Unknown - Unknown
– Что за блажь? Для чего тебе лечить людишек? Они всё равно подлежат уничтожению.
По чудовищному замыслу Дамрад, основная часть населения захваченных земель должна была подвергнуться истреблению. Потрясённая размахом этой жестокости, Рамут пробормотала:
– Я не хочу участвовать в этом кровавом ужасе ни в каком качестве. Прошу освободить меня от исполнения моих обязанностей.
– Может, заодно и подданства тебя лишить? – блеснул Вук беспощадными льдинками в глазах. – Ты забыла, что как военный врач ты приносила присягу, дорогая? А кто не с Владычицей, тот против неё. А значит, тоже будет неизбежно уничтожен.
«Пропади ты пропадом», – подумалось Рамут. Вук был отвратителен ей до тошноты, до душевных судорог, а голубые ледышки его глаз схватывали инеем сердце. Но вопреки всему в ней тлела безрассудная, ни на чём не основанная вера в то, что Добродан жив – просто заточён где-то там, в чёрной темнице сущности Вука. Она всё ещё посылала ему силы своей души по тёплой золотой ниточке, конец которой утопал в этой мрачной бездне. Ей хотелось верить, что это поддержит Добродана и не позволит Вуку его окончательно погубить. Рамут не оставляла надежд, что обречённую битву можно выиграть.
Паучок-толмач в ухе позволял ей понимать местную устную речь, а такая же крошечная тварь в глазу – письменную. Паучков этих создали жрицы Маруши; делом их же рук был покров туч на небе Яви, предохранявший глаза навиев от слишком яркого солнца. Но Рамут знала, какое оно светлое и прекрасное – из своих видений, в которых она купалась в бескрайнем море белых цветов с жёлтыми серединками. Не дождавшись содействия от супруга, она отпросилась на несколько дней у тысячного и отправилась в Зимград. Дочек ей было не с кем оставить, а потому пришлось взять их с собой. Усадив девочек в колымагу, Рамут сама правила лошадьми.
Столица Воронецкой земли показалась ей похожей на большую деревню: каменных домов было мало, в основном город состоял из деревянных построек. На каждом шагу ей приходилось показывать воинам пропуск, выписанный Вуком от имени Дамрад. Чтобы попасть в княжеское книгохранилище, она сочинила небылицу, что выполняет особое поручение Владычицы. На её удачу, ей поверили. Имя её супруга открывало перед нею все двери.
– Что ты ищешь, госпожа? – спросил смотритель библиотеки, сухонький старичок с серебристой и лёгкой, как пух, бородкой и печальными глазами. – Может, я смогу подсказать?
– Я хотела бы найти какие-нибудь книги по врачебному искусству, – с некоторым трудом подбирая слова, ответила Рамут (паучки хорошо делали своё дело, но она ещё не вполне уверенно изъяснялась устно).
– У нас есть списки с трудов еладийских учёных, – ответил смотритель, забираясь на лесенку и роясь на полке. – Ежели ты понимаешь по-еладийски, госпожа, то изволь – отыщу для тебя.
– Давай, – сказала Рамут. – Разберусь как-нибудь.
Старичок принёс ей несколько пыльных свитков и одну тяжёлую книгу с пергаментными страницами. Усевшись за стол, Рамут сказала дочкам:
– Родные мои, посидите тихонько. Матушке нужно поработать.
Добрый старичок нашёл для девочек занятие: он дал им по восковой дощечке с писалом и показал, как ими пользоваться. Острым концом писала наносились на воск рисунки и письмена, а другим, в виде лопатки – заглаживались, что было, очевидно, весьма удобно при обучении грамоте. Драгоне с Минушью это показалось занятным, и они с увлечением принялись рисовать каракули, шёпотом переговариваясь и хихикая.
Время было ограничено, и Рамут спешила, как могла. Всматриваясь в текст на чужом языке, она с удивлением обнаруживала, что понимает его: паучки и тут не подвели. За незнакомыми буквами проступал смысл, словно крошечный незримый переводчик сидел в мозгу Рамут. Достав записную книжку и карандаш, она принялась кратко набрасывать суть читаемого. В Еладии, видимо, врачебная наука была развита несколько лучше, чем в Воронецкой земле; в этих трудах Рамут нашла подробный перечень болезней, способы их лечения и рецепты целебных снадобий. Ещё старичок-смотритель принёс ей травник, ценный тем, что лекарственные растения были там весьма недурно нарисованы.
– Матушка, мы кушать хотим, – заныли девочки.
– Возьмите там, в корзинке, – рассеянно отозвалась Рамут, торопливо строча карандашом.
Она взяла с собой достаточно припасов: лепёшки с сыром, варёные яйца, морковь, яблоки и подслащённую мёдом воду. У неё самой от голода подвело живот, но она продолжала увлечённо работать, махнув рукой на позывы желудка. Понимая, что дочитать всё прямо на месте не получится, Рамут спросила разрешения взять книги с собой, чтобы поработать на дому.
– Я обязуюсь через две седмицы вернуть всё в целости и сохранности, – пообещала она. – А в залог оставлю это.
И она положила на стол кошелёк, в котором звякнуло золото. Старичок глянул на неё светлыми, лучисто-проницательными глазами, усмехнулся в усы, а денег не тронул.
– Забери назад, – сказал он. – Я и так знаю, что вернёшь. – И добавил с осенней усталостью во взоре: – Твои сородичи ведь на погибель нашу пришли – перебить нас хотят, чтоб себе землю расчистить... А ты людей – обречённых-то! – лечить собралась. И вот что я думаю: ежели среди вашего племени есть ещё такие, как ты, то для людей не всё потеряно.
– Как тебя звать, дедушка? – спросила Рамут, не зная, что ответить.
– Радояром меня кличут, – молвил тот. – Без малого пять десятков лет здесь служу.
О своём голоде Рамут вспомнила только в пути. Сидя на козлах колымаги, она жевала лепёшку, а перед глазами у неё всё стоял этот старичок-смотритель – весь лёгкий, будто бы из серебристого света сотканный.
Дома она уже с удобством продолжила изучать книги. Еда доставлялась ежедневно воинами полка, к которому Рамут была прикреплена в качестве врача, и о пропитании беспокоиться не приходилось. Дочки стали уже совсем самостоятельными девочками: жизнь у тёти Бени пошла им впрок. Зачастую не Рамут звала их обедать, а они, накрыв на стол, кричали:
– Матушка, кушать пора!
Рамут, встряхнувшись и протерев утомлённые чтением глаза, с улыбкой шла на зов:
– Да, засиделась я что-то за книжками...
Через четырнадцать дней на рабочем столе у неё лежали три пухлые тетради со сжатым изложением содержания изученных ею трудов. Изображения лекарственных растений из травника она также перерисовала себе, сопроводив каждое кратким описанием целебного действия. Снова отпросившись у тысячного, Рамут поехала в Зимград – возвращать книги в библиотеку.
В хранилище её встретил уже другой смотритель – долговязый, нескладный человек средних лет с суровыми, глубоко посаженными тёмными глазами и крупным, как птичий клюв, носом. Длиннополая одёжа болталась на нём, как на огородном пугале. Выслушав объяснения Рамут и приняв привезённые ею книги, он сказал:
– Уж не знаю, госпожа, кто тебе их дал, потому как старик Радояр помер. Прошлой весной ещё...
Рамут так и села, точно громом поражённая. Прошлой весной? Но ведь она явственно видела старичка, он влезал на вот эту лесенку – она, к слову, так и стояла на том же месте... И собственноручно выдавал ей книги, а дочкам – восковые дощечки. И Драгона с Минушью его тоже видели, без сомнения!
– Радояр всю жизнь отдал книгам, – сказал смотритель. – Видно, дух его не хочет покидать место, где он прослужил пятьдесят лет.
Немного оправившись от потрясения, Рамут спросила, нет ли в хранилище других врачебных трудов. Смотритель поискал, поискал, но вернулся с совсем небольшим уловом – единственным коротким свитком, посвящённым описанию операции по удалению глазного бельма. Написан он был каким-то еладийским учёным-путешественником, которого занесло в далёкую страну под названием Бхарат; автор поражался тому, как умело тамошние врачи выполняли это вмешательство. Он подробно записал его ход и приложил изображения инструментов. Изготавливались они, по его словам, из самой лучшей стали и оттачивались необычайно остро.
– А всё не так уж плохо, как показалось поначалу, – пробормотала Рамут. – Похоже, люди Яви кое-что всё-таки умеют.
Прочитав этот свиток, она попросила у смотрителя карту мира. Таковая нашлась, и Рамут узнала расположение обеих стран – Еладии и Бхарата. Первая находилась к западу от Воронецкой земли и лежала на маленьком изогнутом полуострове, а вторая – к юго-востоку. Страна, где искусно выполняли глазные операции, также занимала собой целый полуостров – огромный, треугольным клином выступающий в океан.
Она вернулась в Звениярское. Вук, как и прежде, занимался государственными делами в столице: он стал наместником Дамрад в Воронецкой земле. Семью он навещал редко, но Рамут по нему и не скучала. Обходя дворы, она говорила:
– Я врач. У вас есть больные? Я могу помочь.
Местный народ был настроен враждебно и настороженно. В одних дворах Рамут даже не пускали на порог, в других ограничивались коротким ответом:
