Хроники особого отдела - Александр Игнатьев
— Ну и как мы решим эту Вашу проблему, — недовольно спросил почти успокоившийся Утехин.
— Только с Вашей помощью и при согласии дружественной партии Мао Цзэдуна.
— А кто это? — переспросил руководитель СМЕРШа.
****
Положение Квантунской армии начиная с 10 августа было безрадостным. В 04.30 утра главные силы Забайкальского фронта через пустыню Гоби, сметя по пути марионеточное государство князя Де Вана устремились в сторону Большого Хингана.
Преодолев к исходу дня более 150 км, они оказались у отрогов гор.
Менее чем за двое суток войска первого Дальневосточного фронта , наступающие из Приморья, успели отразить достаточно мощные контрудары японцев и совместно с десантниками Тихоокеанского флота заняли Северную Корею, отрезав японские войска от метрополии, а затем соединились с наступающим Забайкальским фронтом...
И хотя радио из Токио твердило о позоре и над старшими офицерами повис меч огорченного Императора, но гранитная мощь элитной Квантунской армии была давно разрушена многолетней островной войной, а спешно набранные из добровольцев плохо обученные мальчишки не могли противостоять уставшим держать оружие, рассерженным Советским профессиональным войскам. Тем не менее, кровавый Ад, называемый войной, обернулся бы миллионными потерями для советского народа если бы не страшный парадокс — гибель жителей Хиросимы и Нагасаки, длительные военные операции на многочисленных островах Тихого океана, спасли Японию от полного уничтожения, а Советский Союз от затяжной тяжелой войны. 2 сентября Император Хирохито совершил единственный в своей жизни правильный поступок и подписал акт о капитуляции на борту линкора «Миссури».
Война кое где продолжалась до 10 сентября. Но это была уже просто «зачистка» территории....
По нашим официальным данным потери советских войск составили более 12 тыс человек, армия Императора потеряла около 84 тысяч. В плен взято 600 тыс человек.
Этот бесславный конец начался 17 августа в Мукдене, небольшом городке Центрального Китая, в котором советские войска пленили последнего Китайского императора Маньчжоу - Го Пу И....
****
Несколько тысячелетий назад. Центральный Китай. Сиань.
За высокой глинобитной оградой строящегося павильона взвивались вихри песка, иногда слышались пронзительные крики, да ветер доносил острый мускусный запах едкого человеческого пота.
Высокая милость царского казначея провинции Шэньси неторопливо плыл на резных носилках к пристани строящегося Последнего Присутствия...
Его не интересовали ни вскрики, ни тревожный шум доносящийся через толстые стены закрытого города. Он грезил, с широко открытыми глазами, о маленьком садике, вблизи прозрачной воды текущего рядом кристально-ледяного ручья и о глазах его первой наложницы.
Носилки повернули в сторону близкой реки и он, наконец, выдернутый из забытья приближающимися гортанными криками всмотрелся в череду длинных коридоров бесконечной улицы.
— Что там? — спросил он, идущего рядом начальника личной стражи.
Последний чуть склонив голову отозвался:
— Беглого ловят....
— И как они ухитряются бежать? Неужели страх и Великое Ничто не опутывает их, выжимая силы?
— Слава Вечности нам это не известно...
Казначею стало интересно... Крики и топот ног приближались. Солдаты охраны резко рассредоточились и пропустив изможденного бегущего человека, сомкнули ряды. Его преследователи, как стая высохших на ярком солнце гончих сбилась в кучу и из неё раздался, словно из общего хора голос:
— Немедленно расступиться!
Казначей взмахнул рукой, чуть высунув рукав широкого шитого шёлковой нитью зелёного халата и носилки словно откинуло в сторону одной из глиняных стен, отделяющих узкие проходы-тоннели, от строящихся огромных павильонов. Только по ним можно было не боясь перемещаться живущим.
Гончие возобновили свой стремительный бег, но время было упущено и беглец скрылся.
Поздно вечером, когда на глиняные крыши, наконец, упала мгла и люди получили свой час отдыха, а казначей, перебравшийся на другую сторону реки пересел в кресло среди распустившихся весенних ирисов, начальник охраны посмел спросить о судьбе спасённого ими беглеца.
— Ты не утопил его? — смеясь спросил хозяин. Ему уже было не любопытно и дневное происшествие показалось глупой юношеской выходкой. Казначей не любил глупостей и потому начал раздражаться. Но отменить собственное повеление, означает потерять лицо перед чернью. Он вздохнул и окончательно отвлекшись от созерцания прекрасного кивнул, велев привести невольника.
Солнце давно зашло, но ночное, шитое серебром на чёрном фоне небесного бархата, светило ещё не появилось. Вокруг, то снижаясь, то поднимаясь к небу, скорее чувством, чем глазами ощущались мелькающие тени, вылетевших из многочисленных пещер, рассыпанных словно сито в скалах, летучих мышей.
Начальник охраны поднял голову и похолодев увидел проявившийся наконец серп Луны, имеющий кроваво красный цвет и своими острыми концами, словно, направленными вниз, указывающий дорогу к сараю, стоящему у самой кромки воды. Он почувствовал как холодный пот стекает между лопаток и ноги словно вросли в землю. Там в ветхом сарае вдруг дико закричал человек.
Казначей выбирал охрану из прошедших школу войны и его защитник никогда не считал себя трусом. Тем не менее он долго стоял не пытаясь нарушить наступившей вокруг тишины. Прибежал охранник, торопливо сообщив о гневе долго ждущего хозяина. Они помедлили ещё не много и где-то спустя час, взяв в руки по три факела вошли в глинобитную мазанку, используемую для конопляной пеньки и хранения прочего не существенного хлама.
Среди канатов и горшков с выражением неисчислимого ужаса в мертвых глазах стояла глиняная фигура беглеца....
Глава 18
Глава 2. Наследие Дракона.
Часть 2
В двадцатых числах июня, когда отцвели ландыши в Подмосковье, а Мрак, как самая последняя шавка, любвеобильно засматривался на всех пробегающих мимо собак и даже кошек, команда переехала.
Пять небольших домиков, соединенных крытыми неотапливаемыми переходами, и центральное здание, за каких-то два месяца возведённые в глухом зелёном массиве.
Они простоят двадцать пять лет и будут заменены на шестиэтажное каменное монстрообразное сооружение.
Потом.
Но в то яркое, солнечное, первое послевоенное лето новенькие квадратные домики, словно пухлые боровики, выросшие
