Волчья балка - Виктор Иванович Мережко
— Получится. Мне дороже семейный покой, чем какая-то собачья белиберда!
Чабан Бату очнулся, когда солнце уже полоснуло ярким огненным лучом по глазам, полежал какое-то время неподвижно, пытаясь почувствовать покалеченное тело, прислушался к звонкому птичьему щебетанью, посвистыванию сусликов, шуршанию ящериц, попробовал поднять правую руку, она не слушалась. С трудом подтянул левую ладонь к лицу, протер окровавленную болезненную кожу, застонал.
Кое-как калмык выгребся из-под наваленных на него веток и бурьяна, какое-то время полз на коленях, пока не выбрался из ямы.
Утренний зной уже набирал силу, запекшаяся за ночь кровь стала медленно расплываться по лицу, заволакивать глаза, заползать в рот.
Бату поднялся в рост, с трудом удержался на ногах, огляделся. Серая, выгоревшая степь тянулась до самого горизонта, и лишь вдали неровным, колышущимся маревом виднелись очертания ближайшего селения.
Чабан постоял какое-то время, собираясь с силами, сделал пару шагов, чуть не завалился в глинистую канаву, но устоял и подкашивающимися ногами побрел в сторону расплывчатых крыш…
…Шагал, падал, поднимался. Пару раз его заносило в неглубокие балки, он отлеживался в застывшей легкой прохладе кустарников, в какой-то момент хотелось смириться, остаться так лежать, отдавшись воле судьбы и разламывающей все тело боли, но калмык снова и снова карабкался наверх и из последних сил тащился дальше…
…Возле крайнего двора, окруженного невысоким плетнем, в полном бессилии остановился, попытался добраться до приоткрытой калиточки, но в последний момент его сильно повело в сторону, попытался ухватиться за заборчик и тут же рухнул на пыльную, разогретую солнцем дорогу.
Проснулся Гуляев от того, что в дверь его общежитской комнаты кто-то беспардонно колотил, похоже, кулаком. Мельком покосился на будильник, который показывал шесть утра, крикнул, не вставая с постели:
— Кто?.. Дрыхну еще!
— Просыпайся, Гришка! — прокричал в ответ мужской голос. — С «Волчьей балки» не могут дозвониться!
— Кто не может?
— Твои напарники! Подъем!
Гуляев сбросил ноги на прохладный дощатый пол, полусонно доковылял до двери. Провернул ключ, увидел перед собой Серегу Филонова, одетого в недавно купленный спортивный костюм.
— А что стряслось?
— Включи мобилу, узнаешь! — ответил Серега, намереваясь уйти.
— Блин, у меня же вечерняя смена!
— «Наша служба и опасна, и трудна»! — прогудел сосед. — Меня попросили, я выполнил. — И крикнул мелькнувшей в длинном коридоре молодой жене, также одетой по-спортивному: — Тась, не забудь прихватить казанок для ухи!.. И Николая поторопи, иначе без него уедем!
— Николай уже во дворе!.. Сам не задерживайся!
Григорий вернулся в комнату, отчаянно зевая и почесываясь, включил мобильник, поднес его к уху. Подождал, пока связь восстановится, недовольно спросил:
— Стас, привет… Ты, что ли, звонил?
— Все звонили, — ответил Кулаков. — Ты где?
— А где я могу быть?.. В общаге!
— Давай, фуражку на бо́шку, ноги на погоны, сирену на полный рёв, и чтоб через час в «Балке». Постарайся прибыть до высокого начальства.
— А что… что у вас?.. Можешь в двух словах?
— Три трупа, двое раненых. Этого хватит?
— А из-за чего?
— Тебе информацию по почте или лучше в устном пересказе?
— Наши все целы?
— Степаныча цепануло, но не смертельно. Остальное при встрече.
Гуляев бросил трубку, от секундной растерянности заметался по комнате, хватая на ходу всё, что попадалось под руки — от верхней одежды до ботинок, затем выскочил в коридор, заперся в душевой, наскоро облил себя теплой водой, обмотался до пояса широким махровым полотенцем, вернулся в комнату, сел на кровать, натягивая брюки…
…«Фордешник» стоял во дворе общежития, прилично уже прожаренный ранним солнечным пеклом. Григорий распахнул дверцу, забросил в багажник всю полагающуюся амуницию — рацию, зарядку к ней, ручной громкоговоритель, теплую тужурку; услышал телефонную трель.
— Слушаю.
— Гуляев?.. Это Полежаев Аркадий Борисович.
— Здравия желаю, товарищ майор.
— Ты уже в курсе «Волчьей балки»?
— Как раз туда выезжаю.
— Оцени обстановку, потом мне доложишь.
— Сами не приедете?
— Мне не по чину. Туда уже направилось более высокое начальство.
— Можете подсказать что-нибудь предварительное, Аркадий Борисович?
— Только одно. Не задавать больше идиотских вопросов по телефону.
— Понял, товарищ майор. Извиняюсь, больше не буду.
Старший лейтенант бросил аппарат на сиденье, нырнул за руль, включил проблесковые маячки. К нему скорым шагом подбежал Серега Филонов.
— Ну, чего там у вас?
— «Мурзилка»!.. «Веселые картинки»!
— Криминал?
— Вечером, после рыбалки. Оставьте для меня тарелочку!
Гуляев легко и привычно выкатился со двора и понесся по улице в сторону широченного проспекта, оглашая окрестности диковатым воем ментовской сирены.
После ночных событий, с началом дня пост ГАИ «Волчья балка» смотрелся жутковато, пугающе заброшенно. Все еще дымилась сгоревшая до черных бревен пристройка, служебный домик скалился выбитыми стеклами окон, под его стенами лежали, накрытые брезентом, тела сгоревших и убитого, задержанный трейлер загнали почти на середину двора, и смотрелся он как-то зловеще и потерянно.
Капитан сидел на ступеньках дома, придерживал саднившую перебинтованную руку, поглядывал на своих помощников — на Игоря Лыкова и Стаса Кулакова, устало и озлобленно подгонявших притормаживающий в любопытстве транспорт.
Через открытую дверь была видна покореженная и разбросанная по комнате мебель, среди этого хлама одиноко дремал на стуле Мансур в наручниках. Время от времени он приходил в себя, бессмысленно озирался и снова впадал в вязкий сон.
Зазвонил мобильник. Капитан здоровой рукой взял аппарат, включил связь, поднес к уху.
— Слушаю.
— Бурлаков? — спросил командный голос.
— Так точно.
— Нормально слышно?
— Слышно.
— Минут через пятнадцать будем.
— Ждем, товарищ полковник.
Капитан положил телефон рядом, махнул повернувшемуся в его сторону Кулакову.
