Спецзадание "Любовь" - Агата Лав
Когда я снова киваю, он смелеет и поднимает лейку выше, чтобы захватить мои плечи. Но я вытягиваю руку и накрываю его крепкие пальцы, чтобы вода попала на мои волосы. Я вся продрогла и мне нужно согреться как следует. Я помогаю ему и безотчетно тянусь к нему всем телом. Смирнов не противится, он ставит лейку на верхнее крепление и садится рядом, подперев широкой спиной стенку душевой.
Мое дыхание постепенно приходит в норму. Мы некоторое время молчим, соприкасаясь плечами и думая о чем-то своем. Мои мысли так вовсе делают хаотичные прыжки, и через несколько секунд я припоминаю, что Смирнов в прошлый раз как раз хотел отнести меня в душ. Я тогда воспротивилась, сказав, что никуда не пойду.
— Не кричи на меня больше, — произношу полушепотом. — Не надо…
— Ты могла утонуть.
— Могла, — я киваю. — Я не поняла, что там бассейн. Я вообще не поняла, где нахожусь. Просто увидела вещи Никольского и захотелось оказаться, как можно дальше… Я до сих пор как в тумане.
— Тебе дали сильные препараты.
— Ты в курсе?
Я запрокидываю голову, чтобы погрузиться в его глаза. Но поток бьет прямо по лицу, не давая увидеть Смирнова. Правда, проходит секунда и он находит выход. Он поднимает ладонь и сооружает своего рода козырек у моего лба.
— Да, я знаю, что произошло в самолете, — у него садится голос, словно он в чем-то виноват передо мной. — Поговорил с ребятами из охраны.
— А я не знаю всего, — мне тоже непросто говорить. — Судя по часам, я много времени провела в отключке. Что было после самолета?
Наверное, я выгляжу совсем плохо. Смирнов больше не напоминает сурового спецназовца, у которого каждая вторая фраза — это приказ. Он проявляет чудеса эмпатии и пускает меня под руку, словно каким-то чудом прочитал мои мысли. А мне действительно лучше в его руках, и мне не стыдно за свою слабость.
— Никольский уехал на встречу после приземления. Тебя же осмотрел их врач и сказал, что до завтра ты бесполезна для дела.
— Врача я не помню…
— Я забрал тебя у него. Я как раз освободился и приехал.
— Я немного беспокоилась за тебя. Ты вдруг пропал…
— Немного? — Смирнов усмехается.
— Чуть-чуть, — я опускаю глаза на его крепкие длинные пальцы, которые почти касаются моего бедра. — Ты слишком грозно выглядишь, чтобы за тебя можно было сильно беспокоиться.
— За меня вообще не нужно беспокоиться, — выдыхает Алексей. — Согрелась?
— Да, мне лучше.
— Тогда пойдем в комнату.
— Мы оба промокли до нитки, — я легонько улыбаюсь. — Никогда не принимала душ в одежде.
— Тебе и правда лучше.
Мне даже становится легче двигаться. Алексей страхует меня, ожидая, что я снова свалюсь с ног или покачнусь, но мне удается держать равновесие. Я вытягиваю большое махровое полотенце из его ладони и одним взглядом показываю, что дальше справлюсь сама.
Смирнов выходит из ванной. Он оставляет дверь открытой на всякий случай, но проходит вглубь комнаты. Я слышу его шаги, а потом шорохи. Он тоже приводит себя в порядок и переодевается. Я же снимаю одежду, потом вытираюсь досуха и закутываюсь в стандартный халат, который можно найти в любом отеле.
— Я положил тебя на кушетку, потому что окно рядом, больше воздуха, — говорит Смирнов, когда я возвращаюсь к нему. — Но можешь занять кровать. Она больше и должна быть удобнее.
Он кивает на двуспальную кровать, которая стоит у стенки с зелеными декоративными полосами. Я смотрю на нее, хотя приглушенный свет почти не добирается до спального места, и думаю о том, что она напоминает сладкое местечко для молодоженов. Высокий огромный матрас, балдахин и красивые букеты роз, которые стоят на тумбочках с двух сторон.
— Ты не знаешь, где Ксения? — спрашиваю и все же выбираю кушетку, чтобы не злоупотреблять гостеприимством. — Она моя помощница.
— Я понял, о ком ты. Она поехала с Никольским на встречу, — Смирнов глядит на наручные часы, которые поднимает с тумбочки. — Они должны вернуться через час.
— Никольский тоже будет жить здесь?
— Соседний номер.
Смирнов хмурится, наблюдая за тем, как я поправляю небольшую подушку на кушетке.
— Люба, ты слышала, когда я сказал, что это твой номер?
— Да? — я теряюсь. — Забыла… Я уже привыкла, что это обычно я ночую у тебя.
— Иди на кровать. Не нужно оставлять мне аэродром с шелковыми простынями. Я все равно не ценю комфорт.
— Хочешь сказать, тебе все равно, где спать?
— Я не буду спать.
Я удивленно смотрю на него.
— Теперь мне будет неуютно, Смирнов. Я буду спать, а ты дежурить. Вдруг я еще что-нибудь скажу во сне или…
— Ты говоришь во сне.
— Что?
Мне раньше не говорили подобного. Я вообще хотела пошутить, так что слова Алексея застают меня врасплох.
— Ты говорила сквозь сон, пока я вез тебя сюда, — добавляет он, проходя к кушетке. — Потом успокоилась, в номере так вовсе крепко заснула. Перестала ворочаться и бредить.
Он переносит подушку, которая мне так понравилась, на кровать. Потом забирает свои часы и очки с тумбочки.
— И что я говорила?
— Ты спорила с Никольским, проклинала, угрожала полицией…
— Боже, — я выдыхаю и прикрываю глаза ладонью. — Я определенно плохо соображала, если несла такие глупости.
— Но кое-что трезвое ты произнесла.
— Да? — я выглядываю из-под ладони. — И что же?
— Ты что-то бросила об отце Никольского. Я не разобрал, что именно, но ты несколько раз произнесла “твой отец”.
— Игорь говорил о нем. У них сложные и запутанные отношения, насколько я могу судить.
— Больные у них отношения, — Смирнов не выбирает выражения.
— Тише, — а я вот пугаюсь. — Мало ли, еще услышат… Ты работаешь на этого человека.
Алексей щурится, заостряя взгляд, а через секунду усмехается. Он качает головой, мол — “вот теперь ты точно несешь глупости, малышка” и продолжает обустраиваться. Пока я потерянно стою посреди комнаты, Алексей перебрасывает свою сумку к креслу у окна. Выглядит так, будто он
