Ваше Сиятельство - 1 (иллюстрации) - Эрли Моури
— Двадцать второе на твое счастье воскресенье, — вытирая кровь с губ, высчитал граф Сухров. — Так что через три — двадцать третьего. И ни днем позже!
К нам уже подошло трое полицейских: корнет с двумя крошечными молниями на синем погоне и два приказных с тяжелыми, многозарядными пистолетами.
— Что у вас происходило, господа нехорошие? — негромко, но едко полюбопытствовал корнет. Глядя на меня, он не без оснований полагал, что именно я — главная причина разбитой физиономии Сухрова.
— Да ничего собственно. Размялись немного, — ответил я, поглядывая на Сухрова. Сейчас очень многое зависело от того, что скажет Еграм: не выкатит ли мне какие-либо претензии при стражах порядка.
— Я — княгиня Ковалевская, — вступила в разговор Ольга, небрежно показав золотой жетон. — Думаю, господа полицейские, ваше важное внимание здесь будет лишним. Мальчики просто тренируются. Они — наши воины, защитники. Им скоро в военную академию поступать, вот пробуют силы.
— Жетон, быстро, — бросил Сухров Лужину, и тот побежал к перевернутым ящикам, где лежат вещи графа. Сам же Еграм, повернувшись к корнету, подтвердил слова княгини: — Да, ничего. Нормально все. Показывали друг другу боевые приемы. Вот я неудачно упал. Можете дальше лететь по своим делам.
— Ясно, дворянство развлекается. Все-таки сначала все без исключения должны подтвердить личности, — поглядывая на Ковалевскую с явным мужским любопытством, полицейский смягчился.
— Барон Адашев, — Рамил блеснул родовым жетоном, достав из нагрудного кармана.
— Виконт Павел Адамов, — представился приятель Сухрова, звякнув цепочкой с бронзовым медальном.
Следом, недовольно ворча, представился Подамский.
Я хотел было сходить за своей одеждой и тоже явить жетон, но Айлин — быстрая и догадливая, уже подбежала ко мне с ним. Даже рубашку принесла.
— Граф Елецкий Александр Петрович, — сказал я, показав медальон и принялся надевать рубашку — было прохладно даже для конца апреля.
— А вы, сударыня, кем будете, — цепкий взгляд корнета остановился на Синицыной.
Повисла неловкая, короткая к счастью пауза. И я сказал, не давая Айлин заговорить первой:
— Она моя жена, Айлин, — обнял ее и, памятуя о том, что по кодексу чести дворянин не должен лгать, добавил едва слышным шепотом: — Скоро ей станет.
Теперь пауза стала долгой. Айлин, подняв голову, изумленно смотрела на меня. Сухров усмехнулся, кривя красные от крови губы. Ковалевская прикрыла рот ладошкой и отвернулась.
— Вам, ваше сиятельство, точно не нужна никакая помощь? Может, желаете что-то заявить? — обратился полицейский корнет к графу Сухрову.
— Нет, — холодно отозвался он и направился к перевернутым ящикам.
Как-то так вышло, что Лужин выпал из внимания полицейских — а его семья не входила в число дворянских родов. Парню немного повело. Стражи порядка направились к летающей машине, никого и не прихватив с собой.
Полицейские отошли достаточно далеко, и Ковалевская больше не сдерживала смех:
— Боги! Что происходит⁈ Надо же, она — жена графа Елецкого! Завтра весь класс будет валяться от хохота!
— Спасибо тебе, Саш, — Айлин обняла меня и поцеловала в губы и осторожно, пальчиком коснулась щеки: — У тебя снова синяк. Наверное, очень большой будет. И вот еще две ссадины.
— Оль, а что здесь такого смешного? — накинув сюртук, я тоже потрогал щеку, поморщившись от боли. — Разве так не стоило немного соврать, чтобы спасти мою лучшую подругу от неприятного путешествия в участок? Может быть я действительно женюсь на Айлин.
— И тогда, очень даже может быть, опустишь свой род с графского до виконтов или вовсе баронов, — перестав смеяться сказала она. — Ты должен думать не только о себе, но хотя бы еще о своей маме и будущем благополучии рода.
— Саш, давай, я побегу уже — надо попасть к обеду к отцу на службу, — Рамил на прощание, хлопнул меня по плечу и, отходя, признал: — Не думал, что ты такой! Слава Перуну, красиво ты его уделал! Теперь Елецкий — гора школы!
— Ну, ну, давай только поскромнее с определениями, — рассмеялся я.
А Рамил, приближаясь к пролому в заборе, громко крикнул:
— Елецкий — гора школы! Слава графу Елецкому!
Смелый поступок с его стороны. Очень смелый. Граф Сухров и те, что стояли возле него, аж вздрогнули и повернулись к Рамилу, который пролез в пролом и исчез по ту сторону забора.
— Слава графу Елецкому! — повторила княгиня. Рассмеявшись, ткнула меня пальцем в бок: — Какой же ты интересный стал, Сашенька, — потом добавила, когда я поднял сумки с учебниками: — Возле школы меня ждет эрмик, — Могу вас подвезти, в пределах Елисеевского района, молодожены как-никак, — последние слова она произнесла с явной насмешкой.
Эрмиками мы называли эрмимобили — колесные машины, использующие в качестве источника энергии эрминговые потоки, по сути устройства наполовину механические, наполовину магические.
Прежде чем ответить, я заметил, как госпожа Синицына покачала головой. Она явно не хотела ехать с Ковалевской.
— Нет, Оль, спасибо, мы прогуляемся немного пешком. Следующий раз буду рад такому предложению, — ответил я.
Выбравшись с пустыря, мы возвращались к школе. Сухров со своими шестерками шли позади нас шагах в двухстах, и чувствовалось неприятное напряжение.
— Саш, я хочу сказать кое-что важное… — Айлин, искоса глянула на княгиню и замедлила шаг.
— Ну так, говори, — отозвался я, доставая из кармана пачку сигарет.
— Может я мешаю? Могу отойти, — Ковалевская поправила разорванное платье, постоянно съезжавшее с плеча.
— Нет, я хочу сказать это при вас, ваше сиятельство, — отозвалась Синицына в этот раз зачем-то подчеркнув дворянское происхождение Ольги, хотя обычно в классе мы общались на «ты», не делая акцента на чей-либо титул. — Саш, я понимаю, что никогда не стану твоей женой. Твоя мама этого ни за что не допустит, и сама я не захочу создавать тебе такие проблемы. Но я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной. Хочу, чтобы именно ты… Сегодня… — она остановилась, держа меня за руку и глядя в глаза.
— Ну вы даете! Айлин, ты что сейчас такое говоришь? Зачем это потребовалось именно при мне⁈ — возмутилась Ковалевская. — Хорошо, что ты понимаешь, что не можешь быть Саше парой, но не нужно выставлять ваши отношения напоказ перед всеми.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, — ответила Синицына.
— Да ты меня не обидела. Мне-то что? Молодожены, черт вас! — княгиня явно проняли слова Айлин.
А я стоял, наблюдая с тревогой за приближением хромающего Сухрова и его приятелей, и не знал, что ответить Айлин, да и Ковалевской. Какие слова произнести в этой неловкой ситуации?
— В общем, вы тут сам, без меня, — решила Ольга. Задержав на мне взгляд синих, рассерженных глаз, напомнила: — С тебя, Елецкий, платье. Я не шучу. Будешь выбирать его только в моем присутствии. Можно в это воскресенье. Как надумаешь — скинь сообщение на мой терминал. Иначе я рассержусь.
Вот это поворот. Два поворота с переворотом. Я даже забыл прикурить.
Мы с Айлин стояли в молчании. Я то смотрел вслед Ольге, быстро уходившей в сторону школы, то на госпожу Синицыну, и думал: действительно, зачем она так при Ковалевской? Айлин на самом деле желает того, что произнесла? Или хотела показать княгине, что у нас с ней теперь гораздо более чем просто дружба? Эх, странные женские штучки — в них всегда эмоций гораздо больше, чем логики. А Ковалевская, она… Она на самом деле приревновала? При ее высокомерии по отношению ко мне, никогда прежде я даже не думал о встрече с ней в выходной, а тут сама напрашивается. Конечно, платье — это лишь повод. Ничто не мешало ей заказать новое в летающем магазине — уже бы доставили прямо к ее ножкам.
— Она, видите ли, не шутит… — вдруг сказала Айлин, глядя в след княгине. — Я тоже не шучу, Саш.
Жутко хромающий граф Сухров и вся его шайка подошли к нам совсем близко, и я, взяв Айрин под руку, поспешил в сторону школы.
— Саш, почему ты молчишь? Тебе безразлично, что я сказала? — продолжила Синицына, быстро перебирая ножками рядом со мной.
— Конечно же нет. Меня это очень тронуло. Просто не знал, что ответить. Если ты все это сказала именно для Ольги, то зря так, — я наконец прикурил, неловко придерживая сигарету правой рукой. Ладонь распухла и ощутимо ныла — расплата за удар Сухрову в челюсть. Пара зубов у него, наверное, вылетела — сплевывал он не только кровь.
— Для нее тоже. Но прежде всего для тебя. Скажи правду, ты хочешь
