Неизвестно - Разумихин Трое из сумы
Кто бы сомневался! Ибо только безнадёжный идеалист-пессимист может увидеть, а разглядев, жёстко высказаться по поводу «незамеченного юбилея» Льва Толстого: «Ни в модном рейтинге «Имя Россия», ни в цитатах наших политиков Толстого нет. Государство сливается с официальной церковью – Толстой не нужен, государство ведёт войны – Толстой не нужен, а когда государство обворовывает свой народ – Толстой тем более не нужен. Властям по-прежнему Лев Толстой неудобен…»
А вот Володе он удобен. Хотя… если подвернулся бы юбилей, например, Тургенева или Чехова, Иван Сергеевич и Антон Павлович оказались ему удобны ничуть не меньше. Бондаренко и их смог бы приспособить к своему выступлению. Дело мастера боится.
Он пишет – мы читаем. Очень занимательное чтиво про бузину в огороде и дядьку в Киеве. Безусловно, принимать Володину логику не легко. Но это не важно. Важен результат – в очередной раз предстать на публике «с учёным видом знатока». К тому же прекрасный повод поведать миру, что сподобился перечитать публицистику Льва Толстого, из которой сделал вывод, что тот тоже был экстремист. Так что не обессудьте!
…И наконец, Серёжа Куняев – ещё один «последний из могикан» литературной критики. Конечно, его никоим образом нельзя отнести к поколению 40-х годов – он 1957 года рождения. Но, как я уже говорил, он участник семинара Ланщикова, самый молодой из нас, и сказать, что его «несовершеннолетие» очень уж бросалось тогда в глаза, не могу.
Он сын известного поэта Станислава Куняева. Москвич. Филфак МГУ окончил в 1980 году. А уже в 1982 году в журнале «Литературная учёба» появилась его первая Сергей Куняевлитературоведческая работа «Трагедия стихии и стихия трагедии», посвящённая поэме Есенина «Пугачёв». В той статье, когда решил её недавно перечитать, я обнаружил оборот, который оказался для Куняева неким слоганом на все последующие годы его жизни в литературной критике. Я имею в виду фразу, где он пишет, что стал заниматься «делом не бесспорным, но крайне увлекательным».
И ещё. Начинающий Куняев обратился тогда к образу Пугачёва, который привлёк его тем, что бросил «вызов Року и миру». Можно смело сказать, что сегодня эти слова в определённой мере могут быть отнесены уже к самому Куняеву.
С той поры, собственно, Серёжа и занялся всерьёз и надолго самим Есениным, есенинской поэзией и поэтами есенинского круга, прежде всего Николаем Клюевым. Чем это закончилось? Закончилось ли – сомневаюсь. Зная характер Сергея, могу сказать, что вряд ли. Но один несомненный результат можно подержать в руках. Я имею в виду томик «Сергей Есенин», вышедший уже несколькими изданиями в серии «ЖЗЛ».
Кто-то скажет, так он его вместе с отцом писал. Верно. А вы много знаете примеров, когда у одного произведения сразу два автора? Ильфа и Петрова, братьев Стругацких, само собой, вы вспомните сразу, а дальше? Пальцев одной руки хватило? Скажу вам так: «Ох, и нелёгкая это работа, вдвоём из болота тянуть бегемота!» По собственному опыту знаю.
Уже одно то, что читатель не может отличить, где писал Станислав Юрьевич, а где Сергей Станиславович, заслуга немалая. А ведь тут, как ни крути, для каждой фразы, для каждого слова консенсус необходим. А его достичь сложней, чем в Совете безопасности ООН резолюцию принять. К тому же, существенная деталь, общую редактуру книги «держал» всё же сын, а не отец.
На протяжении последних 12 лет свет увидели пять изданий «Сергея Есенина». Но я остановился бы прежде на том, что каждое из них подлежало правке, существенным дополнениям: прописывались и обогащались отдельные сюжеты книги, биографические линии, по-новому интерпретировались и оценивались некоторые есенинские произведения. Читатель зачастую не ведает, что стоит за каким-нибудь исправлением уже существующего текста, когда всего-то и надо, что вписать, предположим, пару строк.
Но, «там, где, казалось бы, все необходимые документы найдены, акценты расставлены, выписан уже целый пласт его жизни, вдруг вторгаются какие-либо полторы-две строчки, которые освещают всё совершенно новым светом», либо совершенно по-новому заставляют интерпретировать и переосмыслить многие устоявшиеся оценки той эпохи, как предреволюционной, так революционной и послереволюционной. И нужно согласиться с Куняевым-младшим, сказавшим как-то: «Фактически Сергей Есенин заставил нас заново написать историю целого периода русской жизни». Не многие из современных литераторов, даже специально занимающихся историей и политикой, могут позволить себе сказать подобное. А Куняев может не просто сказать, но и доказать не только судьбой любимого им поэта, а шире: людьми есенинского «безрассудного» склада, которые «были главными созидателями истории во всех социальных и политических слоях – у монархистов и большевиков, у эсеров и анархистов, у махновцев и антоновцев…»
И есть ещё один принципиальный момент, связанный с тем, что книга о судьбе Есенина стала книгой о судьбе России в ХХ веке. Первое издание «Сергея Есенина» вышло в период, казалось бы, полной беспросветности в жизни страны, когда над ней висела жуткая чёрная туча, и можно было подумать, что её не способен прорвать ни один лучик света. Но книга Куняевых стала именно таким лучиком.
Я почему на этом особо останавливаюсь? Да потому, что Сергей Куняев стал чуть ли не единственным из молодых критиков, кто не бросил профессию, устоял в ней, кто не дал раздавить себя обстоятельствам, смог и в самые тяжёлые времена в себе сохранить внутренний оптимизм, а в творчестве – веру в будущее, которой смог поделиться с другими. Есенин и книга о нём стали весомым аргументом и «оружием» в его тяжелейшей интеллектуальной, духовной и душевной борьбе за русское самосознание.
Но вернёмся от «высокого» к сугубо профессиональному. В процессе работы авторам книги удалось познакомиться с огромным количеством ранее недоступных архивных документов. И тут, замечу, мало держать руку на пульсе: знать, что появилось нового о твоём герое. В одном из интервью Сергей сказал про это так:
– За это время вышло огромное количество литературы о Есенине, включая серию томов с материалами чтений в Институте мировой литературы. Я не говорю уже о фундаментальном труде, который сейчас выходит тоже под грифом ИМЛи – биографическая хроника Сергея Есенина, полная летопись его жизни и творчества. Естественно, не могла не оказать влияния на нашу книгу работа, которая велась над составлением и комментированием первого полного академического Собрания произведений Сергея Есенина в семи томах и десяти книгах. Оно выходило на протяжении 10 лет, в то же самое время, как шла наша работа над биографией поэта. В комментировании отдельных документов для этого Собрания я принимал самое непосредственное участие.
Всё это заставляет особо сказать о том, что на протяжении уже многих лет литературная работа Сергея Куняева сопряжена с архивными поисками, в процессе которых были найдены и опубликованы многие неизвестные ранее поэтические и прозаические произведения Николая Клюева, Пимена Карпова, Алексея Галина. И опять же сослаться на несомненный результат, который можно подержать в руках, – книгу «Растерзанные тени», составленную из документов, найденных в архиве КГБ, и посвящённую трагическим судьбам крестьянских поэтов и других людей, биографически связанных с Есениным: Сергея Клычкова, Василия Наседкина, Петра Орешина, Ивана Приблудного и других. Должен признать, что последняя строка её аннотации, редкий случай, не рекламный ход, а самая что ни на есть правда: «Книга захватывает с первых страниц и не может оставить равнодушным читателя любого поколения».
Следующим этапом для Куняева-младшего стала книга «Русский беркут» опять же о поэте с ярко выраженным русским национальным сознанием – Павле Васильеве. И далее должна последовать книга о Николае Клюеве, вновь для серии «ЖЗЛ». В результате получится своеобразный триптих – Клюев, Есенин, Васильев, где герои книг связаны самым непосредственным образом. Как говорит сам Куняев, «Клюев благословил Есенина, был его поводырём и учителем и успел благословить и Павла Васильева. Жизнь Клюева охватывает предреволюционное, послереволюционное время и почти полностью 30-е годы, время, уже описанное в книгах о Есенине и Васильеве. Но Клюев – это ещё и начало века, 10-е годы. Именно в этом отрезке времени завязывались все те узлы, многие из которых приходилось потом развязывать или рубить, а некоторые так и остались неразвязанными и неразрубленными».
Так что осмысление отечественной истории Куняевым продолжается. И думаю, будет сделано им немало выводов, которые придутся не по нутру многим людям совершенно разных воззрений, умонастроений, политических и социальных направлений и толков. Открывать для себя реальную историю находится обычно мало охотников.
