Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов - Евгений Захарович Баранов
Приложился он ухом к ставне, и почудился ему девичий смех, шепот страстный почудился.
И дрожал Докшуко, а ночь стояла теплая.
Убежал он в саклю свою, бросился в постель, а перед глазами стояла казачка и все также смеялась, манила к себе.
И потом, едва начинался день, Докшуко, притаившись во дворе, ждал, когда выйдет казачка.
Как и раньше, она выходила с прислугой, пробиралась в сад, рвала вишни и, смеясь, давала их ей кушать.
Докшуко глаз с нее не спускал, а в висках у него кровь стучала, и сердце билось так часто, что дышать становилось больно.
А как наступала ночь, он крался к сакле казачки, слушал под окном и дрожал всем телом.
И в эти бессонные ночи безумное и страшное задумал Докшуко, задумал он брата убить, чтобы завладеть казачкой.
Ночь давно опустилась на аул.
Докшуко снял со стены заряженную винтовку, свежего пороху подсыпал на полку и вышел из сакли.
Было тихо, только Баксан за аулом шумел да ветер в вишневом саду листьями шелестел.
Осторожно подошел Докшуко к сакле казачки, сильно постучал кулаком в ставню и стал против двери.
Скрипнула дверь, и в темноте голос Астемира послышался:
— Кто там?
Докшуко выстрелил на голос и побежал в свою саклю, повесил ружье на стену, лег в постель. И дрожал он, и зубы его громко стучали.
И услышал он — шум на дворе поднялся.
— Вставай, Докшуко: с Астемиром несчастье случилось!
Быстро вскочил он, выбежал на двор, а там уже народ собрался и огни смоляных факелов горели.
Растолкал он толпу и увидел Астемира лежащим на земле в крови.
Склонился Докшуко над ним, проговорил дрожащим голосом:
— Брат мой! Брат милый!
Открыл глаза Астемир, зашевелились губы его и тихо прошептали:
— Будь проклят, братоубийца…
Поднял было руку, но она сейчас же бессильно упала и умер Астемир.
И никто, кроме Докшуко, не слыхал, что прошептал Астемир.
Из сакли выбежала почти нагая казачка, упала на труп Астемира, обнимала, целовала его и кричала-кричала.
И когда женщины подняли ее, повели в саклю, она вырвалась из их рук и бросилась бежать со двора.
— Держите ее, держите! — крикнул Докшуко и, оставив труп брата, кинулся вслед за ней.
Как коза лесная, быстро бежала она, и Докшуко остался далеко позади нее.
Он слышал, как крикнула она, добежав до обрывистого берега Баксана.
А утром волны выбросили ее труп на песок за аулом.
Глянул Докшуко на мертвое тело, толкнул его ногой, отвернулся и пошел в аул.
И лежало мертвое тело на песке, и жгло его солнце, а ночью из ближайшего леса волки и лисы пробрались к нему, рвали и терзали его…
Похоронил Докшуко брата и предался печали.
Надел старую овчинную шубу, вывернутую шерстью вверх, старые и дырявые чевяки обул, сидел у потухшего очага и тяжело вздыхал и к пище не притрагивался.
— И кому это понадобилась смерть брата? — в печальном раздумье говорил он, покачивая головой.
Стоявшие тут же уздени только плечами пожимали, как бы говоря: кто это знает?
А старик Индрис вперед выступил и громко сказал:
— Да будет проклят убийца князя Астемира!
— Амен (аминь), — ответили уздени.
Вздрогнул Докшуко, взглянул на Индриса и в глазах его что-то прочитал и уж больше не мог открыто смотреть в них.
После вечернего намаза (молитвы) Докшуко сказал Индрису:
— Возьми из моего табуна тридцать лучших лошадей, пятьдесят буйволиц, сто баранов, коз и живи где желаешь: я отпускаю тебя на волю.
Усмехнулся Индрис.
— Ничего мне не надо: ни лошадей, ни буйволиц, ни воли, — сказал он. — Я уж стар, и жить мне не долго осталось. Я останусь с тобой — хочу посмотреть на твою жизнь: будешь ли ты счастлив?
Пожал плечами Докшуко и отвернулся от старика.
Месяц после смерти Астемира прошел.
Докшуко охотился в лесу вместе с Индрисом.
И случилось несчастье: выстрелил Докшуко в оленя, промахнулся, пуля в Индриса попала и уложила его на месте.
Прошел год.
Опять наступило лето, и опять ревел Баксан.
Дочь соседнего князя взял себе в жены Докшуко и богатый калым (выкуп) за нее уплатил.
Красива была молодая жена, и Докшуко казалось, что красивее ее во всей Кабарде нельзя было найти женщины. Но только одна неделя после свадьбы прошла, и вспомнил он казачку, и сейчас же она предстала перед его глазами, и как год тому назад, в бессонные летние ночи, смеялась, манила к себе.
И перед красотой казачки померкла красота молодой жены.
Ночью, лежа в постели, дремал Докшуко.
Вдруг скрипнула дверь, и кто-то тихо-тихо вошел в саклю.
Открыл глаза Докшуко и увидел: стояла казачка перед ним и все также смеялась.
И тихо поднялся он, осторожно переступая с ноги на ногу, приблизился к ней. И, как в те давно прошедшие ночи, сердце его часто билось и кровь приливала к вискам.
Он слышал ее дыхание и видел, как поднималась и опускалась ее молодая грудь. И сердце его затрепетало от радости, от такого счастья, какого он никогда не испытывал.
И вдруг он увидел, что красивое лицо казачки побледнело, а глаза плотно закрылись, и уже не стояла она перед ним, а лежала на песке почти обнаженная, бездыханная, истерзанная, и воды Баксана шумели, и видел он, как разбивались о камни его зеленые волны.
И глубокая тоска охватила его душу, и от боли, которой защемило его сердце, закрыл он глаза… И когда потом открыл их, увидел перед собой Астемира. Стоял он с поникшей головой, смотрел на труп казачки, и слезы текли по его суровому лицу, и тихо, скорбно промолвил он:
— Зачем убил девушку, проклятый братоубийца?
И охваченный ужасом, вскрикнул Докшуко, упал без чувств.
От этого крика проснулась жена, зажгла огонь и увидела, что муж лежит около двери лицом вниз.
Испугалась она и, не зная, что делать, громко заплакала.
Очнулся Докшуко.
— Что с тобой случилось? Зачем ты лежишь около двери? — спросила она.
Насильно засмеялся Докшуко.
— Сон мне приснился: будто я в лесу за оленем гонялся, — сказал он.
И поверила ему жена.
А днем Докшуко был молчалив, ушел в сад и стоял там, погруженный в глубокую думу.
Ночью ждал он казачку.
Жена позвала его, он не ответил, притворившись спящим.
Долго ждал, и не приходила казачка.
«Во сне видел я ее вчера», — подумал он и вдруг услышал, как скрипнула дверь и кто-то вошел в саклю, приблизился к постели; чье-то дыхание на
