Дима - o f2ea2a4db566d77d
и не обнаружила никаких упоминаний о бобровых жертвоприношениях. Но, вы понимаете,
это не мешает какому-нибудь сумасшедшему изобрести собственный ритуал.
-
Если так, жертвоприношения ведь выгодны только тем, у кого есть домашний скот?
-
Очевидно.
- Но Пиенисуо очень бедная деревня, - объяснил участковый. - Там есть только одна
женщина, которая держит коров. Двое-трое держат домашних птиц. Но все это очень старые
люди, и я не верю, что они стали бы заниматься подобными делами.
- Вам все равно надо с ними поговорить, - мягко напомнила Орвокки. – Кто-то может
платить определенным людям за жертвоприношение, необязательно деньги, а те уже ловят и
убивают бобров.
-
Дааааа, - растянул Яша, почесывая в затылке. – Удивительные дела творятся…
-
И дети, - офицер финского отделения Интерпола подняла указательный палец правой
руки. – Давайте найдем и расспросим детей, которые построили шалаш.
Этим они и занялись после того, как Орвокки внимательно осмотрела место
предполагаемого жертвоприношения и сделала какие-то записи в блокнот. Правда, работа не
помешала ей время от времени отвлекаться на Яшу и слать ему короткие улыбки.
«Довольно кокетливые, как ему кажется. Он хочет в это верить»
Назад – через болота, по чавкающей и недовольно сморкающейся гати, по лесной тропе
бодрым шагом – скоро уже показался крайний участок Пиенисуо.
Когда-то деревня, возведенная в отдаленной и необжитой местности для работников
лесопилки, процветала и радовала своих жителей, но сейчас об этом напоминало…… что?
Лесопилку, независимо стоявшую в отдалении, давно закрыли, от нее осталось лишь одно
название да пара сгорбившихся бараков, так что Алексей Николаевич Лебедев, в прошлом
инженер местного предприятия, метивший в директора лесопилки, не столько охранял
заброшенную территорию, сколько доживал теперь здесь свой век, – в жалком хозблоке за
компанию с ископаемого вида кроватью и понурой буржуйкой. Местная ребятня свято
верила, что сторож питается не человеческой пищей, а стопками отсыревших газет и
журналов, которые он делил с печкой, а, может быть, даже и со своей кроватью, похожей на
гигантскую испачканную болонку.
Основную часть деревни Пиенисуо поглощал лес, меньшая ее половинка располагалась на
берегу Салмилампи, однако из былых пятидесяти с лишним дворов жилыми к 2008 году
остались всего четыре. Большинство деревенских жителей покинуло Пиенисуо еще в
прошлом столетии с закрытием лесопилки (кто нашел работу в Вяртсиля и Сортавала, кто
перебрался в Анонниеми), и дальнейшую судьбу деревни легко было предсказать – как
умрут последние хозяева (съезжать из них никто не планировал), Пиенисуо окажется в
негласном списке тех молчаливых устрашающих сёл-призраков, которых так много сегодня
в разных уголках Карелии.
Но и с оставшимися жителями село мало чем отличалось от кладбища. Пока еще слабо
билась только родственная жилка. Каждый год на летние каникулы из Вяртсиля в Пиенисуо
приезжали внуки склочной Егоровны, а её соседка, Анна Васильевна (та самая, что сообщила
Яше о бобре), присматривала за своим единственным внуком-сиротой. Прочие же обитатели
деревни, жившие в противоположных ее частях, отчего-то старались между собой не
общаться: старик Алексей Николаевич ступал за границу лесопилки только в
исключительных случаях, хотя Егоровна и Анна Васильевна – каждая по-прежнему мечтала
его заарканить; нелюдимая Татьяна Ивановна Морозова – единственная, кто ещё держал в
деревне корову – одиноко жила в доме возле озера, а Василиса Рощина – женщина
шестидесяти лет, и поэтому самая молодая в Пиенисуо – делила избу с сожителем-
собутыльником Иваном, хотя у того в деревне также имелся собственный участок.
60
Войдя в Пиенисуо со стороны леса, первым делом Яша и Орвокки наткнулись на
алкоголичку Рощину – они как раз проходили мимо ее участка.
-
Гляньте, кто явился! – заорала Василиса, приметив их из окна дома. – Чёй-то ты,
Яшка, здесь забыл, а? Девке владения свои показываешь, да?
Участковый оперся о сгнивший забор и, приветливо улыбаясь, ответил:
-
Ну должен же я хоть иногда к вам заглядывать, Василис. А то помрете тут без меня
или сожрёте друг друга.
- Ой-ой, внимательный. Да на хуй мы тебе не нужны! А что за бабу припёр?
Орвокки решила не вмешиваться в разговор и стояла в стороне с равнодушным
выражением лица.
-
Знакомая. Все тебе расскажи.
-
Ну а как же? Я люблю с тобой полалакать, Яш, ты ж знаешь. Заходил бы как-нибудь
один. Ночью приходи – я не выгоню.
Рощина залилась визгливым смехом. Она была одета в бесформенный, выцветший сарафан
и держала в руках маленькую расческу для волос с сильно поредевшими зубцами. Яша уже
хотел распрощаться, как вдруг из сарая около избы вышел Иван.
-
Кого там принесло, - хрипло осведомился он у сожительницы, но тут сам увидел Якова
и только молча кивнул.
-
Да вот бабу те, Вань, привели. Нравится девка? – Рощина закашлялась, но вскоре ее
вульгарный смех возобновился.
Иван перевел взгляд с Яши на Орвокки и больше не отрывал от нее глаз. Лицо пьяницы
ничто не выражало, он весь был какой-то серый и запыленный, с кожей то ли загорелой, то
ли просто грязной. Участковый, по-прежнему улыбаясь, отступил от забора и инстинктивно
обнял девушку за плечи.
-
Пойдем мы. Вы, кстати, не встречали недавно ребят Егоровны или Анны Васильевны?
-
Малявок, что ли? – переспросила Василиса. – Бегали тут вроде. А чё они натворили?
-
Пока ничего…
-
Вань, бля, - неожиданно взорвалась Рощина. – Чё, бля, хуем там замер?! Тащи дрова в
дом, на девок он, ебать его, смотрит.
Иван скрылся в сарае, а Яша, воспользовавшись случаем, махнул рукой Василисе и, все
еще не отпуская теплую, покорную Орвокки, двинулся с ней дальше по улице.
-
Заходи, Яшка, красавчик! Не забывай меня! – крикнула вслед алкоголичка и опять
скрипуче заржала.
-
Они гонят самогон? – тихо поинтересовалась Орвокки, когда они отошли на
порядочное расстояние, и таким тоном, будто сама себе пообещала непременно использовать
это колоритное выражение в разговоре с первым встречным русским.
Она деликатно выбралась из-под руки нового знакомого, но шла по-прежнему очень
близко от него, так что время от времени они случайно и легко сталкивались локтями.
-
Да нет, покупают дешевую водку. Иван – этот человек у сарая – он ловит рыбу в озере,
ее здесь много, и периодически ездит на рынок в Вяртсиля. Это его Василиса, конечно,
заставляет, иначе бы он вообще с места не двинулся.
-
Василиса – женщина в окне?
-
Да.
-
Премудрая или Прекрасная? – вновь блеснула знаниями Орвокки.
-
Уже не то и не другое, а кем она была в прошлом, я не знаю. Хм, - Яша фыркнул и
слегка дернул плечами. – Еще те сказочные герои, Иван-царевич и Василиса Прекрасная: 50
лет спустя…
-
Они не кажутся вам подозрительными? – поинтересовалась девушка. – Разве такие
люди не могут отлавливать и убивать бобров?
-
Не знаю… В этой деревне все странные. И в то же время они все тут такие жалкие,
что, по-моему, вред могут причинить только самим себе. Вернее, уже причинили.
61
Яков вел Орвокки к участкам Егоровны и Зайцевой, чтобы узнать, где искать их внуков, но
ребята сами попались им по пути – двое мальчиков, на вид десяти-двенадцати лет (Яша
решил, что по росту они соответствовали ребятам, сбежавшим из шалаша), стояли возле
забора одного из вымерших участков и обдирали с кустов недоспелый крыжовник.
Увлеченные разговором, они совсем не заметили тихо подошедшего участкового, а когда
наконец увидели его, в раз обмерли, пригвожденные к месту.
-
Так, пацаны, - строго, но не злобно начал Яша. – Вы чьи будете? Егоровны?
-
Да, - испуганно кивнул один из них.
Мальчики явно решили, что сейчас их и арестуют за все былые прегрешения, включая
крыжовниковый грабеж.
-
Братья? – спросил Яков.
-
Они вас боятся, - еле слышно напомнила Орвокки. – Давайте я поговорю.
-
Как пожелаете.
Блондинка присела перед ребятами на корточки и жалостливо улыбнулась, заметив, что
один, с виду младший, уже готов разреветься.
-
Не бойтесь нас, пожалуйста. Мы не обидим, - заверила Орвокки. – Только ответьте
нам на вопросы. Вы знаете шалаш в лесу, около болот?
Ребята утвердительно кивнули.
-
Это ваш шалаш?
