Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса
не хотела портить вечеринку, тебе было бы сложнее рассказать ей об этом потом. С такими
вещами медлить нельзя.
– Я знаю.
– Не позволяй Глории доставать тебя, ладно?
Они стояли и смотрели друг на друга где-то с минуту.
– Хорошо, Трент, – наконец произнесла Сиджей.
Трент развернулся и подошел к двери, а мы пошли за ним. Потом он остановился
и посмотрел вверх.
– Пока, омела.
Сиджей кивнула.
– Ладно, давай, – сказал Трент, протянув руки, и Сиджей рассмеялась. Прижав к себе, он ее
поцеловал, а я подпрыгнула и поставила передние лапы ей на спину, чтобы быть в центре
событий.
– Ого! – удивилась Сиджей.
– Ладно, пока. Веселого Рождества, – сказал Трент.
Я попыталась проскользнуть в дверь за ним, но Сиджей меня удержала. Потом она закрыла
дверь и долго смотрела на нее, а я смотрела на Сиджей, думая, что же мы будем сейчас делать.
Я бы с удовольствием побродила под ногами у шумных гостей в зале и полакомилась бы
угощениями, но Сиджей пошла в свою комнату, щелкая пальцами в знак того, чтобы я
следовала за ней. Она сменила шуршащую одежду на обычную – мягкую рубашку, которая
доходила ей до колен, и забралась в кровать с книгой в руках, оставив свет включенным.
Книги подходят для того, чтобы их жевать, но они практически безвкусные, и люди всегда
расстраиваются, если собака такое сделала. Книги из тех игрушек, с которыми собакам играть
не разрешается.
Я свернулась на полу рядом с кроватью и заснула, хотя сквозь сон слышала гомон людей
снизу и слышала, как несколько раз хлопнула входная дверь. Затем в нашу дверь постучали, и я проснулась.
– Привет, Сиджей. – На пороге стоял мужчина. По запаху я узнала одного из гостей. Когда
еще там внизу он опустил руку, чтобы дать мне кусочек рыбы, его часы с громким звуком
скользнули по запястью.
– А, привет, Джузеппе.
Мужчина рассмеялся и вошел в комнату.
– Зови меня Гас. Только твоя мать называет меня Джузеппе, думая, что я итальянский
принц. – Он опять засмеялся.
– Да? – Сиджей расправила одеяло поверх ног.
Мужчина закрыл за собой дверь спальни.
– И что же ты читаешь? – спросил он.
– Ты пьян, Гас.
– На то и вечеринка. – Мужчина тяжело уселся на кровать, поставив ноги прямо рядом
со мной. Я села.
– Что ты делаешь? Убирайся из моей комнаты, – сказала Сиджей. Она разозлилась.
Мужчина положил руку на одеяло.
– Мне понравилось твое платье. У тебя классные шпильки. Знаешь, что такое «шпильки»?
Ножки.
Мужчина потянул одеяло на себя. Сиджей пыталась натянуть его обратно.
– Прекрати, – сказала она.
– Да ладно тебе, – настаивал мужчина, потянувшись к Сиджей обеими руками. Почувствовав
сильную вспышку ее страха, я подпрыгнула и поставила лапы на кровать, зарычала
и оскалилась на мужчину, как тогда, много лет назад, я бросилась на коня Троя, защищая
малышку.
Мужчина отпрянул и навалился на полку на стене – книги и фотографии посыпались с нее
на пол. Он отшатнулся и рухнул на ковер. Я лаяла и прыгала на него, оскалив зубы.
– Молли, все в порядке. Хорошая девочка. – Я почувствовала руку Сиджей на моей шерсти, которая встала дыбом у меня на хребте.
– Эй, – произнес мужчина.
Сиджей нащупала мой ошейник и оттащила меня.
– Гас, уходи.
Он перевернулся и встал на колени. Открылась дверь, и вошла Глория.
– Что произошло? – потребовала она объяснений и взглянула на Гаса, который полз
по полу. Он схватился за ножку кровати и с трудом встал.
– Джузеппе, что случилось?
Он оттолкнул ее и, тяжело ступая, вышел в коридор. Глория повернулась к дочери.
– Я слышала лай собаки. Она его укусила?
– Нет! Конечно, нет.
– Так что же произошло.
– Вряд ли тебе это понравится, Глория.
– Рассказывай!
– Он вошел сюда и начал меня лапать, ясно? – закричала Сиджей. – А Молли меня
защищала.
Я повернула голову, услышав свое имя. Глория сильно напряглась, и ее глаза сначала
расширились, а потом сузились, став маленькими, как щелки.
– Ах ты брехунья, – прошипела она, развернулась и выбежала из комнаты. В этот момент
хлопнула входная дверь. – Джузеппе!
В течение следующих нескольких дней Глория и Сиджей избегали друг друга. Даже когда
пришла пора сесть под деревом и, разрывая бумагу, доставать подарки, они и то практически
не разговаривали. Сиджей кушала у себя в спальне: иногда малюсенькую порцию овощей, а иногда полную тарелку макарон с сыром и соусом или пиццу с чипсами и мороженым. После
еды она шла в ванную, вставала на плоский ящичек и печально вздыхала. Каждый божий день
Сиджей вставала на этот ящичек. Я стала называть его «печальный ящичек», потому что Сиджей
неизменно печалилась, вставая на него.
К нам приехали Трент и Рокки, и мы все вместе отправились играть на снегу. Давно Сиджей
не была так счастлива.
Я не чувствовала себя плохой собакой из-за того, что оскалилась на мужчину в спальне
Сиджей. Моя девочка была напугана, и я действовала инстинктивно. Я переживала, что меня
потом за это накажут, но не наказали.
Вскоре опять началась школа. Теперь Сиджей и Глория разговаривали чаще, хотя я по-
прежнему чувствовала напряжение, когда они оказывались в одной комнате. Когда Сиджей
была в школе, я отправлялась на свое привычное место под лестницей и ждала ее
возвращения, выходя через собачью дверь только для того, чтобы поиграть во дворе
или погавкать на собак, лай которых я слышала вдалеке.
Мы перестали ходить к Энди каждый день, зато с еще большим удовольствием иногда ее
навещали. Люди всегда так поступают – как только установится определенный режим, они сразу же его меняют. Приходя к Энди, после приветствия с объятиями и поцелуями, мы приступали к старой игре, когда люди сидели на стульях, а еще начали и новую игру, когда
люди сидели или стояли в длинной очереди.
– Вот на что мне выдали этот грант – понять, сможет ли собака дать положительный сигнал
в группе людей, – объяснила Энди. – Пока только Люку удавалось это сделать.
Люк поднял голову, услышав свое имя.
Мы ходили взад и вперед вдоль очереди людей, я понимала, что Энди и Сиджей от меня
чего-то ждут, но во время первых двух проходов я не могла понять – чего. А потом я почуяла
знакомый запах, исходивший от женщины без волос, руки которой пахли хозяйственным
мылом, – это был тот самый металлический запах, который я бы ни с чем не спутала.
Я подала сигнал и получила печенье.
Наверное, игра заключалась именно в этом, хотя я сомневалась, потому что Энди подводила
меня и к другим людям, от которых не было характерного запаха, как будто мне следовало
подать сигнал и для них. И когда я один раз так сделала, Энди посмотрела на меня, скрестив
руки, и печенья не дала. Я совсем запуталась.
Однажды я вышла во двор, где слой свежевыпавшего снега был таким толстым, что мне
приходилось продвигаться по нему скачками. Потом я услышала звук открывающейся двери
и в проеме увидела Глорию.
– Хочешь кусочек жареного мяса? – позвала она.
Я нерешительно сделала шаг в ее сторону и остановилась. Я слышала вопрос в ее голосе, но мне было непонятно, означал ли он, что я опять в чем-то провинилась.
– Вот, – сказала она и бросила что-то в снег за несколько метров передо мной; я пошла
к этому месту но, так как снег был очень глубоким, мне пришлось искать его по запаху.
Это был вкуснейший кусок мяса! Я подняла голову и посмотрела на Глорию, пробно вильнув
хвостом.
– Хочешь еще? – Она бросила мне еще один кусок мяса, и я прыгнула на него, фыркая, и,
когда наконец, его нашла, то тут же проглотила.
Потом Глория зашла в дом. Интересно, что все это значило?
Глория снова позвала меня, теперь уже с парадного входа:
– Эй, Молли! Собачка, хочешь угощение?
Угощение! Чтобы не проходить через дом, я поскакала сквозь снег к калитке, которая
оказалась открытой. Подъезд к дому был расчищен; это сделал мужчина, который приезжал
сюда на своем грузовике каждое утро, когда выпадал снег. Я обошла вокруг дома и увидела
Глорию, стоящую на дорожке.
– Угощение, – сказала она и бросила мне еще один кусок мяса – я поймала его в воздухе.
Она открыла заднюю дверь своей машины. – Хорошо, хочешь внутрь? Еще угощение?
Я прекрасно поняла, что ей нужно, и неохотно подошла к открытой двери. Она снова
швырнула мясо на пол в задней части машины, я запрыгнула, и, пока я жадно поедала
угощение, она закрыла дверь. Затем она сама села в машину, и мы отъехали от дома.
