Эйнемида I. Семена раздора. - Антон Чигинёв
Легко подхватив Кинану на руки, существо перенесло её на ложе, и они предались любви так страстно, что с этим не шло ни в какое сравнение даже случившееся между ней и Филоменой. Это было мистическое исступление, полная утрата рассудка, Кинана яростно кусала губы существа, до крови царапая его кожу, оно отвечало тем же, и невозможно было понять, кто из них овладевает другим. Царевна перестала чувствовать где верх и где низ, что находится под ней и вокруг неё. Кроме них двоих, в мире не осталось ничего.
Всё изменилось. Исчезло ложе, исчезла пещера, исчезла даже сама Кинана. Остались лишь мысли, формирующие чувства и ощущения. Тьма и свет – лишь воспоминаниее о тьме и свете, краски и формы –мысль о том, какими они должны быть, страсть и вожделение – мечта о страсти и вожделении. Кинана плыла сквозь лимб, слившись со своим любовником …или любовницей? Существо заглянуло в лицо Кинане, и девушка увидела, что оно тоже изменилось. На Кинану смотрела грозная и прекрасная женщина. Смуглая кожа, грубоватые черты, слегка приплюснутый нос, растрёпанные каштановые волосы с запутавшимися в них листьями и веточками. Не изменились лишь глаза: без зрачков, серые, как грозовая туча и бездонные, как океан.
– Кинана, – от звуков густого и глубокого женского голоса вибрировали кости, тряслась сама земля, – Кинана…
– Госпожа! – благоговейно простонала девушка.
– Ты ищешь мудрости, и ты достаточно сильна, чтобы выдержать её. Сильнее, чем ты думаешь сама, – каждое слово заставляло Кинану содрогаться – Твоя судьба задумана причудливо, но ничья судьба не определена до конца. Нить в твоих руках, множество нитей, хватит ли сил удержать все? Возьми то, зачем пришла, и распорядись этим как знаешь…
Голова Кинаны словно взорвалась от множества слов и картин, возникших внезапно и одновременно. Тянется серая с красным нить, всё новые и новые нити вплетаются в неё, становясь единым целым… Змея стрелой выскакивает из кустов, распахивая омерзительную пасть… Нить истончается, вот-вот разорвётся… «Сталь, слёзы и решение», – шепчет в уши навязчивый голос… Две дороги: одна в багровую тьму, другая к сияющему свету… Закутанная в погребальный саван женщина с лицом Кинаны стоит у двери склепа, глядя на разгорающееся пламя костра… Нить становится толще и крепче… «Кровь, боль и решение», – шепчет голос… Пылают дома, плачет ребёнок, удушающий дым поднимается к небу… «Страх, ненависть и решение»… Громадная волна стеной нависает над белокаменным городом, но серая птица взлетает со стены, исчезает в пучине и волна застывает… Нить истончается, становится почти не видна… Тьма и свет свернулись в клубок… Трижды проклятая, трижды предавшая, трижды благословенная, трижды принявшая жертву ‒ однажды прощённая… Решение… Ослепительная вспышка света выжгла глаза и наступило ничто...
Кинана очнулась, и мучительная боль в сведённом судорогой теле сорвала с губ слабый стон. Холод пронизывал насквозь, тело покрылось инеем, под действием тепла превращающимся в капельки воды. Спину давил жёсткий камень, не давая вздохнуть.
– Она здесь, сёстры, – словно издалека послышался звук, похожий на голос Аэльмеоннэ. Кинана почувствовала, как её подняли, на плечи легло что-то тяжёлое и тёплое. Не без труда протиснув горлышко фляги меж стиснутых от холода губ, в Кинану влили какую-то обжигающую жидкость, и девушка судорожно закашлялась. Зрение возвращалось постепенно, появились очертания знакомого пещерного зала и ложа, где она предавалась любви сперва с Филоменой, а потом неведомо с кем. В зале было не протолкнуться, кажется, здесь собрались все сёстры ковена. Кто-то заботливо накрыл Кинану сброшенной с ложа шкурой.
– Ч-что т-такое? – с трудом пробормотала царевна. – Я прошла посвящение?
– Не просто прошла, – Аэльмеоннэ, обычно невозмутимая, казалась взволнованной. – Твоё тело не тронут металл и огонь, ты уже благословлена и отмечена.
Дриада указала на левую ключицу Кинаны, и царевна увидела знак Расколотого Камня, такой же, что и у других сестёр. Хотя, нет, не совсем такой же – не белый, а тёмно-серый, почти чёрный. Казалось знак, не наложен на кожу, а прорастает изнутри. Форма и рисунок неуловимо отличались от обычного изображения символа Даяры.
– Так не у всех? – спросила Кинана, вызвав растеряную улыбку дриады. Такую Аэльмеоннэ Кинана видела впервые.
– Ты даже не представляешь, насколько не у всех. Последний раз такое случалось очень давно…
– Почему? – начала девушка, но дыхание внезапно пресеклось, и она не закончила вопрос.
– Почему? – Аэльмеоннэ вздохнула. – Об этом знает лишь Непокоряющаяся, ясно одно: ты отмечена великой жертвой.
– Жертвой, какой жертвой? – удивилась Кинана, лишь сейчас заметив жалость во взглядах сестёр. Дриада промолчала, глядя куда-то за спину девушки. Кинана проследила за её взглядом, и своды пещеры сотряс крик горя.
Филомена лежала на спине, сложив руки на груди. Огромные серые глаза остекленевшим взглядом смотрели в потолок, на мраморно-белом лице застыло умиротворённое выражение. Могло показаться, что женщина просто спит, но её обнажённое тело было неподвижно и холодно, словно камень. Филомена, дочь Маи, иерофантида ковена Больших Камней была мертва.
Глава VI
– …двадцать человек убито, точное количество раненых неизвестно, многие ушли сами или их унесли. На площади подобрали пятнадцать человек. Жрецы говорят, пятеро не доживут до утра.
Маленький человечек с круглым брюшком и пегой бородкой – ишшакум, иначе градоначальник Нинурты ‒прервался и нервно глянул на непроницаемое лицо царя, но тут же опомнился и торопливо продолжил доклад. По его лбу и толстым щекам текли крупные капли пота, было видно, как мучительно ему хочется утереть лицо.
– Сейчас, о царь царей, площадь полностью очищена от толпы. Строители приступили к починке мостовой и повреждённых зданий. Твой недостойный слуга, с одобрения совета, выделил из городской казны всё, что требуется, и отрядил на помощь три сотни городских рабов. К утру всё будет исправлено.
Энекл и Диоклет вошли, когда градоначальник уже почти закончил. Оба выглядели совсем неподобающе для дворца. Густой слой пыли покрывал их одежду, а на ногах Диоклета так до конца и не засохла чёрная маслянистая кровь. Эйнемы бросились во дворец, едва установился хоть какой-то порядок, а Эн-Нитаниш исчез с площади ещё раньше. Теперь он, с отсутствующим видом, мялся неподалёку от трона. Вельможа также явился в доспехе, но нашёл время почиститься
