Английская поэзия XIV–XX веков в современных русских переводах - Антология
Три огарка во храме остались чадить:
Два Иакова, третий — Иуда.
Счастья миг для Марии ужасно далек,
Страх бурлит в королевском сердечке:
Ибо видит она, как погас фитилек
У Иакова Младшего свечки.
Собирается сумрак во храме густой,
От свечей — в четверть дюйма полоска,
Да еще — как ни горько — Иаков Святой
Весь покрылся натеками воска!
И привстала Мария, стеня и моля,
Сил малейших не чувствуя в теле:
«Я Иудой назвать не могу короля!» —
Закричала она из постели.
«Так назвать я его не могу, пожалей!
Это ведают все христиане:
Ни единый Иуда среди королей
Не был назван в крещении ране!»
Юный принц оказался настоль же удал,
Приключилась серьезная драма:
В колыбели младенец устроил скандал
Посреди благолепного храма.
В вышних голос Марии вниманье привлек
Вот он, час, уготованный чуду!
Сквозь окно к алтарю прилетел мотылек
И обхлопал Святого Иуду!
О Иаков Старшой, ты святой добродей,
Ты упал, но фитиль еще светел —
А тем временем вспыхнул Иуда Фаддей
И на все на вопросы ответил.
Темным воском сгоревшие крылья облёк
Мотылек, погибая во благо,
Где Иуда сиял — там лежит уголёк,
Но пылает великий Сант-Яго!
Королеву судить за восторги грешно,
Есть у сына отныне защита:
Ибо принцу в крещении было дано
Арагонское имя Хаймито!
Я хвалы тебе ныне всемерные шлю,
Арагонских побед вдохновитель!
Если имя Сант-Яго дано королю —
Да прославится Хайме Воитель!
Бог сопутствует воину в деле святом,
Совершаемом честно и прямо;
Будет ныне покорно лежать под Крестом
Перевернутый символ ислама!
Он захватит Валенсию твердой рукой,
Кинет мавров к подножию трона,
И Майорку займет средь пучины морской:
Приумножит надел Арагона!
Богоматерь, сойди в Сарагосский собор,
Кинь сиянье на древние стены, —
Славься ныне и присно Сид Кампеадор,
Муж прославленной доньи Химены!
Перевод Е. Витковского
Рупрехт-разбойник
ЧАСТЬ I
Схвачен Рупрехт-разбойник, каналья и плут, —
В славном Кёльне, и скорым был суд,
Приговор оглашен, от петли не спасут
Бедолагу ни фарт, ни сноровка,
Ждут его два столба да веревка.
От возмездья за мзду все одно — не уйти,
Но заверил монах — есть иные пути,
Откуплю, — и обет не нарушу, —
Отмолю многогрешную душу.
Вторит братия хором, мол, это почет
Чистоганом Всевышнему дать под расчет, —
И добро твое будет на месте, —
А уж мы отпоем честь по чести!
За тебя все святые мольбу вознесут,
Чьи нетленные мощи покоятся тут,
Коли щедры твои воздаянья
На их нужды и благодеянья.
На Волхвов уповай, — молвят, руки воздев, —
На одиннадцать тысяч умученных дев,
Кёльн — хранитель священного праха,
И душа не изведает страха!
И обитель монашья помянет добром
Удальца, искупившего грех серебром,
Нас вниманьем своим не обидишь, —
Невредим, из Чистилища выйдешь.
Там бушует огонь — вавилонского злей,
Не щадит ни безродных он, ни королей,
Попечением рати Господней
Ты не тронут придешь к преисподней.
Будет все по-людски, — отдавая концы,
Уследишь, как читали святые отцы
Из Писанья, как в колокол били,
Как веревку украдкой кропили.
Но негоже предать твое тело земле,
Будет Рупрехт-разбойник болтаться в петле,
Чтоб прохожие, днем или ночью,
В том могли убедиться воочью.
В Дюссельдорфе, равно как и в рейнском краю
Лицезреть перекладину смогут твою,
Юг, и север, и запад равнинный
Насладятся приметной картиной.
Будет виселица отовсюду видна,
И для взора любого отрадна она:
Имя Рупрехта долгие годы
Означало беду и невзгоды.
К месту казни монахи явились чуть свет,
Дабы выполнить Рупрехту данный обет.
И с почтеньем, отнюдь не с проклятьем,
Совершилась расправа над татем.
В кандалах его вздернули, и поделом!
Но водой окропили, пропели псалом,
Умилялась вся братия долго
Исполненью последнего долга.
На закате толпа разбрелась по домам,
Возвратились зеваки к обычным делам,
Лишь, неверным охваченный светом,
Рупрехт темным висел силуэтом.
Любопытный порой озирался назад,
Дабы бросить на жертву решительный взгляд.
Но с восходом народ изумился:
Из петли Рупрехт-висельник смылся.
ЧАСТЬ II
Нынче в Кельне иная царит суета
Озадаченный люд не поймет ни черта.
Нет висевшего головореза,
И куда подевались железа,
Лишь удавка цела, без надреза.
— Чудеса, мы таких не видали пройдох!
Ведь болтался в петле он, покуда не сдох!
И весь день провисел, как колода,
На глазах у честного народа.
И палач говорил, — мол, на то я и кат,
Чтобы службу исполнить свою в аккурат.
Я всю душу вложил, без боязни
В совершение праведной казни.
