Неизвестно - Огненный ручей
Девочка прошлась по комнате и продекламировала сти¬хи в полный голое. Они ей понравились. Нужно было про¬должать.
В это время в комнату заглянул Андрюша.
— Майка,— радостно сказал он,— смотри, что я тебе принёс!
Он развернул бумажку, и стеклянная звёздочка радужно сверкнула.
— Это тебе от Афони и от меня!
— Ты откуда её взял? — хмуро спросила Майка.
— Купил,— сорвалось у Андрюши.
— На те десять рублей, которые вы выпросили у жены инвалида?
— Откуда ты знаешь?
— Знаю вот! Значит, на те десять рублей? Благородный поступок!
— А тебе какое дело, на какие деньги я купил? Я тебе дарю, и всё.
— А я не хочу от тебя такого подарка! У меня был Ви-таха, и он мне всё рассказал.
У Андрюши задрожали губы, и он сел на стул. «Вот, го¬ворил я Афоне!»
— Зачем вы сказали, что вы Витахины приятели? — продолжала Майка. Лицо у неё было строгое. — Теперь вы не только себя, но и Витаху опозорили! Надо сейчас же от¬дать деньги.
— Нету больше денег, — тупо вертя в руках брошку, сказал Андрюша. — А Витаха что — хочет рассказать об этом папе?
— Нет, хуже, — сказала Майка, — он тебя выгонит из пионеров.
— А как же он выгонит? Я же не здесь учусь.
— Ну и что же? — ответила Майка. — Он напишет пи¬сьмо в Москву, в твою школу, а там тебя обсудят и выгонят.
Андрюше стало страшно. Это походило на правду. Майка говорила какими-то железными словами. Нет, пионерский галстук для Андрюши был дорог. Отец — коммунист, а как же его выгонят из пионеров?
— И ты не могла заступиться за меня? — спросил он.
— А что я могла сказать, когда он на меня тоже насту¬пал! И он был прав. Ты помнишь могилу около мартенов¬ского цеха? Там написано, что похоронен Грицай…
— Ну?! — Андрюша вспомнил. Он даже вспомнил, что тогда удивлялся, почему Грицай не Герой Советского Союза.
— Оказывается, знаешь, кто это? Витахин отец. Он на заводе работал и погиб за него. А Витаха его дело продол¬жает, тоже трудится. Понял? А ты что с Афоней продолжа¬ешь? Ты курортник! И правильно тебя так прозвали.
— Сама ты курортница! — разозлился Андрюша. — Че¬го ты меня воспитываешь! — И тут же ему подумалось: «И как это я не мог остановить Афоню…»
— Ну и что же! Я была курортницей, а теперь не буду.
— А что сделаешь?
— К Витахе пойду!
— Ты ему уже сказала об этом?
— Сегодня не сказала, а скажу.
— Значит, с нами больше не дружишь?
— Нет.
— Ну и ладно, не заплачем. А ты знаешь кто? Ты пре¬дательница! И я у тебя больше не буду обедать.
Андрюша вскочил со стула и, не глядя на Майку, вышел в коридор. И, как ему ни жалко было, он бросил брошку на пол и ударил по ней ногой.
Стекло под ботинком хрустнуло.
Андрюша злился на самого себя.
Отпирая свою комнату, он обнаружил в замочной сква¬жине телеграмму:
«Приехала Москву делаю ремонт квартиры целую своих детей.
Мама».
У Андрюши кольнуло под сердцем. Ему стало очень горько. Как плохо, что рядом с ним нет сейчас родной, лю¬бимой мамы!
Глава XII ПИСЬМО
«Серёжа, что же ты не пишешь? Как проводишь лето? Я провожу хорошо. У нас уже яблоки продаются. Они, прав¬да, ещё не совсем спелые, но вкусные. Говорят, в этом году урожай. Наш завод в выходные дни ездит по колхозам и по¬могает колхозникам. Я не поехал и жалею. Один мой прия¬тель, Афоня, ездил и на корове катался.
Серёжа, ты, наверное, скучаешь в Перловке? А я не ску¬чаю. Тут я дерусь с одними мальчишками. Они воображают из себя и хотят на меня заявление в школу написать. Чтоб из пионеров выгнать. Ты только об этом никому не говори. Я хочу с тобой посоветоваться. Могут ли они меня выгнать, когда не я, а Афоня взял у одной тётки десятку за работу?
Я думаю, не могут. Я же хороший ученик считаюсь, а от общественной работы не отговаривался.
Серёжа, я сам знаю, что пионер должен быть честным, и поэтому десятку я хочу отдать. А денег нет. С девчонками я дружить больше никогда не буду. Они все предательни¬цы и воображают.
Твой друг Андрей».
Глава XIII НА РЫБАЛКЕ
В это утро клёв был отличным. Рыба словно сама проси¬лась на крючок. Часа за два Афоня надёргал полное ведёр¬ко бычков, жирных и увесистых.
Над тихим остекленевшим Днепром, над живописными берегами с буйной сочной зеленью носились ширококрылые чайки. Головки нырков торчали из воды, точно вопроситель¬ные знаки. Белый трёхэтажный пароход, освещённый солн¬цем, проплыл по течению, словно лебедь. Его палубы были пусты. Пассажиры ещё спали.
Афоня, спрыгнув с лодки, вышел на берег. Песок скри¬пел под ногами. Свежий воздух бодрил тело, и оно было лёгким и подвижным. Из-под замшелой коряги он вытащил всех своих рыб, нанизанных через жабры на тонкий прут, и взвесил их на руке.
После того как Андрюша рассказал Афоне о своём тяжё¬лом разговоре с Майкой и о том, что Витаха собирается его выгнать из пионеров, немедленно было решено вернуть тёте Фросе десять рублей.
Но как вернуть этот долг, когда в кармане ни копейки? Потом Афоня догадался: надо наловить рыбы.
— Значит, так,— сказал он,— пять бычков отнесём тётке, пятнадцать возьмём себе.
— А может, ей все отдать? — предложил Андрюша.
— Хочешь, отдадим все, но немножко попробуем са¬ми,— согласился Афоня.— Зажигай костёр!
Андрюша встал на колени перед сухим хворостом и чир¬кнул спичкой. Ему в лицо сразу же пахнул горячий воздух. Прожорливое пламя накинулось на сучья и весело облизало алюминиевую кастрюлю, висевшую на палке над костром.
Глядя на то, как Афоня потрошит рыбу и чистит кар¬тошку, Андрюша вспомнил о Майке. Она так же быстро и ловко орудует ножом. Но из-под лезвия у неё летели не толстые срезки, а выползала длинная шкурка, тонкая и витиеватая.
Уже прошло несколько дней, как они поссорились. Анд¬рюша часто встречается с Майкой в коридоре, но не произ¬носит ни слова. И она тоже молчит. Проходи» и даже не смотрит, будто он пустое место. А как Анд рюше хочется сказать, что у него разорвались носки и что он очень со¬скучился по горячему супу! А потом, с Майкой всегда, все¬гда можно поговорить о чём хочешь, посоветоваться. А те¬перь вот живи и советуйся сам с собой.
Андрюша вначале думал, что ему без Майки будет даже лучше. Она, казалось, иногда мешала ему. Но чем даль¬ше заходила ссора, тем сильнее хотелось помириться. С Май¬кой было как-то веселее, всегда хотелось выкинуть что-ни¬будь такое удивительное — например, сунуть себе в рот в темноте горящую спичку и показать девочке, как у него просвечивают щёки. А что сейчас вдвоём? Никакого инте¬реса…
Уха вышла наваристая, жирная. Андрюша вслед за Афоней обсосал и рыбьи головы, что делать раньше почему-то брезговал.
— Так, говоришь, Майка откололась теперь от нас? Афоня, как китаец, тонкой палочкой накалывал в ка¬стрюле картошку.
— Ага. Всё кончено,— сказал Андрюша.— Я ещё на аэродроме в Москве понял, что она финтифлюшка. Так и вышло.
Он держал в ладонях горячий рыбий хвост и общипывал с него белое мясо.
— А я по глазам вижу, ты того… переживаешь,— заме¬тил Афоня.— Сердце-то ёкает?
— Нужна она мне очень! — покраснел Андрюша.— Вот уж ни капельки не ёкает!
— И мне она не нужна! А не знаешь, долго у неё сидел Витаха?
— Не знаю. Наверное, долго, раз он её уговорил к себе поступить.
— А ты тоже пойдёшь за Майкой?
— Я? Ни за что! Она меня ещё не знает — я твёрдый!
— Слушай, Андрюшка,— вдруг как-то грустно сказал Афоня,— вот почему у меня, кроме тебя, ещё ни разу не бы¬ло настоящего кореша? Вот я хотел подружиться в школе, а не мог. Как услышу, кто хоть слово болтнёт против меня, так я прямо шишек и банок вешаю. Почему, а? Вот Микол-ка сказал, что я единоличник, а какой же я единоличник, когда в школе учусь?
— А правда, с чего это он сказал?
— Кто его знает… Со злости, наверное. Что я, обязан, например, строить эту спортплощадку? Нет! На кой она мне! У меня и так мускулы — на двоих хватит.
Андрюша взглянул на вздувшийся на Афониной руке бугор и сказал:
— Конечно, не обязан. И я не обязан, потому что всё равно уезжаю.
Вдруг Андрюша замолчал, ковырнул пальцем в песке.
— А кто же тогда обязан?.. Афоня, а как ты думаешь, что лучше; если они построят или если не построят?
— Пускай, конечно, делают… Кому-нибудь пригодится. Только меня не трогай. Я сам себе дел найду сколько хо¬чешь.— Афоня весело подмигнул.— Уху варить, купаться… А вот скоро арбузы поспеют, тогда и спать не придётся. Тут по мосту машины идут тихо, а в кузовах — никого. Ну, вскакивай на борт, цоп за арбуз и тикай! Чем не жизнь? — И Афоня, развалившись на песке, погладил себя ладонью по животу.— Красота! — Он зажмурил глаза и прикрыл их рубашкой. С минуту молчал, потом спросил: — А ты танк, настоящий видел?
— Видел.
— А залезал в него?
— Нет.
— Тогда пойдём…
За бугром (Андрюша не мог его раньше заметить) стоял самый настоящий фашистский танк.
На этой тяжёлой машине, с белым крестом на боку, под¬мявшей под себя землю, была оторвана пушка и разбита гусеница. В круглой башне чернела зубастая дырка. Люк был раскрыт. Внутри танка были приятная прохлада и по¬лумрак. Белая краска в отделении водителей обгорела. Под одним из сидений валялся разорванный шлем танкиста с пробковыми обводами.
