Искусство и наука - Джон Рескин
«Потому что мы знаем все, – говорят они, – что делалось в Трое по воле богов, и знаем все, что совершается на всеплодоносной земле»[47].
Тут, как видите, все небесные и все земные знания. Я прочту вам это в переводе Попа, потому что Поп не допускает бесполезных переделок, но всегда иллюстрирует то, что выражает.
К нам, Одиссей многославный, великая гордость ахейцев!
Останови свой корабль, чтоб пение наше послушать.
Ибо никто в корабле своем нас без того не минует,
Чтоб не послушать из уст наших льющихся сладостных песен
И не вернуться домой восхищенным и много узнавшим.
Знаем все мы труды, которые в Трое пространной
Волей богов понесли аргивяне, равно как троянцы.
Знаем и то, что на всей происходит земле жизнедарной.[48]
Не удивительно ли, что опасность от этой новой мудрости была уже давно вполне распознана? Не страннее ли еще то, что прошли уже три тысячи лет, а мы до сих пор еще не способны воспользоваться этим уроком и все еще больше склонны увеличивать массу наших знаний, чем пользоваться ими; мы с каждым днем все горячее и горячее стремимся к открытиям и увеличиваем соперничество, и с каждым днем все холоднее становится наш восторг и все слабеет наше благоговение.
75. Но, господа, Улисс Гомера, привязанный к мачте, продолжает жить. Улисс Данте[49] привязан к мачте другим образом. Он, несмотря на покровительство Афины, и после всех своих побед над судьбой, все еще не может избавиться от искушения и ищет новой мудрости. Он появляется за столбами Геркулеса, ободряет свою команду в необъятных пустынях Атлантики и погибает в быстрой Харибде беспредельного моря. В аду то неустанное пламя, которое постоянно окружает его, стоящего среди подстрекателей ко злу, виднеется с высот скал и кажется светляком, порхающим и туда и сюда; а развевающееся одеяние пытки, которое дрожит, когда он говорит, и раздувается, когда он движется, осуждает его на вечное искушение и на полную невозможность когда-либо освободиться от зла.
Лекция V
Могущество удовлетворенности в науке
22 февраля 1872 года
76. С целью дать основательное применение этим лекциям, я должен просить вас обращать тщательное внимание на главные выводы, к которым мы приходим в заключение каждой из них, и на последствия этих выводов. В первой лекции я старался показать вам, что искусство тогда только было разумно, когда оно было бескорыстно в своем творчестве; во второй, что наука была тогда только мудра, когда была бескорыстна в своих положениях; в третьей, что разумное искусство было тенью, или видимым отражением мудрой науки; и в четвертой, что все эти условия блага должны быть преследуемы умеренно и спокойно. Далее мне предстоит еще показать вам, что они должны быть преследуемы независимо.
77. Я нечасто употреблял слово «независимость». А в том смысле, в каком принято его понимать за последнее время, я употреблял его только с величайшим пренебрежением; так как истинная мощь человеческой души должна быть зависима от всего наиболее благородного, что она может постичь, и иметь в зависимости от себя все ниже ее стоящее, насколько она может это охватить.
Но теперь я употребляю это слово в совершенно ином смысле. Думаю, что вы почувствовали, какое широкое понятие я дал вам о мудрости, в смысле бескорыстного влияния в искусстве и науке, и поняли, что величайшее дарование и знание имеют в основе своей человеческую нежность, и что благотворная мудрость искусства, торжествующая на земном кругу, является только видоизмененной формой высочайшего научного милосердия, находящего радость в истине. И как первое правило мудрости состоит в познании самого себя – хотя это есть и последнее из всего, что мы можем познать, – так и первое правило милосердия состоит в самоудовлетворении, хотя человек менее всего может найти удовлетворение в себе; и только, таким образом удовлетворенный и обузданный, он является опоясанным и мужественным для управления другими. Если довлеет дневи злоба его[50], то насколько больше добро его!
78. Я вас просил запомнить афоризм относительно науки и другой относительно искусства; позвольте мне – и я не буду больше просить вас – сверх того предложить вам выучить наизусть эти строки песни сирен: шесть строчек Гомера, надеюсь, не будут для вас обременительны.
«Никто никогда не проплывал мимо на своем черном корабле, не прослушав медово-сладостной песни из наших уст. Каждый останавливался очарованный, хотя бы он и знал много; потому что мы знаем все, что делали греки и троянцы по воле богов, на обширной троянской равнине, и знаем все, что делается на плодоносной земле».
И это, заметьте, абсолютно верно. Ни один человек никогда не проплывал мимо на черном корабле; повинуясь грозному и печальному закону жизни, предназначающему смертным быть победителями на океане, он, однако, как бы ни был мудр, все же, приближаясь к этому смертоносному острову, соблазняется голосами тех, которые говорят ему, что знают все, что делается по воле богов, и все, что происходит на земле для удовлетворения человеческих нужд.
79. Теперь, заметьте, эти два великих искушения. Вам следует знать все, что было сделано по воле Бога, и знать все, что жизненно на земле. Попытайтесь также представить себе хотя бы ненадолго тот способ, которым эти два обещания сирен смущали до сих пор образ действия людей. Подумайте о книгах, ложно истолковывающих Божественное Провидение, подумайте, как много употреблено было усилий, чтобы показать, что личное поведение, которое мы одобряем в других или которому желаем подражать сами, вполне согласно с волею Бога. Подумайте, какое страшное смятение в мыслях и какая низость в поступках происходили в сектах, считавших, что они одни вполне постигли божественные цели и руководятся ими. Подумайте о тщетных исследованиях, о бесполезно потраченном времени тех, кто пытался проникнуть в тайны жизни или в ее опоры. Жизненный эликсир, философский камень, зародышевые клеточки в метеорическом железе, ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρῃ[51]. Но в настоящее время, когда мы распустили последние закрепы мачт черного корабля и
