Венецианская художница Розальба Каррьера: жизнь и творчество - Елена Евгеньевна Агратина
Было бы чрезвычайно заманчиво обнаружить, что Розальба написала портрет этого выдающегося человека. Но, увы, модель не подходит по возрасту. Тогда исследователи предположили, что это аббат Сартори или аббат Кроза – два духовных лица, с которыми Розальба была знакома. К единому мнению, однако, ученые так и не пришли. Безусловно, было бы любопытно узнать истинное имя изображенного. Но нас будут интересовать в первую очередь художественные достоинства произведения. Розальба создала почти литературный образ. В этом лице заключена целая фабула. Француз или итальянец, но перед нами добродушный, остроумный, мудрый, насмешливый аббат из хорошей пьесы, даже, более вероятно, из романа. Он лукаво улыбается, весело прищуривая правый глаз. Левый в то же время остается серьезным, что придает выражению лица глубину и неоднозначность. Теперь в нем ощущается знание человеческой природы и скорбей мира.
Среди портретов духовных лиц у Розальбы встречаются и женские изображения. Таков портрет сестры Марии-Екатерины, монахини ордена доминиканок (Музей Ка–Редзонико, Венеция). Б. Сани утверждает, что сестра Мария была чрезвычайно значимой фигурой в духовной жизни Венеции и умерла, окруженная ореолом святости113. Хороший знакомый Розальбы Антонио дель Агата, описывая эту пастель, утверждал, что модель согласилась позировать только потому, что видела в этом своего рода послушание114. Портрет кажется почти монохромным, поскольку построен на сочетании черного и белого. Другие цвета, например оттенки розового, введены очень деликатно: художница лишь слегка подцвечивает губы и кладет легкие тени на восковое бледное лицо. При первом же взгляде на произведение становится ясно, что это не светский портрет, и все же не оставляет ощущение, что работы такого рода нам прекрасно известны. И совершенно справедливо: они составляли неотъемлемую часть религиозной живописи еще во времена Средневековья и Возрождения. Облаченные в темные закрытые одеяния фигурки становились на колени, наблюдая издали Благовещенье, Поклонение волхвов или Распятие. Это изображения донаторов – живых людей, свидетелей чуда, оказавшихся ближе к божественному, чем остальные, но все же принадлежащие земному человеческому миру.
Такая роль подходит и для сестры Марии-Екатерины. Питавшаяся, по утверждению дель Агата, «лишь небольшим количеством горячей воды»115, проводившая дни и ночи в молитве, она, хоть и принадлежала миру людей, созерцала перед собой небеса. Поза ее совершенно соответствует положению донатора в религиозной композиции. Одухотворенное, аскетичное худое лицо чуть склонено, глаза опущены в молитвенной сосредоточенности, руки сложены. Контраст между светлым лицом, окруженным складками легкой белой ткани, и темным монашеским покрывалом заставляет вспомнить светильник, занавешенный с одной стороны плотной тканью, так что свет виднеется лишь с противоположной. Горящая как светильник вера скрыта в ее душе и защищена покрывалом доминиканского одеяния. В этом словно бы сказалась традиционная религиозная символика: противопоставление земного и небесного, физического и духовного. Вспоминается и собственно доминиканская символика. Герб этого ордена изображает собаку (domini canes – «псы господни»), которая несет в пасти горящий факел, в чем заложено двойное значение: доминиканцы предназначены защищать церковь и нести свет истины. Поэтому свет и тьма не случайно столь явственно противопоставлены в этом произведении Розальбы.
У художницы есть также и портрет монаха – Паоло-Антонио Реканати, или Фра Филиппо (Музей Ка–Редзонико, Венеция). Семейство Реканати давно было знакомо художнице. Паоло Реканати принял монашество и вошел в орден капуцинов в 1733 году. Очевидно, этим временем или чуть более поздним и датируется портрет. Капуцины также были довольно известным в свое время орденом. В XVIII веке их было, правда, уже не очень много. Изначально это ответвление францисканства, получившее название за обязательный капюшон, и отличающееся весьма строгим уставом, который, впрочем, сочетался с веселым духом ордена. Известно, что капуцины во время праздников выступали на площадях и произносили для простого народа проповеди, облеченные в шутовскую форму. В портрете Фра Филиппо Розальбе удалось замечательно выразить сочетание аскетизма и юмора на добром открытом лице. Несмотря на длинную бороду, характерную для капуцинов, и выстриженную тонзуру, очевидно, что изображенный еще молод. Тонкий нос и огромные глаза лишают это лицо материальности и делают его похожим на лик святого. На губах играет нежная трогательная улыбка. Именно она, да еще морщинки под нижними веками, дают намек на чувство юмора, свойственное этому человеку. Но это не соленый народный смех, а легкое веселье, доступное христианину с чистой душой и не исключающее понимания всех процессов и сложностей земной жизни. Это то самое веселье, которым можно побороть гнев и печаль, ибо оно даровано свыше.
Мы подошли к другой немаловажной группе произведений Розальбы – собственно религиозным изображениям, каковых в творчестве Каррьера было меньше, чем портретов и аллегорий, но свою нишу они все же заняли. В первую очередь это женские изображения – многочисленные Марии и Магдалины, на наш взгляд недалеко ушедшие от рокайльного жанра «головки». Вот некоторые из них: «Магдалина с книгой», «Магдалина с крестом в руке», «Мария с книгой», «Mater dolorosa», «Магдалина с черепом», «Мария с опущенными глазами», «Мария с Иисусом и Св. Иоанном Крестителем», «Мария со сложенными руками», «Мария, положившая правую руку на грудь» (все – Картинная галерея, Дрезден), «Маленькая Мадонна» (Частное собрание, Венеция).
Первая из названных «Магдалин» – «Магдалина с книгой» – считается копией с Корреджо. В. Маламани, исследователь творчества Розальбы, даже указывает конкретное произведение – «Положение во гроб» (Национальная галерея, Парма), откуда скопирована голова Магдалины. Б. Сани не склонна соглашаться с этим, считая, что «Магдалина с книгой» не копия, а вполне самостоятельное произведение, хоть и написанное под сильным влиянием Корреджо116. Примерно то же исследовательница утверждает относительно «Марии с книгой», «Mater dolorosa» и некоторых других работ.
Весьма вероятно, что влияние Корреджо на Розальбу действительно было довольно сильным. Его изящные молодые Мадонны, как та, например, что склоняется над младенцем в «Поклонении волхвов» (1518–1520, Уффици, Флоренция), находят свое отражение в пастелях Розальбы. Поза младенца в работе Каррьера «Мария с Иисусом и св. Иоанном Крестителем» явно заимствована с полотен
