Марк Марциал - Эпиграммы

Шутки невинные ты извини: почему посмеяться

Нам не позволить, коль ты волен за горло хватать?

Нарочный мой, кого я в начале шестого отправил,

Руф, со стихами к тебе, верно, промок до костей.

Дождь ведь пошел проливной, неожиданно хлынувши с неба.

Иначе быть не могло, раз посылал я стихи.

КНИГА IV

Цезаря радостный день, святее зари, что в Диктейском

Гроте Юпитер узрел, с ведома Иды родясь,

О, повторяйся, молю, ты дольше Пилосского века,

Тот же являя всегда или прекраснее лик!

5 Чествует долго пускай Тритониду в золоте Альбы

Наш властелин и дает многим дубовый венок.

Чествует пусть и века в обращенье великого лустра,

Ромула пусть он обряд, чтимый Тарентом, блюдет.

Вышние! Многого мы, но земле ведь потребного, просим:

10 Можно ль, за бога прося нашего, скромными быть?

112

Раз, — из всех только он в одежде черной, —

Представленье пришел смотреть Гораций,

Хоть народ и все всадники с сенатом,

Со святейшим вождем сидели в белом.

5 Вдруг с небес повалили хлопья снега:

Вот теперь и Гораций тоже в белом.

Видишь, как густо волна бесшумного водного тока

Льется на Цезаря лик и на колени его?

Но на Юпитера он не сердит: не тряся головою,

Смотрит, смеясь, на поток скованных холодом вод.

5 Он ведь привык покорять на Севере звезды Боота

И на Гелику смотреть, не вытирая волос.

Кто ж изливает, резвясь, с эфира сухие потоки?

Подозреваю, послал Цезарев сын этот снег.

113

То, чем пахнет стоячее болото,

Чем от серных несет притоков Тибра

И от рыбных морских садков загнивших,

От похабных козлов во время случки,

5 От сапог утомленного солдата

Иль от крашенной дважды в пурпур шерсти,

От справляющих шабаш иудеек,

Изо рта у несчастных подсудимых

Иль от лампы коптящей грязной Леды,

10 Чем разит от сабинской мази мерзкой,

От бегущей лисы, от нор гадючьих —

Мне милей того, чем ты пахнешь, Басса!

Честен ведь ты и бедняк, ты правдив на словах и на деле,

Так почему ж, Фабиан, тянет в столицу тебя?

Ты никогда не сойдешь ни за сводника, ни за гуляку,

Робких ответчиков в суд грозно не сможешь ты звать,

5 Ты не решишься жену соблазнить закадычного друга

И не сумеешь прельстить ты одряхлевших старух,

Всякий рассказывать вздор и сеять придворные сплетни

Или же рукоплескать Глафира с Каном игре.

Чем тебе, жалкий ты, жить? «Но я друг надежный и верный…»

10 Вздор это все! И тебе ввек Филомелом не стать.

Чище девы невинной слыть ты хочешь

И застенчивым жаждешь ты казаться,

Хоть ты, Масилиан, того развратней,

Кто, размеры Тибулла повторяя,

5 На дому декламирует у Стеллы.

В том, что вчера мне дарил, почему отказал ты сегодня,

Мальчик мой Гилл, и суров, кротость отбросив, ты стал?

Бороду, волосы ты в оправданье приводишь и годы:

О, что за долгая ночь сделала старым тебя?

5 Что издеваться? Вчера ты был мальчиком, Гилл, а сегодня,

Мне объясни, отчего сделался мужем ты вдруг?

Первый час и второй поутру посетителей мучат,

Третий — к дневному труду стряпчих охрипших зовет;

С трех до пяти занимается Рим различной работой,

Отдых усталым шестой вплоть до седьмого дает;

5 Хватит с семи до восьми упражняться борцам умащенным,

Час же девятый велит ложа застольные мять;

Ну, а в десятый, Евфем, для моих предназначенный книжек,

Ты амбросийных всегда занят подачею яств:

Цезаря доброго тут услаждает божественный нектар,

10 В час этот мощной рукой скромно он кубки берет.

Тут мои шутки давай: ведь стопою к Юпитеру вольной

Боязно утром идти Талии было б моей.

114

Сота-медика дочка ты, Лабулла,

Мужа бросив, за Клитом устремилась:

Влюблена и даришь рукою щедрой.

Новую книжку мою, с еще неотглаженным краем

И у которой страниц страшно коснуться сырых,

Мальчик, в подарок неси пустяковый любимому другу:

Первый по праву мои шутки он должен иметь.

5 Но снарядившись беги: пусть книгу пунийская губка

Сопровождает, — она к дару идет моему.

Право, подчистки, Фавстин, все равно не способны исправить

Наши остроты: зараз все их исправит она.

Ты, непомерно гордясь своим именем вздорным, надменный,

И Сатурнином кому, жалкий ты, совестно быть,

Под Паррасийской войну ты Медведицей поднял преступно,

Как обнаживший свой меч из-за Фаросской жены.

5 Иль ты забыл о судьбе носившего это же имя,

Что уничтожен он был гневной Актийской волной?

Иль тебе Рейн обещал то, чего преступнику не дал

Нил, а арктической дан больший волне произвол?

Даже Антоний — и тот от нашего пал ополченья,

10 Он, кто в сравненье с тобой извергом, Цезарем был.

115

Всем ты, Таида, даешь, но, коль этого ты не стыдишься,

Право, Таида, стыдись все, что угодно, давать.

Женится друг наш Пудент на Клавдии, Руф, Перегрине:

Благословенны твои факелы, о Гименей!

Редкостный так киннамон сочетается с нардом душистым,

Массик прекрасную смесь с медом Тезея дает;

5 Лучше не могут сплестись с лозою нежною вязы,

Лотос не ближе к воде льнет или мирт к берегам.

Ложе их ты осени, о Согласие ясное, вечно,

В равном супружестве пусть будет взаимной Любовь:

Мужа до старости лет пусть любит жена, а супругу,

10 Даже и старую, муж пусть молодою сочтет.

Силий, слава и честь сестер Кастальских,

Нарушение клятв народом диким

Мощным гласом громящий и коварство

Ганнибала, и пунов вероломных

5 Покоряющий славным Сципионам,

Позабудь ненадолго ты суровость

В декабре, что игрой нас тешит праздной,

И гремит там и сям рожком обманным,

И костями негодными играет.

10 Одолжи свой досуг Каменам нашим

И прочти благосклонно, лба не хмуря,

Книжки, что под хмельком от резвых шуток.

Ведь и нежный Катулл теперь посмел бы

«Воробья» самому послать Марону.

116

Цецилиан, когда тысячу дать попросил ты намедни,

Дней через шесть или семь долг обещая вернуть,

«Нет у меня», — я сказал, но ты, под предлогом приезда

Друга, теперь у меня просишь и блюдо и чаш.

5 Что ж ты — дурак? Иль меня дураком ты, дружок мой, считаешь?

Раз я в одной отказал тысяче, — пять одолжу?

Вовсе не пасынком, Галл, своей мачехи, судя по слухам,

Был ты, когда за отца вышла она твоего.

Все же, пока он был жив, нельзя было это проверить.

Умер, Галл, твой отец, — мачеха все же с тобой.

5 Пусть от подземных теней будет вызван сам Туллий великий,

Пусть даже Регул тебя взялся бы сам защищать,

Не оправдаться тебе: ведь та, что осталась с тобою

После отца, никогда мачехой, Галл, не была.

Ты на Ликиску написать стихи просишь,

Чтоб, покраснев от них, она пришла в ярость.

Хитер ты: хочешь ей один быть мил, Павел!

Где, от Випсаньевых близко колонн, сочатся ворота,

Где, отсырев от дождя, скользки каменья всегда,

Мальчику в горло, когда подходил он под влажную кровлю,

Острой сосулькой впилась, оледеневши, вода.

5 После ж, свершив приговор жестокой судьбы над несчастным,

В ране горячей его хрупкий растаял кинжал.

Где же положен предел своеволию лютой Фортуны?

Где же от смерти спастись, раз убивает вода?

117

Эту косматую ткань — питомку секванской ткачихи,

Что на спартанский манер мы эндромидой зовем,

В дар, хоть и скудный, но все ж в холода декабря не презренный,

Я посылаю тебе из чужеземных краев.

5 Борешься ль ты, умастив себя липкою мазью, иль теплый

Ловишь рукою тригон, иль запыленный гарпаст,

Или же в мяч, не тугой и легкий как пух, ты играешь,

Иль вперегонку бежать с Атою резвой пошел,

Сквозь этот плащ не проникнет озноб до потного тела,

10 И не проймет тебя вдруг резким Ирида дождем.