Ваше Сиятельство - 1 (иллюстрации) - Эрли Моури
— Боишься? — услышал я тихий, встревоженный шепот Айлин. — Ты откажись. Пожалуйста, откажись. Нет здесь никакого позора в твоем состоянии. Ты еще не выздоровел.
— Девочка моя, тихо… Мне нужно немного тишины, — сказал я, не открывая глаз. Отчего-то вспомнились самые первые минуты с Айлин, когда я только вживался в это тело. Тогда мне тоже очень требовалась тишина и покой, а она этого не понимала.
Я перенес внимание в чакру-манипуру, сосредоточившись на ее взаимодействии с эрминговыми потоками. Здесь скрывался ключ к моей магической энергетике. Она тоже нужна в новом шаблоне, но не была главной. В моем случае все же важна не энергетика, а скорость восприятия и способность предвидеть каждое движение противника. Вот здесь я обратился к двум верхним центрам: Аджне и Сахасраре. В шаблоне, который я пытался сейчас наспех собрать, правильнее было бы называть эти центры на лемурийском, только я привык к санскриту и пусть останется так. До окончания урока я успел кое-что сконструировать. Назвал новый, очень сырой шаблон «Усы Тигра» — не пришло в голову ничего точнее.
— Идешь, Елочка? — с насмешкой спросил меня Лужин, собирая книги в заплечную сумку.
Я лишь холодно глянул на него и направился к выходу из класса, слыша, как вокруг графа Сухрова собирается команда его почитателей. Уже за дверью меня неожиданно нагнала Ольга Ковалевская:
— Я пойду с вами. Хочу посмотреть, — она кокетливо вскинула бровь и добавила. — Болеть буду за тебя.
— Спасибо, Оль, — сдержанно отозвался я. — Можешь исполнить мою просьбу?
— Какую еще просьбу? — она шла по левую руку от меня, справа находилась очень встревоженная госпожа Синицына.
— Пожалуйста, держись вместе с Айлин, чтобы она не чувствовала себя одинокой, пока я буду занят с Еграмом, — я свернул к лестнице, слыша со спины гомон голосов, сопровождавших Сухрова.
— Надо же какой заботливый. Ладно, поддержу твою Айлин. Против нее я ничего не имею, — каблучки княгини застучали по лестнице. — А против Сухрова имею — еще та сволочь. Жаль, что у тебя нет шансов набить ему физиономию.
— Посмотрим, — отозвался я.
С некоторых пор у меня сложилось правило: непосредственно перед боем не думать о его исходе — не важно на чьей стороне сила. Сейчас имеет значение лишь сам поединок, и каков бы не был результат, я должен выложится. А там, как позволят боги. Артемида… При мысли о ней, мне стало любопытно, увидит ли происходящее Небесная Охотница? И когда она вообще проявит себя? Когда предстанет передо мной в земном теле? А не поможет ли она мне, если помолиться ей перед боем? Но последнее я сразу отверг. Возможно, отказ от помощи богов кто-то сочтет за гордыню, но дело не в ней. Дело в том, что я сам принял игру именно в эту жизнь и сам сыграю ее с достоинством, опираясь на собственные силы. Если Небесная соизволит помочь — это ее право и ее игра, а я иду своей дорогой и будь, что будет.
Поглощенный своими мыслями я не заметил, как мы покинули школьный двор и углубились в проулок, выводивший к пустырю. Это место часто использовали для сходок и поединков, но оно имело серьезный недостаток: сюда нередко заглядывала полиция и кто-нибудь из администрации школы, а в нашей школе такие мероприятия, мягко говоря, не приветствовались. Из-за подобных стычек только за последние годы четверо ребят стали инвалидами, и двое погибли. Да, бывало и такое — бой до смерти.
Отодвинув доски в проломе забора, я пропустил вперед Айлин. С княгиней Ковалевской вышло сложнее: ее роскошное синее платье, явно не предназначенное для таких похождений, зацепилось за гвозди и надорвалось.
— Граф Елецкий! — с фальшивым возмущением сказала Ольга, наконец оказавшись по ту сторону забора, — с вас новое платье! Теперь я как оборванка. Надо же было повести меня через эту дыру! Ты же прекрасно знаешь: дальше через двести шагов есть калитка!
— Платье, так платье, — отозвался я, подходя к доске, лежавшей на перевернутых ящиках. — Как пожелаете, ваше сиятельство.
Положил на траву сумку с учебниками и снял сюртук.
— Саш!.. — Айлин влажными глазами смотрела на меня.
— Да, дорогая, — я начал расстегивать рубашку. — Чего ты?
Послышались задорные голоса приятелей Сухрова — они тоже пролазили по одному в дыру в заборе.
— Ты что-то хотела сказать? — я подошел к Синицыной и усадил ее на доску рядом с Ковалевской, которая вытащила из розовой пачки тонкую, очень длинную сигарету и прикурила.
— Ничего, — Айлин закрыла лицо руками и заплакала. — Это все из-за меня! Причитала она! Из-за моей новой прически и цвета волос!
— Айлин! — я сел перед ней на корточки. — Не говори глупости! Ты здесь совсем не причем. Все это из-за Сухрова и его шестерок. Из-за того, что они привыкли ни с кем не считаться, задевать и оскорблять всех подряд!
— Успокойся в самом деле, — сказала Ковалевская, выдохнув облачко серебристого дыма. — Ты здесь точно не причем.
Я заметил, как кто-то из пробравшихся на пустырь откололся от приятелей графа Сухрова и идет к нам. И то, что я увидел, меня порадовало: к нам шел Рамил Адашев. Меня волновало вовсе не сколько человек окажется на моей стороне, а тот обнадеживающий факт, что Синицына не останется одинока. Если со мной случиться что-то скверное, то ей будет хоть какая-то поддержка.
— Спасибо, что пришел, — поблагодарил я его и хлопнул по плечу. — Рамил, очень попрошу, пригляди за Айлин. Поддержи, если что. Да, кстати, у меня там в кармане сигареты — бери, кури если хочешь. А я чуть разомнусь — это важно.
С этими словами я отошел к краю вытоптанной площадки и начал упражнения, тянущие, разогревающие мышцы. Сухров не разминался. Он обычно этого не делал, переполненный уверенностью и считая подготовку к поединку чем-то мелочным, этакой суетой ниже его достоинства.
Делая разминку, я запусти шаблон «Усы Тигра», старясь почувствовать изменения и понять его особенности. Как ни странно, заготовка, сляпанная кое-как в спешке, работала. Я почувствовал большую легкость и подвижность рук и ног. Даже боли в мышцах и животе как-то притупились.
— Эй, Елочка, ты готов? Или может стать на колени, извинишься и пойдешь к мамочке? — подойдя ко мне, полюбопытствовал Лужин.
— Извиняться будет твой хозяин — Сухров, — я поднял голову, оставаясь в глубоком наклоне. — Еще три минутки и можно начинать.
— Имей в виду, мы не знаем, что за фокус ты выкинул утром в классе, но он никому не понравился. Если ты будешь драться нечестно, используешь что-то подобное, мы тебя расстреляем из остробоя, — грозно прошипел он и пошел к своим.
Вот последние его слова меня весьма растревожили. Остробоем здесь называли механическое устройство, использующее силу туго скрученных пружин и стреляющее конусами из черной бронзы или стали — дротиками, небольшими с палец величиной. Хороший остробой гражданского образца имел приличную убойную силу — вполне пробивал толстую кожаную броню. Человека мог серьезно ранить и покалечить. В гражданских осторбоях использовали затупленные дротики меньшего веса и заряды с сильным транквилизатором. После угрозы Лужина у меня всплыли весьма неприятные мысли: «А вдруг кто-то из ребяток Сухрова решит, что я дерусь нечестно, использую магию? Этак самовольно решит. Или, к примеру, если Сухров будет проигрывать, что им мешает приписать мне нарушение правил и всадить в меня пару дротиков?». Но ладно, уже ничего не изменишь. Обговаривать с ними правила боя — дело бесполезное, потому как моя группа поддержки слишком мала, и не сможет оказать влияния в споре с ними, если дружки Сухрова сорвутся в беспредел.
Еграм, раздетый по пояс, шел ко мне, сияя самодовольной улыбкой, поигрывая крепкими мышцами.
— Елочка, давай, решай, до каких пор будет поединок, — насмешливо начал он, — до третьей крови или до счета семь? Убивать тебя я, разумеется, пока не хочу. Мама у тебя слишком говнистая — раздует потом проблему.
При словах о матери мои кулаки так и сжались. Одновременно я понимал, что позлить меня — одна из его задач.
Граф
