Неизвестно - Разумихин Трое из сумы
Будет, наверное, несправедливо пройти мимо ещё одной книги Сергея Куняева – «Жертвенная чаша», вышедшей в прошлом году к его 50-летию. Я прочёл её буквально в два дня, чем очень удивил самого автора, когда сказал ему об этом.
– Прямо сразу?
– Да. Но не потому, что оторваться не мог. Просто злость на тебя заставила проглотить книгу, изданную красиво (что бывает крайне редко с литературной критикой) и одновременно, на мой взгляд, без мысли о том, какому читателю она адресована.
Действительно, для кого она: для литературоведов, для собратьев по литературно-критическому цеху, для молодого читателя, для хорошо знающего историю литературы, для широкого, массового читателя? Даже если попытаться представить на титульном листе подзаголовок «Избранное» (каковым она фактически и является), всё равно книга удивляет своей, нет, не разнополярностью включённых в неё статей, а разноплановостью, разностильностью, разнохарактерностью, разноадресностью помещённых материалов.
Сам Сергей считает, что книга включила в себя квинтэссенцию того, что он успел сделать за четверть века своей работы. Может быть, оно и так. Но каждая из статей писалась в своё время для журнала и никак не стыковалась с другими. Такими не состыкованными они остались и в книге. Наверно, во мне сидит в данном случае редактор, но именно редакторской работы книге и не хватило.
С куда большим удовольствием я читал бы совсем другую, более цельную книгу, например, о поэтах М.Кузмине, А.Блоке, Б.Корнилове, С.Есенине, Н.Клюеве, П.Васильеве, П.Карпове, А.Ахматовой, С.Маркове, Ю.Кузнецове, Н.Тряпкине, свяжи их Сергей между собой, пропиши чуть шире для обычного читателя, сделай их более «очерковыми». И получилась бы добротная книга избранного, у которого был бы свой читатель.
С не меньшим удовольствием я хотел бы читать книгу, состоящую из статей, где Куняев размышлял, как те или иные «знаковые» фигуры воспринимались раньше и преподносятся сегодня. Это могла быть книга со статьями про то, как перекраивается вот уже сколько лет биография поэта Сергея Есенина, как он изображается в нынешнем кино и как продолжается борьба за него со «сторонниками и почитателями» женщины-мифа Л.Брик, о реальной и книжной Галине Вишневской, о трагической судьбе большого писателя Виктора Астафьева, о том, как пересекаются жизнь и история, вчера и сегодня – наподобие «Post scriptum». И тоже вышла бы цельная книга избранного, у которого был бы свой читатель.
Могла бы получиться очень даже не дурная книга, собранная им из статей о современных прозаиках Л.Бородине, Н.Шипилове, В.Галактионовой и других «симпатиях» Куняева. У неё тоже был бы свой благодарный читатель.
В нынешнем же виде «Жертвенная чаша», безусловно, позволяет увидеть, как далеко шагнул Куняев с той, семинарской, поры, когда ходил в молодых критиках, и какую неудачную изначально уготовил автор ей читательскую судьбу, даже принимая во внимание малый тираж, каким она издана.
Но какие бы ни напрашивались претензии по составу книги, подчеркну один факт, свидетельствующий об уровне написанного Куняевым. Он не побоялся поместить под одну обложку работы, созданные им в промежутке с 1981 по 2006 год, и те из них, которые датированы 80-ми и 90-ми годами, нисколько не выглядят устаревшими.
Правда, один штрих – когда доводится встречать, увы, не так редко, обороты типа: «Вульф из кожи вон лезет», или «его холуйских комплиментов Ельцину» (о Ростроповиче), досадуешь на автора «Сергея Есенина». Это ничуть не лучше того, как о Владимире Высоцком пишет Вишневская: «…Алкоголик, он сразу стал идолом народа», с которой Куняев блестяще полемизирует. По старой памяти на язык просится, мол, молод, потому и заносит. Но тут же сознаёшь, что молодому и ершистому уже шестой десяток лет. И непроизвольно думаешь: всё-таки журналистский опыт не всегда писателю помощник.
Чуть не забыл сказать. Володя Новиков как-то слезливо сетовал на то, что у «чужих» слишком много литературных премий. Сергей Куняев один из тех, у кого этих самых премий некоторое количество есть. Он лауреат премий «Зодчий» имени Д.Кедрина, имени С.Есенина и имени П.Васильева. В 2005 году Сергей Станиславович Куняев, вместе с отцом, стал лауреатом конкурса «115 лет ЖЗЛ» – «За самую популярную книгу серии «Жизнь замечательных людей» последних лет». Номинация, по которой они получили премию, называется «Хождение в народ». Конечно, не Госпремия, но… звучит. И, кто знает, не удивлюсь, если доживу до времени, когда и Госпремия найдёт Сергея Куняева.
…А теперь попробую подытожить. Все трое моих вчерашних однокашников по семинару, надо признать, не отличаются особой камерностью и лиричностью. Больше того, легко увидеть, что стрелки политического компаса у каждого смотрят примерно в одну сторону. И Казинцев, и Бондаренко, и Куняев принадлежат, что называется, одному политическому крылу. Отмечаю это не в качестве упрёка или похвалы, а исключительно ради констатации факта, ибо давать им политические оценки не входит в мои намерения. Меня, собственно, больше интересуют нюансы.
Потому что, опять позволю себе сравнение, служа искусству в одном театре, они играют тем не менее на разных «сценах». Сергей Куняев солирует на основной сцене в большом драматическом спектакле. Александр Казинцев в это же самое время на сцене филиала играет антепризную одноактную политическую пьесу. А Владимир Бондаренко в театральном фойе на специально установленных подмостках предлагает любителям «клубнички» своё шоу «Маски большого города». При этом у каждого из актёров своё амплуа. Первый предпочитает страстно «обсуждать» идеи. Второй сурово «обсуждает» события. Третий цинично «обсуждает» людей.
И вопрос не в том, в какой роли и в каком «жанре» каждый из них выступает, – в любом случае можно только позавидовать их фанатичной любви к искусству. Вопрос в том, какие «подмостки» избираем мы, что мы предпочитаем слышать и читать – исторические размышления о стране и народе в «Сергее Есенине», пафосные кричалки-стереотипы о том, что «Россия над бездной», или разухабистые скетчи, к примеру, о том, что «если нет уже крестьянских детей, негде взяться и новой деревенской прозе», продиктованные скорее желанием обыграть любую подвернувшуюся под руку фигуру или ситуацию, а не нравственностью, и порождённые, как мне представляется, выбросом адреналина, но никак не вдумчивым анализом.
Возьму на себя смелость сказать, что все три критика считают себя борцами. И спорить с этим не буду. Но борьба – это всё-таки прежде всего философия жизни, мировоззрение, требующее внутренней гармонии и стремящееся к гармонии в окружающем мире, и лишь где-то в последнюю очередь умение драться. Во всяком случае я так думаю – не напрасно потому раньше и сказал Вадиму Кожинову, что предпочёл бы не сам говорить, а дать возможность высказаться другим.
Конечно, вожди боровшихся за справедливость индейцев, встав на тропу войны, выходили к своим соплеменникам в яркой боевой раскраске. Но мы, кажется, не индейцы! Думаю, именно поэтому из троих моих героев автором произведения, запечатлевшего великого и вдохновенного поэта земли русской, стал тот, кто о раскраске думал меньше всего, а думал о гармонии, которая только и способна победить хаос.
И ещё, даже не думаю, а уверен: именно эта внутренняя гармония, стремление делать разумные выводы, извлекать уроки из прошлого и помогли Сергею выстоять в пору, когда многие другие были раздавлены обстоятельствами, позволили ему обрести будущее. К сожалению, он оказался исключением среди нас.
Вместо заключения: «Сказка – ложь, да в ней намёк!»
На этом мои «осколки»-персоналии заканчиваются. Позволю себе лишь ещё несколько общих замечаний.
Что было характерно для поколения критиков, вошедших в литературу в 70-е годы?
Во-первых, трудности времени социального перелома. Вчерашним молодым критикам, кому я посвятил свои воспоминания, надо было есть, содержать семьи, платить за жильё, учить детей и только потом читать книжки. Одни ушли в бутылку, другие – в политику, третьи – в созерцание, четвёртые судорожно пытались что-то удержать, а тем временем разномастные пятые под либеральным флагом заполняли свободные места в торговых рядах утверждающегося рынка. Чем-то ситуация очень напоминала существовавшую во времена чеховского «Вишнёвого сада».
Во-вторых, новая литературная реальность провела переоценку ценностей – литература, как и все сферы искусства, превратилась в рынок, при котором занятие литературной критикой в большинстве случаев стало нереальным. Книгопродавцы доходчиво объяснили критикам, что их работа – это сфера услуг, а вовсе не забота «глаголом жечь сердца людей».
Критики поняли и из критики ушли. Остались те самые единицы: с одной стороны Сергей Чупринин со своей книгой «Критика – это критики», про которую можно услышать: «Она вошла в золотой фонд отечественной словесности», Владимир Новиков, автор книги о В.Высоцком, и Наталья Иванова, проявившая особый профессиональный интерес к творчеству Ю.Трифонова, Ф.Искандера и Б.Пастернака; с другой стороны – В.Бондаренко, С.Куняев и примкнувший к ним А.Казинцев.
