, пока они не кончились.
Шпалы кончились и только две узкие ленточки металлических рельсов были перекинуты дальше.
Как уж так мост строили… Кто бы мне раньше сказал — не поверил. А вот так и было! Это каким идиотом надо быть!!!
Был кто-то. Причем — не один. Одни — разрешили так делать, а другие — рады стараться. Самые настоящие враги народа…
Внизу, под мостом, вокруг опор пенилась и бурлила северная река. Почему, не знаю, но нисколько не задумываясь, я шагнул на узенькую ленточку рельсов, и, не глядя вниз, прошел так над ревущей рекой метров пятнадцать.
Я не цирковой артист, не канатоходец. Как смог пройти этот опаснейший путь, объяснить не могу. Но прошел и тут только понял, что сделал что-то совсем не то…
Я присел на рельсы. Меня затрясло. Так, что зубы застучали.
Во дурак! Мог ведь вполне и погибнуть!
Или — выплыл бы?
Бог мой! О чем я думаю!
Ишь, вспомнил про ослепляющий камуфляж для кораблей… Да, это сейчас очень актуально, но кому бы польза была, если я сегодня погиб?
Надо скорее очередное письмо Шванвичу готовить и умудриться его незаметно отправить. Самому не попасться, а то много вопросов будет семнадцатилетнему фельдшеру, спасающему от бед советский военно-морской флот.
Возвращаться уже не было смысла, да я бы и обратно по рельсам над рекой не перешел. Схлынуло с меня затмение.
Я продолжил путь. Получил в Медведково деньги. Попросил перевезти меня через реку в лазарет на лодке.
— А, сюда-то как, ты, добрался? — недоуменно посмотрел на меня перевозчик.
— По мосту.
— По мосту?
Выражение лица мужика в лодке надо было видеть…
Глава 34
Глава 34 Изменения в жизни Александра Котова
15 августа сорок второго в судьбе Александра Котова произошел резкий поворот.
Всё для фронта… Всё для победы.
Лазарет № 2 Севдвинлага НКВД лишился ординатора терапевтического отделения. Лечение заключенных сегодня — не главный приоритет, люди на фронте нужны.
Зеки, если к житью, сами выздоровеют. Как Санькина бабушка говорила, все болезни делятся на смертные и не смертные. Последние сами пройдут, а смертные — лечи
