Санин Евгений - Денарий кесаря
Машинально проверив еще раз, на месте ли афинская монета – он теперь и ночью не расставался с ней, кладя под подушку – Василий Иванович принялся за изучение списка дел, которые ему предстояло сделать в Москве.
Его рукой был написан только один пункт: «Купить монеты для Соколова».
Зато Настя постаралась. В перечне заказанных ею покупок значились:
«1.Колбаса копченая.
2.Сыр голландский.
3.Две банки сгущенного молока.
4.Банка тушенки.
И, конечно же:
5.Пачка самого лучшего чая».
Василий Иванович, запоминая, сложил листок и спрятал его. Внимание его переключилось на старушку. Все последние дни он провел за изучением Евангелия. Оно казалось ему простым и надуманным, едва ли не сказочным. И он никак не мог понять, что именно в нем вот уже почти два тысячелетия пленяет людей так, что они и слышать ничего не хотят, кроме как о Христе! Шли на костер, подставляли головы под меч, претерпевали бесчисленные муки, о чем свидетельствуют надежные источники – доклады наместников провинций римским императорам и подробные судебные протоколы.
«Как, – недоумевал он, – горстка неученых галилейских рыбаков смогла покорить этой Благой Вестью – ведь именно так называется в переводе Евангелие – весь мир?!»
В итоге повесть шла намного медленнее, чем ожидали того Володька и Настя. Он утаивал от них, что написано всего две странички. Его мучило совсем другое…
И он, глядя на старушку, неожиданно почувствовал, что она знает то, что почему-то закрыто, не ведомо для него. Иначе, зачем было ей месяцами, годами каждый воскресный день вставать ни свет ни заря и, преодолевая недуги и старческую слабость – ведь подруга даже поддерживала ее в последний раз – ехать в храм.
Только ли страх перед предстоящей скорой смертью гнал ее туда?..
Не отдавая себе отчета в том, что делает, быть может, втайне надеясь получить ответ на свой вопрос, Василий Иванович пересел на соседнее со старушкой кресло и спросил:
- А где же ваша соседка - заболела?
- Наоборот, болела она здесь. А теперь – выздоровела! – придавая своим словам какое-то особое, радостное значение, ответила старушка. – Навсегда!
- Как это? – недоуменно посмотрел на нее Василий Иванович.
- Да давление у нее было высокое. Доктора говорили ей, лежи, не вставай! А она – да разве я могу не встретить Господа, как положено? Вот и стала готовить Пасху, куличи, красить яйца… Приготовила и преставилась – аккурат, на самую Пасху!
- То есть, она умерла?! Вот горе!
Старушка даже руками всплеснула от непонимания того, что, очевидно, ее наоборот, только радовало:
- Что вы! Это величайшее счастье, когда верующий человек уходит из жизни в этот День! Говорят, такой идет прямо в рай, минуя воздушные мытарства!
- Простите, минуя - что? – не понял Василий Иванович.
Старушка посмотрела на него так, как, наверное, он смотрит на ученика, не сумевшего ответить ни на один из вопросов на экзамене.
- Как? Вы не знаете, что ждет нас после смерти?!
Василий Иванович с присущей ему честностью и открытостью хотел сказать, что после смерти он, собственно, вообще не ожидает ни хорошего, ни плохого, то есть совсем ни-че-го. Но в чистых, светлых глазах старушки – был такой ужас за него, а главное уверенность в том, что она говорила, что он промолчал. И старушка, словно обо всем догадавшись, продолжила:
- И вас, и меня ждет одно и то же. К нам сразу подойдут два ангела. Один Ангел светлый – с правой стороны. И другой – бр-р! – страшный, черный слева. И поведут нас по мрачным коридорам, где множество комнат. И в каждой из них нам будут предъявлены обвинения. В одной комнате – за всю нашу ложь, которую мы допустили в жизни. В другой – за злые и праздные слова. В третьей – если мы осуждали или клеветали на других. И таких комнат – двадцать. И в каждой мы будем судиться за наше зло и вообще за все греховные и нераскаянные дела. И если мы не сумеем оправдаться, то даже светлый Ангел не сможет ничем нам помочь. И мы останемся в одной из них на веки вечные. Навсегда…
Василий Иванович невольно улыбнулся, пряча улыбку в кулак, чтобы не обидеть эту наивную старушку.
Но она и не смотрела на него. Приближалась ее остановка. Нужно было вставать и идти к выходу. А это было – ой, как непросто!
Старушка с огромным трудом встала, но тут автобус качнуло, и она вновь упала на свое сидение.
- Вам помочь? – невольно вырвалось у Василия Ивановича. Он надеялся, что, проявив обязательную для воспитанного человека в таких случаях вежливость, он услышит и вежливый отказ. Ведь видно было, что он торопился, если ехал в такую рань и мог и так не успеть на первую электричку! Но старушка неожиданно согласилась.
- Да, если можно! – виновато улыбнулась она и при этом почему-то загадочно улыбнулась.
Василий Иванович помог старушке сойти с подножки автобуса. Она не выпустила его руки, и они медленно – «Какое тут на первую, на вторую бы электричку не опоздать!» - досадой думал он, направились в сторону видневшегося между двумя высокими зданиями купола храма с крестом.
Старушка продолжала говорить что-то о мытарствах. Потом сказала, что сегодня после обеда у входа в храм будет принимать старец. Он очень редко приезжает из своего монастыря, и это такая радость, такая радость! Было бы очень хорошо, если бы Василий Иванович – «Надо же с одного раза, в таком возрасте, запомнила мое имя-отчество!» – несмотря на возрастающее раздражение, удивленно покачал головой он, - побеседовал с ним или хотя бы благословился.
- На что? - не понял Василий Иванович.
- Да на всю последующую жизнь. Ведь это же – старец!
- Ну и что?
- Так он на любой вопрос может ответить! А то даже и спрашивать ничего не надо! Человек к нему только войдет, а он уже знает о нем все – и что ему сказать, и чем помочь. Господь открывает! Я сама не раз видела, как он вызывал кого-нибудь из толпы народа по имени-отчеству, хотя ни разу в жизни не видел его! Человек лишь стоит перед ним, глазами моргает, не веря чуду, которое с ним произошло и тому, что его сам вызвал старец, к которому стоит множество людей. Ведь иные к нему месяцами, годами пробиваются, просят, умоляют принять, да так и не могут попасть. Ведь это великое счастье даже одну минуту, одну секундочку побеседовать со старцем!
Василий Иванович слушал старушку вполуха. Раздражение начало охватывать его. Какое ему дело до каких-то старцев и этих сказкок вокруг них, когда он опаздывает, точнее, уже опоздал к началу клуба! А старушка, словно нарочно, шла все медленнее и медленнее. То ли устала. А может, хотела успеть рассказать ему как можно больше об этом старце.
У широко открытой в церковный двор калитки она, наконец, отпустила руку Василия Ивановича.
- Спасибо, сынок! У тебя доброе сердце. А таких любит Господь. И, бывает, сокращает им путь к Себе. Я бы и сама дошла! - на прощанье вдруг призналась она и снова знакомо улыбнулась: – Да уж прости, не захотела отказываться. Ведь этим ты не столько мне, сколько себе самому помог!
Василий Иванович, не столько соглашаясь, сколько вежливо кивнул и, в который раз, незаметно посмотрел на часы.
Так он ничего и не узнал от старушки. Только лишь столько времени потерял. Хотя, как было ей не помочь?.. И, молча, проводив ее разочарованным взглядом, чуть ли не бегом направился к своей остановке…
2
В клубе только и обсуждали происшедшее…
Как ни торопился Василий Иванович на вторую электричку, но успел лишь на третью. В итоге он опоздал в клуб на целых полтора часа и сразу же стал очевидцем вопиющего происшествия!
Едва дежурный начал вписывать данные его паспорта в ведомость, как на лестнице началось какое-то несвойственное размеренному течению клуба движение, и послышались громкие крики:
- Держите его! Украл!!
- Где? Кто?!
- Да вон он, держите!!!
Какой-то военный – Василий Иванович плохо разбирался в воинских званиях – сбегал по ступенькам со второго этажа, где стояли столики с особенно дорогими монетами. За ним, потрясая увесистым кляссером, гнался возбужденный мужчина.
Оба дежурных – один на входе, другой, принимавший деньги и записывавший посетителей – бросились наперерез военному и сбили его с ног.
Подбежавший мужчина заломил ему руку и, разжав кулак, восторженно показал большую серебряную монету:
