Санин Евгений - Денарий кесаря
Странное дело – котенок, словно понимая, слушал его и, даже не дергаясь, не мяукая, терпел, пока Стас освободит его из ледяного плена.
- Ну, и куда ты такой теперь? – оглядел он дрожавший от головы до лап живой, пушистый комок. – Замерзнешь же ведь совсем! А вот куда! Ко мне домой! Там я тебя и отогрею! И накормлю! Если, конечно, найду чем…
Дома, к счастью, среди принесенных на завтра Леной продуктов, оказалась банка рыбных консервов. Стас открыл ее, положил в блюдце. Котенок набросился на консервы с такой жадностью, что стало ясно – убежал он от своих родителей гораздо раньше, чем Стас от своих!
- Все, а теперь – спать! – раздеваясь, скомандовал Стас.
И до чего же понятливым оказался этот котенок!
Он тут же забрался на кровать и, деликатно свернувшись в калачик у самых ног Стаса, быстро уснул.
Самому же Стасу спать не хотелось. Он потянул к себе тетрадь и, поглядев на спящего котенка, вдруг усмехнулся от мысли, что хоть кому-то в Покровке было хорошо от его приезда…
«…Особенно старался смуглолицый мужчина в недорогом, запыленном халате. Отчаянно помогая себе локтями, он пядь за пядью пробивался вперед, волоча за собой мальчика лет пяти.
- Дайте пройти… Пропустите же! – слышались эллинские, с сирийским акцентом, слова.
Вдогонку ему неслось недовольное:
- Куда лезешь?
- Сам на крест захотел?!
- Хоть бы ребенка пожалел, сирийское чучело!
- Я не сириец! – возражал с виноватой улыбкой мужчина.
- А кто же: вавилонянин? Эфиоп?!
- Я – грекос!
- Собираясь с силами перед последним броском, мужчина оглянулся и подбадривающе крикнул:
- Держись, Теофил!
Однако, передние ряды были спрессованы, как кирпичи в крепостной стене. Убедившись, что дальше не проскользнула бы даже ящерица, мужчина стал что-то жестами объяснять мальчику, словно тот был глухой, потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, поднял его на плечи и замер:
- Ну?!
Мальчик бойко завертел грязной шеей, увидел кресты, воинов…
- Отец, – испуганно закричал он. – Там – Иисус! Весь в крови, избитый! За что они так его?!
Мужчина больно ущипнул сына за пыльную пятку:
- Я для чего тебя поднял? Никодима… брата своего – видишь?..
Теофил изогнулся, прищурился от старания, разглядывая несущих кресты:
- Нет!
- Хвала богам! – с облегчением выдохнул мужчина. – А дядю Келада?
- Вижу, вон он! – Теофил показал пальцем на могучего легионера, идущего в первой шеренге. Того самого, на которого делал ставку центурион. – Сказать ему, что мы тут?
Вместо ответа мужчина опустил сына на мостовую и задумался вслух:
- Где же нам теперь искать нашего Никодима? Иерусалим, что пшеничное поле перед жатвой: попробуй отыщи нужное зернышко… Но мы точно знаем, что он должен был искать встречи с Иисусом. Пять дней мы ходим по пятам за этим пророком. Вчера, правда, потеряли его, но, хвала Тихэ[5], снова нашли. Так проследуем же за ним до конца!
Мужчина напряг спину, точно выталкивая сползшую в канаву повозку, отчего лицо его и впрямь почернело, как у эфиопа, и потянул за собой сына назад.
Когда они добрались до края площади, центурия уже сворачивала на одну из ничем не примечательных улиц. Иисус, пытаясь удобнее перехватить тяжелый крест, приподнял голову, и все увидели титулум на его шее.
Площадь в один голос на еврейском, латинском и эллинском выдохнула:
- «Иешуа… Иезус… Иисус Назорей Царь Иудейский!»
- Отец! – воскликнул Теофил. – У нас только рабов распинают. А здесь – слыхал – царей!
- Чш-шш! – в испуге зашикал мужчина. – Как бы они за такие слова и тебя на мне не распяли!
К счастью, голос мальчика утонул в новой волне шума. Потрясая посохами, грозя кулаками, иудеи призывали на голову так надсмеявшегося над ними прокуратора гнев своего Бога.
Молчал, казалось, лишь один человек: кудрявый юноша, лет пятнадцати, в красной накидке поверх зеленого хитона. Он стоял в отдалении от толпы и смотрел на шествие полными слез глазами.
- Послушай! – подходя, окликнул его мужчина. – Ты молодого антиохийца не видел, похожего на меня, только со шрамом на горле?
Юноша отрицательно покачал головой.
Мужчина, догадавшись, что он не в силах выдавить ни одного слова, со вздохом кивнул на кресты:
- И ты паломник к Иисусу? Не бойся нас! Я – Апамей из Антиохии-на-Оронте. Мы ведь тоже приехали к нему. Подумать только: всего несколько дней назад как пышно встречал его этот город! Даже мы с сыном кричали ему «Осанна!». Я голосом, а он пока еще знаками.
- Вот так! – подтвердил Теофил, показывая жестами, как он приветствовал Иисуса.
- Он его от глухоты исцелил! – дрогнувшим голосом объяснил мужчина. – Тебе тоже помог?
Юноша посмотрел на сына, отца. Улыбнулся, словно вспоминая что-то радостное, но утраченное безвозвратно. Наконец, проглотил ком, мешавший ему говорить:
- Нет! Я … его ученик.
- Иоанн! – послышался негромкий окрик.
Из-за угла ближнего здания выглянуло обрамленное бородкой лицо:
- Что там? Как Учитель?
- Ведут на распятие! Говорят, бичевали…
- М-мм… - простонал бородатый, и лицо его исказила болезненная гримаса. – Все пропало!
- Постой! – видя, что юноша собирается уходить, спохватился мужчина. – Ученик Иисуса, ответь мне: а много ли было у твоего учителя учеников?
- Таких, как мы с Петром – нет. Но тех, кто приходили и уходили – сотни, а может, тысячи! – подумав, ответил юноша.
- И сколько времени ученики проводили с ним?
- Кто как! Мы три года, иные – три дня…
- Три дня! – обрадовался мужчина. – А не было ли среди них антиохийца со шрамом? Я говорю о своем сыне! Он… гм-м… потерялся в дороге…
- Отец проклял и выгнал его, за то, что он изменил нашим богам! – вставил Теофил, не пропускавший из разговора ни слова.
- Да, это так, - сникая, признался мужчина и быстро добавил: - Но - простил! Теперь вот хочу сказать ему об этом. Но как найти его, где?..
Мужчина, схватив юношу за рукав, стал описывать одежду сына, другие приметы, как вдруг имя, произнесенное невдалеке, заставило его смолкнуть на полуслове.
- Теофил, ты слышал? – спросил он.
- Да, - кивнул мальчик. – Кто-то позвал Накдимона.
- Так ведь это на иудейском. А по-нашему – Никодим! Это – он!
- Хоть вам повезло! – грустно улыбнулся юноша. – И мне пора. Петр прав, надо бежать. Но как… как покинуть Учителя в такую минуту?..»
Глава вторая
Божий дар
1
Старушка даже руками всплеснула…
…И уступила зима весне.
Все тот же первый автобус принял Василия Ивановича и покатил по широкой сухой дороге.
Та же кондукторша дремала на своем сидении, держа на коленях кожаную сумку, из которой серпантином свисали билеты.
Только старушек на этот раз было не две, а одна. Та самая – добрая. Она улыбнулась Василию Ивановичу, как старому знакомому. Он тоже приветливо кивнул ей и, порывшись в карманах, достал металлический рубль. С недавних пор у него почти совсем не стало водиться мелочи. Хорошо хоть этот рубль оказался… Помня, как ошибся в прошлый раз, он внимательно посмотрел на монету – афинская тетрадрахма была размером как раз с нее – и стал ожидать, когда подойдет кондуктор.
Та тоже сразу узнала его и, еще внимательней, чем он, оглядела плату за проезд. Придраться было не к чему, разве к тому, что в такое раннее время ездят с крупными деньгами, и она, поворчав себе под нос по этому поводу, протянула Василию Ивановичу билет и сдачу.
