Луи Бриньон - Чаша императора
— Сударыня, вам следует отдохнуть. Ночь на исходе. Рано поутру мы двинемся дальше, а послезавтра вы отправитесь в Наварру, — и, оставив девушку у догорающего костра,
стремительным шагом покинул её.
Изабель повернула голову и посмотрела в ту сторону, куда ушёл Шатобриан. Руки её сжались,
линия губ стала твёрже, а на лице отразилась решимость.
Глава 18
Они шли до позднего вечера. Ближе к полуночи отряд добрался до небольшой деревни, где им удалось наконец переночевать в тепле и сытно поесть, чего они были лишены последние сутки.
Воины расположились в двух крепких сараях на окраине, вокруг которых разожгли костры и выставили охрану. Агриппа, Шеверни и девушка разместились в двух маленьких комнатках дома, принадлежащего приветливой старушке. Агриппа готовился к отъезду — утром они с графом и герцогиней должны были отбыть в Наварру. Граф Шеверни, которому не спалось, бродил по лагерю, мимо костров, изредка перебрасываясь парой слов с караульными.
Внезапно он с удивлением увидел Изабель, которая переходила от костра к костру, внимательно вглядываясь в лица воинов, несущих караул. Догадавшись, кого девушка разыскивает, граф счёл своим долгом подойти к ней и негромко сказать, указав в сторону ветхой сторожки, из трубы которой поднималась в звёздное небо тонкая струйка дыма:
— Сударыня, полагаю, вам следует заглянуть туда. Я прослежу, чтобы вам никто не помешал.
— Благодарю вас, сударь, — порывисто протягивая ему руку, с признательностью молвила девушка. — Я надеюсь, мы с вами станем друзьями.
Граф, склонившись, поцеловал её руку и, с симпатией улыбнувшись, кивнул. Изабель тепло улыбнулась в ответ и направилась к указанной сторожке. Оглянувшись на пороге на остановившегося в отдалении графа, она открыла чуть скрипнувшую дверь и вошла.
В убогой комнатке, освещаемой лишь огнём, горевшим в маленьком очаге, и слабым светом простенького светильника — глиняной плошки с плавающим в жире фитильком, стоящей на колченогом столе, за которым в расстёгнутом камзоле, обнажавшим свежую повязку, Шатобриан что-то писал серебряным карандашом на смятом листе бумаги. Обернувшись на скрип двери,
молодой человек застывшим взглядом смотрел на вошедшую девушку в плотно запахнутом плаще. Крепко стиснутые зубы явственнее обозначили скулы на его лице, рука непроизвольно сжалась, чуть согнув карандаш.
— Если ты откажешься от меня, я умру… — плащ упал с плеч Изабель, оставив её в тонкой батистовой сорочке. Взявшись за завязки, она медленно потянула за них, распуская ворот, и сорочка, скользнув, упала к её ногам.
Шатобриан поднялся на ноги. Серебряный карандаш, прокатившись по столу, глухо звякнув,
упал на пол. Прошло мгновение, показавшееся Изабель вечностью, и молодой человек шагнул к ней. Едва касаясь, провёл ладонью по распущенным волосам девушки и, приблизив свои губы к губам Изабель, судорожно сглотнув, прошептал:
— Даже у меня не хватит сил, чтобы отказаться от мечты…
Изабель обвила руками его шею, издав счастливый вздох, губы их встретились. Подхватив девушку на руки, Шатобриан бережно опустил её на охапку сена, покрытую плащом, служившую ему скромной постелью…
Когда, застонав, они разомкнули объятия, огонь в очаге почти догорел. Проникающий в маленькое тусклое окно лунный свет озарил смятый плащ и всё ещё сплетённые в страстном порыве тела. Капли пота, словно крошечные жемчужинки, сияли на висках влюблённых, в волосах запутались сухие травинки. Изабель, приподнявшись на локте, с тихой нежностью смотрела в лицо Ренара, счастливо улыбаясь. Ласково коснувшись пальчиками его губ, она шепнула:
— Ты принадлежишь мне и только мне. Ты никогда не сможешь этого изменить. Я люблю тебя всей душой. И если в тебе недостаточно любви, я восполню это своим чувством. Эта ночь соединила нас навеки. Я не приму иного…
— Ты опоздала, — прошептал в ответ, целуя её пальчик, Шатобриан. Его голос заставил её затрепетать, ибо в нём не было больше той холодности, от которой стыло её сердце, — сегодня между нами более не останется секретов. Я впервые увидел тебя, когда мне исполнилось четырнадцать. А тебе было всего восемь. Мы с отцом приехали в Эгийон. Пока он разговаривал с герцогом, я вышел в сад. И там увидел девочку в голубом платье. Склонившись над прудом, она пыталась научиться плавать, разгребая руками воду у берега.
— Я помню это! — Изабель тоже рассмеялась. — Я подражала уткам, и была уверена, что так я быстро научусь плавать.
— Ты была такая забавная — сосредоточенная, с растрепавшимися локонами и мокрыми по локоть рукавчиками, но в тот день я так и не решился подойти к тебе. Потом я часто бывал в вашем замке — я видел, как ты росла и из смешной девочки превращалась в красивую девушку. Всякий раз, посещая с отцом Эгийон, я втайне надеялся увидеть тебя. Даже себе самому не смел я признаться, что уже тогда любил тебя.
— Ты любил меня? Все эти годы? — Изабель никак не могла поверить. — Но отчего же ты ни разу не сказал мне о своей любви? Как ты мог отвергать меня, зная, что я так сильно тебя люблю?..
— Скоро ты узнаешь всё. Но эта ночь принадлежит нам, только нам двоим. Пусть уйдут все невзгоды и заботы. Пусть уйдёт всё. Сейчас есть только ты и я, — Шатобриан протянул к ней руки. Принимая их, она прошептала:
— Я готова умереть в твоих объятиях…
Губы их слились. И больше не было слов — лишь любовь сейчас владела ими.
…Рука об руку выйдя утром из дверей сторожки, Шатобриан и Изабель увидели, что отряд выстроился шеренгой. Щиты лежали у ног воинов, копья, воткнутые остриём в землю, придавали открывшейся их взорам картине какую-то мрачную значительность, а суровые лица соратников лишь подчёркивали, что происходит нечто важное. Агриппа и граф тоже были весьма озадачены представшим зрелищем.
Из строя воинов раздался осуждающий голос, обращённый к Изабель, заставивший её побледнеть:
— Он жизнь готов был за вас отдать, а вы и чести его лишили!
— Обращайтесь ко мне, — резко бросил Шатобриан.
Двое воинов вышли из общего строя и встали перед ним.
— Легион «Белый Единорог» выражает тебе своё презрение. Ты потерял свою честь и больше не можешь быть нашим предводителем. Мы возвращаемся без тебя. Отныне всё, что касается
Легиона, не касается тебя.
— Я подчиняюсь вашему решению! — Шатобриан склонил голову.
— В чём его вина? — гневно вскричала Изабель. — За что вы изгоняете его? Разве не был он предан вам настолько, что готов был отказаться от своей любви ради миссии вашего Легиона?!
— Каждый, кто вступает в Легион, даёт клятву оберегать жизнь и честь императорской семьи.
Проведя ночь с вами, Шатобриан преступил эту священную клятву.
В полном молчании отряд поднял щиты, копья и начал движение. Спустя несколько минут возле догоравших костров остались только четверо: Изабель, с чувством вины глядящая на
Шатобриана, он сам, молча провожающий взглядом уходящий отряд, и ничего не понимающие
Агриппа с графом де Шеверни.
— Как они могли так подло поступить с тобой?..
— Они правы, — негромко ответил Шатобриан на взволнованный вопрос Изабель. — А тебе надо готовиться к отъезду. Время пришло. Мы должны расстаться.
— Оставить тебя здесь одного, раненого… Никогда! — пылко вскричала Изабель, — я…
— Чаша императора… — обронил Шатобриан.
— Что? — Изабель вздрогнула.
— Ты слышала эти слова прежде?
— Конечно. Все знают эту легенду. Но я не понимаю…
— Ты — Чаша императора.
— Легенда о Белом Единороге, который защищает Чашу императора… Папа святейший, так это всё правда?!. — воскликнул потрясённый Агриппа, осенённый догадкой.
— Позаботьтесь о ней. Помните: как бы не сложилась моя судьба, Легион всегда будет её защищать.
Не попрощавшись, Шатобриан повернулся и зашагал прочь. Изабель умоляюще потянула вслед ему руки, собираясь остановить, но услышала голос графа Шеверни:
— Заклинаю вас, госпожа, не делайте этого. Ему сейчас очень тяжело. Дайте ему время.
— Только я виновата во всём, — бессильно опустив руки, горестно прошептала Изабель. — Я предложила ему выбор между моей смертью и его бесчестием…
Глава 19
— Матушка, вот вы где!.. — с облегчением воскликнул Генрих, входя в маленькую полутёмную комнату, где у постели в дальнем её углу, окутанном сумраком, сидела королева-мать.
Приблизившись, король разглядел на высоких подушках старческое лицо в глубоких морщинах и струйку крови, стекающую по подбородку на холщовую рубаху, в которую был облачён лежащий в постели старец. На маленьком столике с гнутыми ножками стоял ковш с водой. Окунув в воду платок, королева стёрла кровь с лица тяжело больного.
— Я вас ищу по всему замку, матушка! Кто этот древний старик? — несколько раздражённо спросил король, не обладавший терпением, если только это не касалось служения Господу.
