Неправильный лекарь. Том 4 - Сергей Измайлов

Я сел в кресло рядом с пациентом, мальчик так и оставался без сознания, скорее всего из-за болевого шока. Напротив меня сел его отец. Виктор Сергеевич и Иван Терентьевич вынуждены были вызвать такси, так как в кабине с водителем ехала сама бригада, больше мест не было. Поздно я сообразил, что лучше бы со мной поехал дядя Витя, чем папа мальчика, но машина уже покатила по улице плавно ускоряясь и включив сирену.

Я пока вспоминал все этапы операции, которую в общем-то считал бесхитростной, но провернуть в памяти всё равно не помешает, так как уже меняется образ мышления в новых реалиях как ни крути. Левая рука постоянно контролировала пульс мальчишки.

— Господин лекарь, что с ним? — услышал я обеспокоенный голос отца мальчика.

Я оторвал взгляд от окна и посмотрел на мальчика. Его глаза были широко распахнуты, а зрачки расширены. Он не дышал. Твою мать! Минуту назад я проверял пульс, всё было стабильно! Не раздумывая я начал стандартные реанимационные мероприятия. Задержался лишь на пару секунд, чтобы убедиться в отсутствии продолжающегося кровотечения, вдруг мы разбередили в результате транспортировки? Нет, там всё было в порядке.

Один выдох мальчику в рот, аккуратно, учитывая разницу размера его лёгких и моих, потом пятнадцать ритмичных нажатий на грудину. Рёбра в этом возрасте соединены с грудиной довольно эластичными хрящами, поэтому я особо не боялся их сломать. Прошла минута, другая, я несколько раз останавливался, чтобы послушать сердце. Молчит. Неужели болевой шок так далеко зашёл? Совместно с массивной кровопотерей вполне возможно. Выяснять анамнез по здоровью мальчика сейчас некогда.

Я продолжил качать. Отец ребёнка выпучил глаза, вжался в сиденье и молча наблюдал за моими действиями. Иногда мне казалось, что он и сам уже без сознания, просто глаза не смог закрыть. Пять минут — без эффекта, сердце биться категорически не хочет.

В голове промелькнула мысль. Дефибриллятора здесь не существует, но у меня есть чудесный медальон, способный генерировать электрические разряды произвольной мощности. Я сначала собирался спросить у отца мальчика согласен ли он на проведение экспериментальной процедуры, но по его глазам понял, что спрашивать особо не у кого, он находился в психо-эмоциональном ступоре, если это состояние можно так назвать. Значит решение за мной и всю ответственность я беру на себя. Тяжкая ноша, о которой в такой ситуации не задумываешься, мгновения решают всё.

Я настроил медальон на минимальную мощность и одновременно прижал ладони к грудной клетке с двух сторон. Парня тряхнуло, но пульс так и не появился. Увеличил мощность и повторил попытку, потом приложил ухо. В этот раз услышал три неторопливых ту-тук и снова тишина. Ещё больше мощность, разряд и ухо к груди. Ту-тук прозвучало уже раз десять подряд, постепенно затухая.

По крайней мере я теперь точно знаю, что это возможно. Ещё немного увеличил мощность, разряд и ухо к груди. Ту-тук прозвучало увереннее, неторопливо продолжалось, потом небольшая пауза, я уже собирался повторить разряд, но сердце после короткой паузы продолжило биться. Я так и сидел, не отнимая ухо от груди мальчика, пока не убедился, что ритм сердца полностью восстановился, работает ровно, без перебоев. Вот что это было? Скорее всего всё-таки болевой шок. Мальчишка похоже начал приходить в себя и снова почувствовал боль.

Машина скорой помощи остановилась. Я выглянул в окно, мы находились перед воротами нашей клиники. На фоне только что пережитого казалось, что ворота открываются слишком медленно. Наконец мы подъехали к самому крыльцу, где был небольшой парапет специально для каталок скорой помощи. Я сопровождал каталку, не отпуская руку с пульса. Он был ровным, даже не особо учащённым.

Мы повезли каталку по коридору в сторону манипуляционной, мальчик окончательно пришёл в себя и тихо постанывал. Папа что-то нашёптывал ему на ушко, видимо старался успокоить. Ну вот, теперь он при деле и его самого уже не так трясёт, пока есть о ком заботиться.

Медсестра заранее подготовилась к большой операции, накрыла инструментальный стол и разложила на нём все нужные инструменты, даже с запасом. Корсаков тоже на месте, в режиме ожидания. Отца мальчика усадили в кресло для ожидающих в коридоре. К этому времени подоспели Рябошапкин и Панкратов.

— Виктор Сергеевич, поможете? — спросил я. — Вы как раз очень вовремя.

— Естественно, — хмыкнул он. — Иначе зачем я за тобой как хвостик бегаю.

— Если понадобится моя помощь, вы только скажите, — сказал стоявший рядом Рябошапкин.

— Спасибо, Иван Терентьевич, будьте рядом на всякий случай. Борис Владимирович, работаем, — обратился я уже к Корсакову и смотрел, как мальчик погружается в сон.

— Начинайте, — сказал Корсаков.

— Света, скальпель, — сказал я и не глядя протянул руку медсестре. В руке через секунду оказалась ручка необходимого инструмента. Умница девочка.

Малым разрезом здесь не обойтись, так как повреждение артерии не в области ворот селезёнки, а до неё обязательно надо добраться. Кровоточащие мелкие сосуды успокаивал прикосновением пальца и направляя точечный поток энергии, парень и так много крови потерял, поэтому я старался экономить каждый миллилитр, каждую каплю.

Чтобы добраться до места повреждения артерии, я сначала перевязал сосудистый пучок возле ворот селезёнки, удалил её, и только потом полез дальше, к месту повреждения. Мне теперь нужно перевязать селезёночную артерию ещё дальше, чтобы снова не получить кровотечение.

Виктор Сергеевич получился идеальным ассистентом, так как сам имел внушительный опыт в подобных операциях. Он угадывал каждое моё движение и перемещал крючки и зеркала без дополнительной подсказки именно так, чтобы мне было максимально хорошо всё видно на дне раны. ПУЛЯ

Наконец выделена оставшаяся культя селезёночной артерии, дважды перевязана и прошита, можно выходить. Пользуясь случаем, я эвакуировал из брюшной полости излившуюся туда кровь и сгустки, так парнишка быстрее поправится. Последняя задача — удалить пулю, если это возможно. Раневой канал нашёл без труда, пуля оказалась в забрюшинной клетчатке, куда она залезла, чудом не повредив сосудистый пучок левой почки. Я не стал делать разрез, а попробовал достать свинцовую штуковину зажимом. Получилось, кусок окровавленного свинца громко звякнул об дно металлического лотка на инструментальном столе. Да, охотничий калибр, таким лося свалить можно, мальчику ещё сильно повезло.

Теперь настала пора альтернативной смешанной хирургии, от которой у любого хирурга из моего родного мира волосы встали бы дыбом. Зашить рану, потом сразу заживить её магией и тут же снять швы,